Что судьбою нам дано.

Ирка зябко поёжилась и крепче закуталась в старый клетчатый плед. На кухне засвистел чайник, и она, громко шаркая ногами, поплелась туда, чувствуя себя совсем дряхлой старушкой. Она стянула с полки большую щербатую кружку, сделала себе крепкий кофе и начала размеренно мешать сахар, громко колотя ложкой об стенки многострадальной посудины. Села на скрипящий стул, взяла кружку с кофе и, в тысячный раз пообещав себе бросить эту вредную привычку, закурила. Глоток кофе, затяжка, пустой взгляд устремлён в окно, потом в свежий номер газеты. Заезженная до тошноты процедура, которая повторялась изо дня в день. Кот с урчанием тёрся к её ногам, но она не обращала на него внимания. Чёрные волосы, словно змейками, струились по плечам и спине, падали на лицо, и она их сердито сдувала. Ирка мимолётно глянула в висящее зеркало, и её безразличный взгляд застыл на своём отражение. От той бывшей Ирки, радостной и энергичной, весёлой и героичной, остались только волосы, такие же чёрные и волнистые. А от глаз, прекрасных глаз, в которых столь часто пылал ведёмский, изумрудный огонь, ровным счётом ничего не осталось. Яркий зелёный цвет, казалось, выцвел, больше не играл красками и эмоциями, в глазах отражались всемирная тоска, печаль, холод и одиночество. Когда-то давно, будто в прошлой жизни, в них зажигались решительность и отвага перед очередным врагом; отчаянье и растерянность перед какой-то загадкой; тихая радость и удовлетворение, когда друзья мирились; гнев и ярость, когда её уже конкретно бесили. И, наверное, одно из главных — любовь, которую она тщательно маскировала и которая временами лилась из её изумрудных глаз тёплым и нежным светом. Любовь, которая окутывала парня, для которого Ирка была готова на всё. Как всегда от воспоминаний об Айте заболели затянувшиеся раны в душе. Но она твёрдо приказала себе, что не время сейчас вспоминать то, что было. Ирка вздохнула, достала ещё одну сигарету и отвернулась от своего отражения. В доме ни звука, слышен лишь стук капель дождя на улице и завывание ветра. Вдруг тихий стук в дверь, у Ирки замерло сердце. В дверь уже много лет никто не стучал. Она откинула плед и, шагая в такт сердцебиению, пошла к двери. Секунду постояла в коридоре, пытаясь возобновить нормальное дыхание, и резко распахнула дверь. На пороге стояла фигура в чёрном пальто, держа зонтик над головой. В глубине Иркиной памяти что-то всколыхнулось — она узнала этого человека. Сердце замерло, дыхание пропало, отчего Ирка крепко сжала ручку двери. Ей в какой-то миг захотелось кинуться ему на шею и засмеяться, поприветствовать, спросить обо всём. Но она лишь коротко кивнула, едва выражая удивление: — Ты? Ну проходи… — и она пропустила нежданного гостя в дом. Женщина аккуратно закрыла зонтик и, оглядываясь, зашла в дом. Она повесила пальто и поправила светлые локоны, проходя мимо зеркала. Обе зашли на кухню, где Ирка налила гостье кофе. Хортица жестом указала бывшей подруге, чтобы та присаживалась, и, насмешливо приподняв брови, сказала: — Итак, Татьяна Николаевна, как Вас занесло в такую глушь? Танька закусила губу и отхлебнула кофе. После нескольких минут раздумий она сказала: — А я ведь, Ирка, попрощаться пришла… — Ты уже приходила прощаться двадцать с лишним лет назад, когда в Америку уезжала… — Ирка вытянула из пачки ещё одну сигарету. — Попрощаться навсегда. Я ведь умирать приехала. — На Танькином лице не отразилась ни одна эмоция. — У меня рак. Последней стадии. Осталось совсем чуть-чуть. Ирка поперхнулась кофе и с недоверием глянула блондинке в глаза: — Ты серьёзно? Уголки бескровных губ поползи вверх, отражая на истощённом лице Таньки некое подобие улыбки: — Конечно, серьёзно. Со смертью не шутят. — Ты