Ради меня

— Виктор. Виктор, поднимайся.       Голос кажется таким далеким, что он даже не может определить, кому он принадлежит. Мозг услужливо подкидывает картинку: Яков стоит над ним и с криками требует "живо подняться". В такие моменты ему больше всего хотелось, чтобы сейчас выяснилось, что он разбился насмерть и встать у него уже точно нет никакой возможности, потому что то, что, как правило, шло дальше, Виктор старался забывать как страшный сон. — Вставай! Живо, я сказал! Он, совсем еще маленький мальчик, пытается опереться на руку, но снова падает. Кисть не слушается: запястье было растянуто еще при предыдущем не удачном приземлении. — Ну же. Живее. Тьфу, жалкая бездарность. — Яков сквозь зубы сплевывает и с силой ударяет по бортику катка рукой. — Живо! — голос лишь набирает обороты. За падения полагалось наказание — ещё два часа ОФП после тренировки. Даже если ты валишься с ног от усталости, даже если на твоём теле не осталось живого места, — всё равно два часа. Это приказ тренера, и это не обсуждается. «Виктор, вставай!» Чёрт, как же он ненавидел это.       Кто-то трясет его за плечо. Виктор морщится от боли и внутри весь сжимается, заранее готовясь к звонкой пощечине. Но, к его удивлению, пощечину он не получает, а вот Голос становится всё обеспокоеннее и отчаяннее. — Виктор!       Он всё ещё боится открыть глаза, да и в любом случае сил на это у него бы не хватило. Ужасная головная боль резко пронзает затылок, и он до скрипа сжимает зубы, хотя знает, что это не поможет, станет только хуже. — Пожалуйста... — со слезами добавляет Голос, и чьи-то холодные пальцы касаются его лба.       И он наконец узнает, чей это Голос. — Виктор, я умоляю.       Он чуть улыбается, когда тонкая рука с нежностью проводит по его волосам, и чужая чёрная прядь щекочет щеку. Вымученно и болезненно, но всё же улыбается. Он хочет, чтобы Юри видел эту улыбку, знал, что всё в порядке.       Но в этот раз всё далеко не в порядке, и сил действительно нет. — Кто-нибудь, помогите! — безумный крик, срывающийся в истерику.       Он пытается остановить его, но почему-то вместо этого получается только беззвучный шёпот. Наконец, оставив все попытки что-либо сказать, Виктор просто берёт Юри за руку и морщится от боли.       Глаза по-прежнему закрыты, и то, что к ним уже бегут люди, он понимает лишь тогда, когда руки Юри, заботливые и такие знакомые, мягко приподнимают его спину и перекладывают весь вес тела на себя.       Сквозь туман до него долетают отдельные реплики, кажущиеся совершенно бессмысленными: — Возможно сотрясение... — Четверной флип во второй части, достаточное количество оборотов... — Никогда раньше... — Зафиксируйте шейные позвонки...       Это же он, непобедимый Виктор Никифоров, живая Легенда с харизмой рок-звезды, он не может вот так запросто получить травму, всего лишь сорвав прыжок, и теперь лежать на льду.       Фразы продолжают сыпаться, и Виктор даже не старается различать их, вникать в смысл. Но вот одна всё-таки врезается в память, ее он слышит очень отчётливо: — Ради меня.       Тихий шёпот, полный отчаяния и мольбы.       Стараясь оставаться в сознании, Виктор чувствует, как Юри гладит его лицо. Нежно проводит пальцами по скулам, заглядывает в глаза, беспорядочно целует каждый сантиметр кожи. Он что-то невнятно шепчет, и Виктор понимает, что тот плачет. — Все будет хорошо, я обещаю. — Юри накрывает его губы своими, и на этом моменте Виктор, уже в машине «Скорой помощи», позволяет себе отключиться.