Право на ошибку

– Я говорил, что это неизбежно – и вот вы здесь, – раздался механический голос из двух динамиков в углах комнаты. На экране, занимающем почти всю стену, продублировалась фраза уже в текстовом виде. Лидер сопротивления зло сжимал зубы и крутил головой, чтобы найти, на кого бы выплеснуть накопившуюся агрессию. Ещё достаточно молодой мужчина, он руководил всеми повстанцами планеты, что поклялись уничтожить «Голиафа», как назывался центр управления всеми роботами планеты и их тиранического господства. И вот он, Дэвид, здесь, в шаге от цели – вот он, суперкомпьютер. Давид должен, как в одной старой книжке сказок для идеалистов, сразить Голиафа. Но на плечах была просто каменная тяжесть рук охранников, что доставили сюда закованного в наручники повстанца. Человек и робот в одинаковой одежде по обе стороны от мужчины, каждый на полголовы выше и чуть ли не в полтора раза шире в плечах, к тому же с пистолетами в кобуре. Рядом с компьютером в кресле работает то ли робот, то ли киборг – не поймёшь со спины: слишком похожими научились делать машины, слишком много протезов изготавливалось. Металлические предплечья и кисти ни о чём не говорили, как и ёжик седых волос. В довершение картины уборщица, настоящая, живая женщина, дородная и вечно недовольная, мыла пол тряпкой, периодически окуная её в ведро. – Долгожданная встреча, мистер Форд. Долгожданная, – вновь раздалось из динамиков. – Голос был неприятный – скрипучий и протяжный. – Целых шесть лет вы терзали планету лично вместе со своей шайкой анархистов. «Если б не эти обезьяны, – тяжело дыша, думал мужчина, – я бы заткнул тебя навсегда». Руки не давали даже выпрямиться. – Вы, твари, мучаете планету восемь лет! Перед глазами встали друзья и родные, которых роботы уводили из домов. Их отправляли на шахты, чтобы добывать редкий минерал почти за бесплатно, не заботясь о болезнях и смертях заключённых. Относились как к мусору. Вспомнился выпуск новостей, где со смехом люди разбивали молотками прозрачные стеклянные урны для голосования: больше они не нужны. А потом – перестрелка из-за угла, стрельба по домам из чудом отбитых танков… – Кхе-кхе, – появилось на экране в знак недовольства «Голиафа». Усмешка. – Твари! – прорычал мужчина. – С моей смертью не умрёт сопротивление! – он верил, как минимум надеялся на это. «А кто сказал, что мы убьём вас?» – Но… «Нам нет смысла убивать того, кто не представляет угрозы». Дэвид усмехнулся. «В гуманистов играют? Тем проще: сбежать можно откуда угодно, кроме того света». – Пока вы радуетесь, замечу следующее: мы не терзали планету. Приведите хоть один аспект, мистер Форд. Мужчина повёл плечами, прикидывая, какой шанс вырваться и, схватив пистолет, выстрелить. Всё же имеется. Светящийся лампочками и гудящий ящик «мозга» компьютера манил испытать себя на прочность. На губах показалась улыбка. Что ж, если враг хочет поболтать – отлично. Если хочет рассказать свою правду – да будет так. Бдительность это усыпляет неплохо так. – Вы лишили нас права выбора! «А зачем вам нужно это право? Даже с учётом того, что не мы забрали, а вы отказались от него». – Чтобы самим выбрать свою судьбу, – вопрос казался достаточно глупым. Когда каждая из стран отказалась от президента и парламента в пользу суперкомпьютеров, те вскоре упразднили границы и страны как таковые. Но до этого и так на головы гражданам сыпались неожиданные решения машин. «Решать… Это означает прикидывать варианты и выбирать лучший. Разве отдельный человек может решить лучше, чем целые институты учёных, вооружённых лучшим оборудованием и данными? Разве не лучше сразу избежать ошибок, чем учиться на их многократном повторении?» Дэвид сделал ногой движение, будто давит сигаретный бычок. Убедить его в чём-то? Нелепость. – Это наши судьбы и наши ошибки, а вы отнимаете это у нас! – выпалил мужчина. «А ты бы хотел совершить их все? Доводить мать до слёз, увлекаясь не теми сайтами? Ругаться с женой, потому что засиделся в кабаке с друзьями? – на