знаешь, я даже не знаю, что сказать. — Ирка плеснула себе ещё кофе. В её душе мешались разные чувства, и она не могла точно понять, что она чувствует к этой женщине… Уже не подруга и даже не знакомая. Но ведь когда-то… — Ты расскажи хоть о жизни своей, а то за всё время ни письма, ни звонка. — Ты прости меня, Ирка, — Танька тоже закурила, но сразу закашлялась и бросила сигарету. — Я не знаю, почему так случилось. Забот много было, счастья сыскать пыталась, пыталась достойно начать новую жизнь. Отчего-то рано выскочила замуж, после забеременела. Сын дожил лишь до четырнадцати лет — врождённая патология. Честно пытались склеить остатки семьи, но дело закончилось разводом. Врачи мне диагноз поставили, я сразу сюда и вернулась. Вся жизнь наперекосяк. — О Господи… — Ирка резко выдохнула. Сколько же ей пришлось пережить. Теперь у неё сердце разрывалось из жалости к своей когда-то лучшей подруге. Вдруг послышался топот и в комнату вбежала девчушка лет семи-восьми с криком: — Мам, ты пришла! Но на пороге она резко остановилась и с удивлением спросила: — Теть Ир, у нас гости? Я думала мама пришла… — Мама придёт через час, бери яблоко и иди играть, — Ирка бросила странный взгляд на Таньку и, взяв яблоко со стола, подала его девочке. — Но, кто эт…? — Таня, не сейчас. Иди, — Ирка резко перебила девчушку. Танька удивлённо посмотрела на девочку, и вдруг её сердце замерло: что-то было в ней хорошо знакомое и, казалось, забытое. И когда Танька взглянула малышке в глаза, у неё затряслись руки, ибо она поняла, на кого ребёнок так похож. Большие карие глаза, переполненные смелостью и решимостью, со взрослым пониманием и беззаботностью. Развевающийся плащ, сшитый из старой занавески, и детский лук, перекинутый через плечо. Танька крепче схватилась за стол. Ей казалось, что земля сейчас уйдёт из-под ног и она грохнется на пол. Девочка с лёгким недовольством посмотрела на Ирку, потом перевела взгляд на Таньку, не скрывая своего любопытства. Фыркнула, всем видом показывая свою обиду, и, взяв яблоко, ушла. Минут пять в кухне был слышен лишь стук дождя за окном и тяжёлое дыхание Таньки. — Узнала? — Ирка поднялась и достала два стакана и бутылку коньяка. — Да, наверное... — Танька дрожащими руками налила полный стакан коньяка и залпом выпила его. — Где он? — А что ты так, без имен? Богдан восемь лет уже как умер, царство ему небесное. — Господи, я ведь не знала... — Танька замерла, прижимая пальцы к губам. Она боялась встречи с ним, его осуждений. Боялась, что он вообще не захочет её видеть. Но того, что его уже нет, она никак не ожидала. — Чего не знала? Того, что умер? Так немудрено, откуда тебе было знать. Или про то, что любил тебя больше жизни? Это он тебе говорил, — Ирка выпустила лёгкий сигаретный дым. — Нам всего по пятнадцать было. Кто в этом возрасте серьёзно воспринимает слова о вечной любви до гроба? — Видимо, он был человеком слова. Спустя несколько минут Танька резко выдохнула: — Как? — Любил он тебя всю жизнь. Тебя одну. Пил, чтобы забыться. Почти насильно женили его. А он даже дочку в твою честь назвал. Спился — сердце не выдержало. Я его жене предложила ко мне переехать с ребёнком. Вместе легче. Вот как-то так. Захочешь, его могилу покажу. — Хорошо, только завтра. Сегодня я устала, — проговорила Танька, глотая слёзы. Потом она достала из сумки чёрный пакет и положила его перед Иркой. — Это все мои деньги и карточки. Похоронишь меня возле него, Богдану хороший памятник поставишь. Остальное заберёшь, чтобы обеспечить девочке хорошее будущее. — Ладно, — Ирка кивнула, понимая, что она не переубедит Таньку забрать деньги. — А ты как до такой жизни докатилась? Я думала, ты с Айтом в Ирие живешь припеваючи, — Танька попыталась улыбнуться, но