Провальные

Эшли ослабляет удушающую петлю галстука и нервно стучит пальцами по прохладной стене. Едва сдерживается от желания вновь вдавить кнопку вызова лифта, хотя повода нет — он никуда не спешит, можно и подождать. Но Эшли ждать не хочет и всё же с силой жмет на кнопку в каком-то исступлении. Он снова поддается воспоминаниям, снова позволяет себе раскисать лишь от того, что увидел Мелиссу в компании какого-то мужика. Она имеет право, Эш ей больше никто. Но почему же так плохо? Почему душу выедает червячок сомнения, вопящий: «А что, если бы»? Когда его сожаления о содеянном успели выйти на такой уровень, что хочется нажраться и оставаться в забытье до конца этой гребанной жизни? Эшли не понимает, когда всё зашло так далеко: начиная с его отношения к ней, заканчивая чувством вины и неудовлетворенности. «А что, если бы», как опытный охотник, загоняющий добычу до смерти, видимо, будет преследовать его до конца жизни. Створки лифта наконец-то размыкаются, и Эш облегченно выдыхает. Он решает, что выпьет немедленно и плевать, что середина рабочей недели, плевать, что сестра его уже хочет тащить в больницу, чтобы избавить от алкоголизма, который, по ее словам, быстро прогрессирует, плевать, что у него в квартире осталась последняя бутылка виски сомнительного качества, которую пить опасно для здоровья. Пле-вать. Эшли делает шаг внутрь лифта и уже нажимает на кнопку нужного ему этажа, как слышит пронзительный крик-просьбу. Он останавливает закрывающиеся створки, и в лифт влетает девушка, нервно выдохнув слова благодарности. Отбросив рыжие волосы от лица, она поднимает глаза на Эшли и столбенеет. Несколько секунд шока — и она начинает суетиться и даже делает попытку выскользнуть из лифта, хотя недавно делала всё, чтобы попасть в него. Но, к ее сожалению, Эш сразу же после того, как она зашла, нажимает на кнопку и, поудобнее перехватив портфель с документами, начал искать в кармане пальто сигареты. — Пятый этаж, не так ли? — тихо бросает он в пустоту, выуживая пустую пачку и удивленно глядя на нее. Он же только утром ее купил. — Д-да, — сконфуженно отвечает Мелисса и, покусывая губы, отворачивается. Они стоят по разным углам лифта, стараясь держаться как можно дальше друг от друга. Эшли нервно мнет пустую пачку сигарет, удивляясь тому, что за день скурил ее полностью, Мелисса теребит край длинной юбки-клеш и считает до десяти. Каждый занят своими мыслями, но никто из них не перестает бросать на друг друга короткие взгляды украдкой. Мэл думает, что лучше бы не спешила, а Эш жалеет, что не проигнорировал тот крик. Никто не мог вспомнить, когда же они были наедине в последний раз. Когда поругались вдрызг или чуть позже — когда случился так называемый прощальный секс? А может, в тот раз, на дне рождения общего друга, когда они оба не сдержались во второй раз, хотя у обоих на тот момент были уже новые отношения? После последней и крупнейшей ссоры все их встречи заканчивались сексом. Первой это осознает Мэл, а Эш даже и не думает об этом серьезно — все его мысли сосредотачиваются на ждущей его дома одинокой бутылке, которая является единственным, что отвлекает его от близости Мелиссы. Но все их мысли разом обрываются, когда свет мигает, а лифт неожиданно дергается и останавливается. Мелисса теряет равновесие и лишь чудом остается на ногах. Эшли же везет меньше — он с размаху бьется лицом о стенку лифта и со стоном прижимает ладонь к разбитому до крови носу. Выронив портфель, он облокачивается о стену и пытается бороться с расцветающей цветком перед глазами темнотой, прерываемой резким всплесками света. Из-под пальцев течет кровь, капая на белоснежную рубашку. — Вот ведь блядь. — Его голос, неожиданно четкий и сильный, чему он сам заторможенно удивляется, разносится по маленькому помещению. От этого звука Мелисса приходит в себя и подлетает к Эшу, поспешно роясь в маленькой сумочке. Эш же тем временем