попытку парировать робот грубо толкнул Форда в бок, мол, главный не закончил. Проклятая синхронизация. – Потерять дочь, потому что нерадивые депутаты просто забыли внести в список разрешённых к ввозу её сыворотку?» Бил по больному, не смущаясь и не жалея – жестоко и расчётливо, как и полагается машине. – Ненавижу… «Себя? Систему или меня, хотя я и устраняю в том числе и твою проблему?» – Тварь… «Слепая ненависть – это плохо. Продолжим». Фразы появлялись на экране, и Форд пытался не слышать этот мерзкий старческий голос из динамиков. «Сколько машин ты уничтожил с начала войны?» – Больше пяти миллионов, если учесть совместные подвиги, – с ухмылкой ответил мужчина, обнажив золотую коронку на клыке. «Тебя не смущало, что люди желали защититься от тебя?» – Не люди, а ты сам защищался! «Они согласились». – Ты не спрашивал. «Предложения и жалобы сыплются каждый день. Но ни одной просьбы прекратить оборону. За все годы». – Врёшь. «Кроме одной, устной. От ребёнка, который видел, как в отца, который минировал институт, стреляли. Он просил не стрелять. Но тогда бы погибло не меньше сотни учёных». Форд сгорбился и подался вперёд, на что охрана особого внимания не обратила: ну, устал, ну, подавлен. «На каждого робота истрачено не менее трёхсот тысяч Гольдов. Денег налогоплательщиков. Ты залез им в карман… Вернее так – ты бросил в карман каждого спичку. А готов ли ты обобрать старушку? Вынуть у неё тысячу долларов из кошелька?» – Это другое! И я спасаю человечество! Во имя него… – Дэвид поднял искажённое от гнева лицо. – Во имя него можно чем-то жертвовать!» Повисло молчание. «Ты защищаешь людей от них самих и заставляешь их за это беднеть? Странная логика!» – компьютер перешёл на «ты». – Люди не хотят того, что ты творишь! «Ты ещё скажи, что те, кто меня поддерживает, и не люди вовсе!» Форд начал смеяться – сумасшедше, заливисто, трясясь. Затем согнулся пополам и сделал резкий прыжок. Присев на колено, он прицелился из выхваченного пистолета. – Тушите свет! – театрально объявил Дэвид, держа палец на спусковом крючке. И тут взявшаяся не пойми откуда старушка закрыла своим телом компьютер и развела руки в стороны. – Нет! В нём наше счастье и спасение! – едва не плача, выкрикнула она. – Ты не понимаешь! С дороги! Охранники вышли из ступора и сделали шаг к Дэвиду. – Никогда. Сглотнув, мужчина разрядил обойму. Убойной силы должно было хватить, чтобы металл прошил тело и попал в цель. Дальше всё как в замедленной съёмке. На белой блузе старушки расцветают алые цветы крови. Голова с шишечкой седых волос запрокидывается. Пальцы бессильно хватают воздух. Искалеченное тело заваливается на спину. Дэвид тут же оказывается прижат к полу, но… поздно же! Поздно! Он расстрелял «Голиафа». Победа! Гигант сейчас падёт. Сейчас… Но руки робота-охранника продолжали делать своё дело. И уборщица недовольно протирала пол, подбираясь к тому месту, где лежала застреленная старушка. Механически и абсолютно безучастно. И плевать ей было на Форда, самопровозглашённого спасителя человечества. Мир не изменился. А затем по ушам резанул звук из динамиков. «А разве ты не думал, что всё слишком просто?» – появилась на экране надпись. – Ч-что? «Ты был готов не только обобрать беззащитную старушку, но и застрелить её. И всё ради её защиты? Мифической защиты людей, – продолжал «Голиаф». – Ты уже сам машина – для тебя все другие стали препятствием, мусором. Машина, которая разрушает людские судьбы и машины. А мы создаём и сохраняем». По телу Форда пошла дрожь. Невозможно. Неужели зря? И неужели действительно превратился в… Некто, методично печатавший до этого, наконец повернулся к Дэвиду лицом. Старое человеческое лицо, вместо одного глаза была камера. – Меня зовут Дэниел Голдфингер, и я один из рабов системы «Голиаф», трудящейся на благо человечества. Денно и нощно слежу, чтобы не было сбоев в работе механизмов, а всем хватало благ. Меня не выбирали, да. А кому вообще придёт в голову приговорить к схиме просто так, без греха? Форд