вышло плохо. Ирка глухо рассмеялась, стянула со шкафчика зеркало в пластмассовой оправе. Поставила его перед Танькой, быстро что-то зашептала и махнула над гладью зеркала, отражающего потрескавшийся потолок. По зеркалу пошла рябь, появилось изображение: Айт учит драться на мечах мальчонку лет десяти, немного поодаль удивительно красивая молодая женщина улыбается девчушке, дёргающей её за платье и радостно попискивающей, наблюдая за поединком отца и брата. Айт не улыбается, но по его светло-голубым глазам можно понять, что он вполне счастлив. Айт с сыном заканчивают поединок, и пока мальчишка слушает похвалы от матери, Айт подхватывает на руки дочь и, рассказывая ей что-то, направляется к лошадям. Ирка горько улыбается и накрывает изображение рукой. Танька уже ничего не говорит, понимая, что слова не нужны. Они сидят, попивая кофе как когда-то давно, и думают об одном и том же — о том, как их разбросала жизнь. Как вроде бы красочное и полное приключений будущее для каждой из них превратилось в сущий кошмар. Еще тогда, давно, двадцать лет назад, троица друзей была весела и полна жизни. Они ждали прекрасного будущего и вечной дружбы. Магия, приключения, волшебство — ах, как всё прекрасно! Только судьба резко сдёрнула с них «розовые очки», через которые они видели мир. Они хотели успешную карьеру, любить и быть любимыми, иметь детей, помогать своему городу. А что получили? Один, так и не получив от жизни того, что хотел, покоится в земле; вторая ждёт смерти, терзаясь воспоминаниями; а душа третьей умерла давным-давно, когда троица друзей на пыльной улице, освещаемой холодным зимним солнцем, прощались, обнимаясь и плача, обещая в скором времени позвонить или написать друг другу. И теперь лишь её тело, уже без души, коротало свою длинную, но вовсе не счастливую жизнь. — Он не позвонил, ничего не сказал. Он просто больше не появился. И зеркала мне хватило, чтобы понять почему, — Ирка улыбнулась, какой-то странный огонёк мелькнул в её глазах. Таньке даже показалось, будто в её выцветших, когда-то зелёных глазах полыхает пламя, которое пожирает её изнутри, облизывая золотыми языками огня воспоминаний, так медленно и мучительно. Думаю, ни для кого не будет секретом, что Ирка видела точно такой же неудержимый, страшный огонь, полыхающий и в Танькиных измученных глазах. — А я что… После 9 класса меня выперли из школы. Сказали, что с моей «успешностью и посещаемостью» мне тут делать нечего, и даже мои заслуги в языках меня не спасут, — продолжила Ирка, водя ногтем по старой скатерти. — Подавала заявки в колледжи. Всё без толку. То знания недостаточны, то прямо на вступных засыпала, то вообще из-за этой нечисти пропускала. Пошла искать работу. Никуда не взяли, разумеется. Потом наша директриса сжалилась, взяла меня учителем английского. Я не знала, как зарабатывать магией. Может, если бы ты была, мы бы что-то придумали. А потом ещё и стали появляться молодые и талантливые ведьмы, и моя помощь этому городу уже не нужна была. Вот так и живу на зарплату учительницы. Маша, жена Богдана, работает в киоске продавщицей. Так и выживаем. Дали магию, а как пользоваться — не сказали, — Ирка глухо засмеялась. — Если бы я переубедила родителей остаться, всё было бы хорошо. Это я виновата, — Танька трясущимися руками лила янтарную жидкость в стакан. — Если бы я лучше просила, ты бы осталась. Вина на мне, — парировала Ирка. — Ир, я вернулась. Таня у себя? — в кухню вошла женщина, чем-то похожая на Таньку: те же светлые локоны, мягкие черты лица и пухленькие губы. — Маша, привет. Таня у себя. — Добрый вечер, Маша. Я Татьяна, старая подруга Иры и Богдана. И я, наверное, уже пойду, — Танька легко поднялась, и Ирке в этот момент она напомнила