начинает потихоньку оседать. Кровь, текшая до этого чуть ли не рекой, превращается в тоненький ручеек. Мэл, твердо убрав руку Эша, подносит какой-то флакончик к его носу. Сделав вдох, Эшли мгновенно прозревает и, закашлявшись, отворачивается подальше от этого резкого запаха. — Ты всегда с собой нашатырный спирт носишь? Эш вдруг понимает, что сидит на полу, а Мелисса стоит перед на коленях и смотрит на него. Почему-то от этого ему становится неловко, хотя, если подумать, ничего необычного — она часто так делала раньше. Смотрела своими пронзительными серо-голубыми глазами в его и могла сидеть так часами. Говорила, что готова глядеть на него хоть всю жизнь, и он, черт подери, ей верил — полностью и безоговорочно, — пусть и не понимал, как так вообще можно. Странно, что он про это вспоминает именно сейчас. — Я всегда его с собой ношу, — отвечает Мелисса и, внезапно поменявшись в лице, вскакивает на ноги. Надеется, что он не понял, но Эшли всё прекрасно понимает. Нашатырь был их шуткой. Приколом, который был понятен только им. Эшли никогда не переносил жару — так было всегда. Обмороки в жару — обычное дело для него даже сейчас. Что уж говорить о прошлом. Летом Мэл всегда таскала с собой нашатырный спирт, и пусть Эш терял сознание не так чтобы часто, она продолжала носить флакон и смеяться, говоря, что это последняя линия обороны. Эш наигранно обижался, но думал, что да — это к лучшему. В эти моменты он любил ее больше всего на свете. Мелисса кусает губы и подходит к панели, находит там кнопку экстренного вызова и жмет на нее. И в ответ — тишина. Она вдавливает кнопку до упора, со злостью, будто желая сломать ее. — Не старайся. Она не работает, к тому же почти ночь — нам бы в любом случае никто не ответил. — Эш с сожалением глядит на свою измазанную рубашку и радуется тому, что кровь на пальто почти не попала. Мэл оборачивается и яростно смотрит на него, на что он примиряюще разводит руками: — Я в этом не виноват, поверь. Такой уж у нас дом. — Вытирает тыльной стороной чистой ладони губы. — Застряли мы тут надолго. — Блядь! — восклицает Мэл и со всей дури бьет по панели с кнопками. Эш меланхолично поднимает на нее глаза и снова опускает на испачканные руки, думая, что салфеток у него точно нет. Тем временем Мелисса, пнув напоследок створку лифта, отходит и сжимает губы настолько, что они белеют. — Ты куда-то опаздываешь, Мэл? — Пошел ты, Эш! Он думает, что взбешенной она выглядит просто потрясающе. Пышные кудрявые рыжие волосы смешно торчат в разные стороны — он помнит, как они рассыпаются по подушке, теряя всю комичность и приобретая непомерную притягательность. Глаза горят злостью — хотя Эш знает, какие они томные после долгих, страстных поцелуев. Она прекрасна — и Эша колет разочарование. Потрясающая, но уже давно не его. Сколько уже прошло лет? Пять? Или семь? Эш уже думал, что забыл о ней, давно забыл, и готовился к свадьбе, но в тот же год, как гром среди ясного неба, в соседнюю квартиру переехала она. И всё пошло прахом. Он столько времени заталкивал воспоминания в глубь души, но одно ее появление — и всё насмарку. Резко осточертела невеста, работа, друзья — чуть ли не вся жизнь, прожитая им и до этого вполне его устраивающая. Рыжая девчонка, с которой он встречался с шестнадцати лет и любил без памяти и с которой они так паскудно расстались в своё время, всё изменила. Рыжая девчонка, после встречи с которой, несмотря на прошедшие годы, он не мог оправиться около месяца, снова ворвалась в его жизнь и навела в ней хаоса — легко и непринужденно. Почему-то он был уверен, что у нее то же самое — тот же хаос, неожиданно нагрянувший в дом и душу. Не поэтому ли они вместо смущения и неловкости, свойственной всем внезапно столкнувшимся бывшим, почувствовали ярость — или лучше сказать: неудовлетворенность? — и стали грызться? Жизнь обоих изменилась после встречи спустя столько лет — Эш отменил