Я стану твоими глазами

Я вырвал глаза брата. Я вырвал их из его глазниц и оставил его слепым на очень-очень долгое время. Телу нефилима можно причинить огромный вред, пусть и ненадолго. Данте кричит и стоит на коленях, хватаясь за мои ноги, сжимая их пальцами. Я щурюсь и стискиваю зубы до боли в деснах. - Отпусти, блять, — мой голос звучит громко и противно. Грозно настолько, что крик Данте прерывается, и он глотает его, поэтому теперь кричит нутро. Я ударяю брата по лицу, и он валится на спину. — Что ты орешь, как пришибленный? Твои глаза все равно восстановятся. А если больно, то терпи. - Зачем ты... сделал это? — Данте поднимается медленно, держась за невидимые стены, спотыкаясь об свои же ноги. Его язык заплетается. Такая жалкая картина. Он так жалок. - Это лишь малая толика боли, терзающая мою душу.* Твои глаза не сравнятся с моей дырой в груди. Ты лишил меня чувств, так почему же теперь я должен проявлять сочувствие? — Данте склонил голову, содрогаясь. Беспомощен и прекрасен. Он никогда не был таким, сколько я его знаю. А теперь великий Убийца Демонов Данте прижимается к стене и учащенно дышит, дрожа как избитое животное. - Я... я был ослеплен гневом, я не хотел убивать тебя и... Я подхожу, и Данте замолкает, вытянув руки перед собой, стараясь дотронуться до меня и остановить. Я что, настолько глуп по твоему мнению? Или я так же, как и ты, потерял зрение? Мои руки дергаются от ярости, я сжимаю сильную шею до того, что мои костяшки начали белеть. Дыханием я «трогаю» ключицы Данте, и тут он показывает зубы: впадает в панику и ставит подножку, заставляя упасть на пятую точку. Все бы ничего, если бы брат не сжал пальцами мою нижнюю челюсть. Она начала ныть. Если бы у Данте были глаза, он бы смотрел на меня самым гневным взглядом в мире. - Я потерял все, чтобы перестать давать отпор. - Звучит, как вызов, — зубами впиваюсь в ладонь брата, и он дергает рукой, но терпит. Это был лишь отвлекающий маневр. — Помни, — разомкнув зубы, хватаю запястье Данте и ломаю его, вывернув. — Потеря одного приводит к потере другого. И так по цепочке. Данте согнулся и осел на пол, как и я. Усмехнувшись, я ликовал: Данте покорен, беспомощен, бесподобен, принадлежит лишь мне. Я улыбаюсь так, как никогда раньше. - Если ты угомонишься, — я трогаю сильные плечи, — то я стану твоим зрением. Твоими глазами. И Данте покорно опустил голову на мои руки. Он и понятия не имел, что я лгал. Ложь въелась в каждую жилку, в каждую клетку, во все мое тело, словно перманентный маркер в бумагу. Не отмоюсь теперь. - Все войны выиграваются обманом, и тебя тоже обманули, — шепчу, чувствуя капли крови на внутренних сторонах ладоней. - Что? — Данте цепляется здоровой рукой за меня, словно я — его спасение. Ошибка. Глупость. - Ничего. — От этого хриплого, изнывающего "что" я продрог. Словно холод окатил мою спину. * * * - Я не слышу, Данте, — да все я прекрасно слышу. Слышу, как Данте кричит мое имя, утверждая, кто сейчас трахает его. Но я все еще был удовлетворен своей победой. Я сломал Убийцу Демонов, сломал его сущее, сломал его физическое, моральное, душевное состояние. - Меня трахает... Вергилий, — его голос срывается так же, когда у мальчишек естественным образом ломается голос. Он стоит, уперевшись ладонями и лбом в деревянный стол. Ноги широко раздвинуты, они у Данте подкашиваются, но ему нельзя падать - он и сам это прекрасно знает. Внутренние стороны бедер у него влажные и липкие, хлюпающие звуки смущали и меня, и Данте. Шлепки в помещении раздавались эхом. Его запястье зажило, глазам нужно больше времени. Я взял руки брата и заломал их. Толчок и сломанный указательный палец обязаны дать должный контраст боли и удовольствия, если еще учесть то, что боли от анального секса у Данте сейчас больше, чем наслаждения. - Вергилий, блять! — он дергается так сильно, что и сам насаживается на мой член до самого основания (так далеко я даже не думал заходить). — Больно... сука. - Сейчас ты сделал это сам, — я ломаю еще пару пальцев и отпускаю израненные руки, хватаясь за шею Данте и надавливая на кадык. — Я буду, — двигаюсь смачно, уже проникая так, как это возможно, — твоими глазами. Еще пару смачных толчков, я кончаю в брата, выбивая из его лёгких воздух снова. Он не кончил. Я не буду помогать. Отхожу, поправляю одежду и оставляю Данте лежать на столе. Мне становится забавно и грустно, когда я вспоминаю о том, что, спустя пару дней, я отпустил Данте вперед, по пути в бездну — в самый Ад. Туда, где его будут мучить. Он сможет увидеть свою участь через неделю: его глаза восстановятся, и тогда-то начнутся его вечные пытки. Пытки, приготовленные специально для Данте. - Вера по отношению к тому, кто ранее предал тебя, бессмысленна, как и твое существование.