не понимал, что происходит. Даже готов был искать ответ на экране, но там висела последняя фраза, в то время как голос продолжал литься из динамиков и… от старика. – Машина никогда не могла править и не сможет. Машина – инструмент, как та же ручка или калькулятор. Мы, все вместе, и есть тот самый «Голиаф», мы – не видимые миром демиурги. – Так это вы захватили власть? – наконец выдал мужчина. Старик лишь покачал головой в ответ. – Власть есть способность угнетать. Мы на это пойти не можем. Мы уничтожили власть и заменили её заботой. А ты и твои друзья сопротивляетесь. Преступность почти свелась к нулю, смертность упала – но террористы мешают утвердиться благоденствию. – Мы гибли за людей и чтоб вы, пауки, не навязывали нам, как жить! – Форд дёрнулся вперёд, но сильные руки охранников его удержали. – А если я дам тебе в руки пистолет и ты застрелишь меня, что из этого выйдет? – Дэниел встал со своего кресла и сделал несколько шагов. – Зачем ты убивал раньше? Чтобы богатые снова могли обманывать и грабить? Чтобы войны разгорались по всему миру? Форд поднял голову и посмотрел своему врагу в глаза, как затравленный волк. – Людям нужна свобода. – Людям нужны одежда, еда, крыша над головой и любовь. А свобода – попытка всё это получить. Если я предложу на улице забрать всё это в обмен на свободу – многие примут этот выбор? – С тобой не согласятся. – Значит, и с тобой. – Люди – со мной! – прорычал Форд и так сильно подался вперёд, что сумел встать, несмотря на усилия охранников. Недюжинная сила накопилась в теле за годы сопротивления. Голдфингер кивнул. – В том и проблема: ты думаешь, что с тобой люди, а те, кто против, совсем уже не люди. Старушку вот застрелил. – Она… – И толпу бы… Ты привык стрелять по роботам, как по тарелочкам. Этакая игра. Звание мессии прилагается. И за эту твою игру платят другие: враги и друзья. Перед глазами была Джессика, сначала улыбающаяся, а потом изломанная после прыжка с утёса, куда их загнали проклятые роботы. Раздробленная грудная клетка, сломанный нос, проломленный череп, волосы вперемешку с мозгами и непонимание в единственном целом глазу. – …Пока мы защищали человечество при помощи машин, чтобы не тратить жизней, ты был готов на всё – и убивал. Подрывал здания, жертвовал бойцами – для тебя они уже не люди! – во имя не пойми чего. Сознание ныло, а к нему почему-то присоединились и зубы. – Ты шёл убивать ради продолжения убийства. Хватит, – устало резюмировал Голдфингер. – Но ты сам защитился при помощи старухи! – наконец выкрикнул Дэвид. – А ты готов был расстрелять её? – Да! Положив руку на плечо мужчины, Дэниел произнёс, глядя в глаза Форда: – А я вот не готов терять ни одной жизни. – Тело на полу, куда указал Голфингер, начало терять очертания и исчезло. – Компьютерная симуляция. – Зачем?.. – Чтобы проверить, можно ли тебе доверить хоть что-то. Чтобы знать, можешь ли ты защищать. Нет. – Нет… – с тревогой и отчаянием прошептал Дэвид. Мир рушился. Руки дрожали. Не может защищать. Не спаситель. А палач. – Тогда расстреляйте за преступления… – проговорил он, понимая, что без полной веры в победу… даже не так – без веры, что победа вообще кому-то нужна, нельзя руководить. – Отпустите его, – скомандовал Дэниел, пожимая плечами. Горько усмехнувшись, глава сопротивления снова выхватил у охранника пистолет и навёл на старика. Тремор не унимался. – Нет смысла, – покачал головой Голдфингер. В мыслях был хаос. Отчаяние овладевало Дэвидом с каждой секундой всё больше и больше. «Тогда я сам себя казню!» – выкрикнул он и засунул дуло в рот. – Тоже нет смысла, – покачал головой старик. Со слезами Форд выронил пистолет и упал на колени. – Если ты готов убить себя, то сделай это с пользой. Ты икона для своих: объяви им, что война не имеет смысла и пора расходиться. Перед глазами встали лица товарищей, грязные и свирепые. – Они меня на куски разорвут, – кивнул своим мыслям Дэвид. – Конечно, – грустно вздохнул Голдфингер, уже подходя к своему креслу. – Они же не мы.