свадьбу, которую готовили полгода, в последний момент, чуть ли не у алтаря, а Мэл наконец-то смогла сказать твердое «нет» своим родителям и отклонить предложение о замужестве, по сути бывшее выгодным бартером для ее отца. Оба считали, что это правильный выбор, но всё равно ненавидели эту встречу. Она всколыхнула воспоминания о тех днях юности и счастья, но при этом принесла боль расставания. — У тебя нет салфеток или платка? — спрашивает Эш, проигнорировав то, что его послали. — Я, наверно, сейчас выгляжу как вампир. — Он улыбается и это сглаживает обстановку, пусть и смотрится это жутковато — вся нижняя часть лица Эша измазана в крови и видок у него будто у перебравшего алкоголя во время празднования Хэллоуина. Мелисса усмехается и, порывшись в сумочке, достает оттуда упаковку влажных салфеток. Передает их Эшли и на секунду их пальцы соприкасаются. Эш пытается поймать ее взгляд, но она упорно не смотрит на него. Он хмурится и начинает вытирать сначала лицо, а потом и руки. Мелисса тяжело вздыхает и опять пытается заставить работать сломанную кнопку вызова. — Слушай, раз уж у тебя сегодня всё есть. Сигаретки не найдется? Эш говорит это от балды, только чтобы услышать ее голос, не надеясь на то, что в ближайшие двенадцать часов сможет покурить. Но Мэл невозмутимо вжикает замком сумки, лезет туда рукой и совершенно без поиска достает израсходованную наполовину пачку сигарет. Протягивает ее ошарашенному Эшли, а на лице ни эмоции. Будто все вылились из нее с руганью и матом. — Ты что, куришь? — говорит Эш, принимая у нее сигареты, и Мелисса вздрагивает. Интонация тихая, но властная. Давно она ее не слышала. Уже семь лет как. — Да. И что? — тряхнув волосами, спрашивает Мэл и снова отворачивается к панели. — Что я говорил по этому поводу? — Эш прожигает взглядом ее напряженную спину и сжимает в пальцах сигарету, кроша ее в прах. Откуда-то из глубины души поднимается злость. — Господи, Эш. — Мелисса смеется так, что кажется, будто у нее сейчас истерика начнется. Она не оборачивается. Губы кривятся, и она чувствует, как к горлу подкатывает комок. Она боится, что голос будет дрожать, но все равно продолжает: — Сколько лет назад это было? Семь? — А какая разница? — отзывается Эш, отбрасывая разломанную сигарету, и закуривает. Затягивается и выпускает дым через нос. — Ты только себе здоровье портишь тем, что дымишь. — Вот кто бы говорил! — возмущается Мелисса и неожиданно начинает звать на помощь. Эш вздрагивает и удивленно смотрит на нее. Потом качает головой и снова глубоко затягивается. Он думает, что весело получается — они, те, кто друг друга не переносят из-за того, что в друг друге вызывают, должны провести вместе, в замкнутом помещении, как минимум, двенадцать часов. Именно в тот день, когда Эшу в последнюю очередь хочется проводить время с сомнениями и мыслями о том, что, может, еще не поздно всё вернуть, обернуть время вспять. Ирония, бессердечная ты сволочь. Мелисса наконец перестает орать и зло топает ногой. Оборачивается и, чуть подумав, садится рядом с Эшли. Тот на нее едва обращает внимание, закуривая вторую сигарету. Мэл протягивает руку в пачке, но Эш, всё так же не глядя на девушку, накрывает сигареты ладонью. — Не наглей, — угрожающе произносит Мелисса. — Что я говорил насчет сигарет? — не менее угрожающе спрашивает Эш, чуть поворачивая голову к ней. — Чтобы я не смела брать в рот эту отраву, — говорит она, не отрывая взгляда от глаз Эша. — Но не забывай, когда это было. Не думай, что ты можешь мне указывать, что делать, а что — нет. Мне уже давно не шестнадцать, Эшли. Эш морщится и отводит взгляд. Он и сам понимает, что претензия глупа и необоснованна — он ей никто уже долгие годы. Но тогда почему Эш так ревнует и думает, как много же он пропустил, что его Мэл, плюющаяся с курева, начала сама дымить? — Когда-то ты говорила, что мне курить бросать надо, — медленно начинает Эш, облокотившись спиной на стену. — Даже угрожала, что тоже будешь, если я не послушаюсь. Ты же помнишь? — Помню, — мрачно отвечает Мелисса, сидя рядом с прямой спиной. — Ты меня так и не послушал. — Я же мужчина. — Да, — неожиданно горько подтверждает Мэл. — Ты же мужчина. Что тебе слова какой-то там женщины? Пустой звук. Эш вздыхает и потирает костяшками пальцев переносицу. Он ясно понимает, о чем она. Причина их расставания. Тогда Эшу казалось, что Мэл преувеличивает, что это глупость — Мелисса импульсивна, вот и вбила себе какую-то идиотскую мысль в голову. Но он и представить не мог, что всё серьезно. Мэл всегда отличалась независимостью и желанием во всем быть наравне с Эшли. Вот и потом не захотела нести на себе обязанности «обычной домохозяйки» и признавать лидерство Эша. Он считал это глупостью, думал, что она переболеет, но этого не случилось — Мелисса требовала принятия ее условий. В семье Эша всё было предельно просто: отец-добытчик, мать-домохозяйка и все решения именно на мужчине. Традиционный уклад, от которого Эш не хотел отказываться, но у Мелиссы были свои мысли на этот счет. Он не желала мириться со статусом дополняющего товара. Это была их первая крупная ссора и, по иронии судьбы, последняя. После этого Мэл оборвала все контакты, сказав, что с таким ограниченным бараном жить она не будет, а Эш даже не старался найти ее и извиниться, думая, что настолько сумасбродная жена ему не нужна. Оба говорили, что друг другу не пара, но скучали дико. Правда, первый шаг никто не успел сделать. Жизнь не стояла на месте и у обоих появились замены — суррогаты, не более, но оба думали, что сойдет. — Я слышала, что ты должен был жениться. Свадьба уже состоялась? — равнодушным тоном, справившись с собой, спрашивает Мелисса. — Нет. И не состоится. Мы всё отменили. — Хотя с «мы» Эш погорячился — это было только его решение. — Почему же? Ты уже взрослый, можно сказать, старый даже — пора бы. — Мэл, — усмехается Эш, — мне не сорок. — Я в курсе, — устало отвечает Мелисса и прикрывает глаза. Ее волосы рассыпались по плечам и сверкали в искусственном свете ламп. Пухлые губы блестели от помады, ресницы чуть трепетали. Взгляд Эша скользит ниже, по ее высокой груди и длинным ногам, затянутым в чулки. Эш тяжело сглатывает и, с трудом оторвав от нее взгляд, отворачивается. Вздрагивает от внезапного ожога — сигарета дотлела до фильтра. — Ты была замужем, а, Мэл? — Вопрос срывается с его губ — он и сам не ожидал такого. Мелисса открывает глаза и смотрит на него. Грустно, устало и умопомрачительно нежно. — Нет, и за это стоит сказать спасибо тебе. — Вряд ли я тут виноват. — А я и не говорю, что именно виноват. Благодарить надо. Если бы ты не был частью моей жизни когда-то, я бы уже давно была замужем. — В ее голосе не слышится сарказма, но Эш — впервые — не понимает, о чем она. — Но я ненавижу тебя за это. Ненавижу. — Мэл… — Всей душой. — Она вскакивает на ноги, Эш следом за ней. Он пытается приобнять ее за плечи, четко осознавая, что у нее обычная истерика. Она вырывается и поворачивается к нему лицом. Мэл плачет и совершенно этого не скрывает. Слезы бегут по щекам, лицо искажается в страдальческой гримасе, она всхлипывает. Мэл толкает Эша, но не так сильно, чтобы сдвинуть его с места. Снова толкает, снова, снова и снова. — Ненавижу. — Удар по груди кулаком. — Ненавижу. — Удар. — Лучше бы я никогда тебя не встречала! Мелисса срывается и, выкрикивая что-то о ненависти, бьёт Эша по груди. Он ей позволяет, даже не пытаясь остановить и успокоить — понимает, что ничего не поможет. Пусть проорется. Удары становились всё исступленнее, крики всё тише, а всхлипы громче. Эш властно — так же, как и раньше, в далекой юности — хватает ее за затылок и притягивает к себе, крепко обнимая. Она еще продолжает размахивать кулаками, но уже не так энергично, как до этого. — Тс-с-с-с-с, остынь. Прости меня, прости, — тихо шепчет Эш, ощущая, как она его обнимает в ответ. — Я придурок. Придурок, слышишь? Как я мог вообще от тебя отказаться? — Рыдание срывается и становится громче. — Не знаю, чем я тогда думал, но уж точно не головой. Он продолжает шептать ей на ухо слова утешения, а она потихоньку успокаивается. — Я тебя ненавижу за то, что я люблю тебя, идиот ты махровый. Говорят, долго любить невозможно, а я люблю. И, как назло, именно тебя — ограниченного барана, считающего, что женщине место у плиты. Мелисса приподнимает лицо и смотрит на ошалевшего от таких откровений Эша. Но тут же он начинает улыбаться, при этом не отводя глаз от ее лица. — Что смешного? — Ты о мою рубашку испачкалась. Мелисса смотрит на свои руки, которые измазаны в крови, и думает, что на лице у нее то же самое. Делает шаг назад, вырываясь из объятий Эша, и подбирает упаковку салфеток. Пока она молча оттирает кровь, Эш жалеет, что заулыбался. Она говорила такие вещи, а он, как реальный баран, на это никак не отреагировал. — Тот мужик, с которым ты сегодня выходила из дома… Кто он? — Не лучшие слова после признания в любви, но это тревожит Эша. Он хочет знать. — Кузен. — О, — удивляется Эш, нахмурившись. — Ожидал, что это был жених или бойфренд? — Честно? Да. Мелисса оборачивается и усмехается, продолжая тереть руки. Эшли делает один маленький шажок к ней и нежно дотрагивается до ее щеки. Мэл задерживает дыхание и ощущает жар, поднимающийся из груди и оседающий внизу живота. Как же давно у нее не было мужчины… И что важнее — как же давно, несоизмеримо давно, она не была с Эшем. — Пятно осталось, — глухо произносит Эшли, медленно наклоняясь к Мелиссе. Она надеется, что она остановит его, ведь если он продолжит, то пойдет до конца. Но Мэл его не останавливает, даже наоборот — тянется за поцелуем. И она получает. Эш впивается в ее губы, как изголодавшийся зверь, и она ему не менее страстно отвечает. Эшли никогда не отличался терпением, а теперь он становится еще более требовательным. Одним резким движением он подхватывает ее под бедра и прижимает в стенке лифта, вдавливая еще и своим телом. С губ Мелиссы срывается стон, и она обхватывает ногами талию Эша. Она снова втягивает его в поцелуй и скидывает с его плеч пальто, пробираясь пальцами под испачканную кровью рубашку. Эшли же задирает юбку Мэл и уже оглаживает кромку чулков, собираясь подниматься выше, как его останавливает Мелисса: — У тебя есть защита? — хрипло выдыхает она. У Эша от этого голоса всё внутри переворачивается, но он вынужден покачать головой. — У меня в сумочке… Задний карман… Один точно остался. Даже не задавая вопросов о том, откуда у его Мэл взялись презервативы в сумочке, он быстро достает защиту и снова возвращается к тяжело дышащей девушке. — Знаешь что? — Он поднимает ее за ягодицы и прижимает к стене. — Больше я тебя не отпущу. И вот попробуй только сказать что-то против — особенно, после твоего признания. Мелисса нахмуренно смотрит на него. — Я тоже люблю тебя, Мэл, но бараны на то и бараны, что долго не понимают ничего. Семь лет насмарку. И он целует ее размеренно, нежно и умопомрачительно долго. Под конец этого поцелуя она уже начинала поскуливать и царапать короткими ногтями его плечи. — Возьми меня уже, черт тебя побери, — выдыхает она и не успевает она понять, что именно только что сказала, как он выполняет ее просьбу. От переизбытка ощущений она выгибается дугой, а он, не сдерживаясь, любит ее, выбивая из нее долгие стоны и выкрики его имени. Столько лет прошло, а будто они всё еще шестнадцатилетние и только-только познают радости секса. Хотя Эш чувствует, что будет сложно восстановить всё то, что было между ними раньше: то доверие, ту взаимную страсть и сумасбродную привязанность друг к другу, но он почему-то верит, что это возможно. Особенно если рядом с ним такая женщина, как Мэл. Женщина, ради которой он пересмотрит свои принципы во чтобы то ни стало.