английскую аристократку. — Я остановилась в гостинице «Bon Hotel», приди ко мне завтра. Пройдёмся по старым местам, вспомним былое, покажешь мне могилу Богдана. Хорошо? — Танька заглянула Ирке в глаза, легко сжав её ладонь. Ирка кивнула и растеряно улыбнулась. Танька резко остановилась на пороге, порывисто обняла её и прошептала «Ты прости меня», а потом, запахнув плащ, пошагала по садовой тропинке. Тогда ещё Хортица не знала, что видит свою подругу в последний раз. На следующий день она нашла Таньку мёртвой, с лёгкой улыбкой на лице, в её номере, в гостинице. Когда её хоронили, Ирка часто вспоминала прощальный взгляд Таньки, когда та, идя по садовой тропинке, обернулась. Неделю спустя Ирка всё рассказала Маше и отдала ей деньги. Маша, понимая, что Ирка хочет побыть одна, забрала Таню и поехала на неделю в деревню. Ирка купила цветы и пошла к ним на могилу. Одна сидела до вечера и извинялась. Извинялась за то, что не уберегла Богдана, за то, что не пыталась связаться с Танькой. Все чувства, которые она пыталась связать в тугой узел все эти годы, развязались. Она сидела, говорила, и слёзы капали на гранитные памятники. Ирка возвращалась с кладбища глубоко ночью. Она чувствовала себя очень опустошённой и уставшей. Ей было плохо, но она брела к себе в балку, не разбирая дороги из-за слёз, которые стояли в глазах. Айт подошёл к дверям Иркиного дома. Он решил объяснить ей всё спустя столько времени. Он ждал все эти годы, пока уляжется любовь, чтобы спокойно поговорить. Он постучал в дверь. Но никто не открыл. Он терпеливо ждал у двери, прокручивая в голове придуманный разговор. Ирка подошла к переходу, чтобы перейти дорогу, и вдруг на той стороне она увидела людей. Айт позвонил ещё раз. Там стояла Танька в белых одеждах, обнимая Богдана, одетого так же. Они сияли такой чистой белизной, что слепило глаза. Айт постучал в дверь, вглядываясь в окно. «Иди к нам», — шептал Богдан, протягивая к ней руки. «Нас уже ждут. Твоя бабушка. Мой сын. Тебе будет хорошо. Иди к нам», — Танька протягивала к ней руки, нежно улыбаясь. Они были молодыми и красивыми, счастливо улыбались и протягивали ей руки. Айт пожал плечами и решил прийти позже. Он стал медленно открывать портал, вглядываясь в белый диск на небе. Ирка почти добралась до них, осталось всего несколько шажков. Но вдруг она услышала странный звук. Она не хотела его слышать, она хотела слышать прекрасное пение голосов, которое звало её к себе. Она хотела видеть счастливо улыбающихся друзей, протягивающих ей руки. Но Ирка резко повернула голову вправо. И последнее, что она увидела, это светящиеся фары грузовика, мчащегося на неё с пронзительным гудением сирены. Ощутила сильный толчок, но боли не было. Из кармана выпал кулон. Айт уже почти скрылся в портале, когда ощутил странное чувство, возникшее где-то в области сердца. Но он взглянул на небо, снова пожал плечами и исчез в портале, оставив золотую пыль в холодном воздухе. Ирка лежала посреди дороги в огромной луже крови. Её сердце перестало биться, а на губах всё ещё застыла улыбка, оставшаяся после встречи с друзьями. А рядом, возле неё, лежал платиновый дракончик, подаренный давным-давно, и его синие глаза-камушки стремительно темнели, пока не стали совершенно чёрными. Чёрными, как холодная ночь, стоящая в феврале. Чёрными, как ворон, каркнувший где-то на дереве. Чёрными, как смерть, заставшая ведьму, распростёртую на асфальте в рубиновой луже крови. И если бы в этот миг кто-то посмотрел на небо, он бы увидел, как трое невероятно красивых молодых людей в ослепительно белых одеждах шли по небу, держась за руки. Они выглядели очень счастливыми, лучезарные улыбки освещали их лица, а белые одежды развевались на ветру. Они шли вместе, навстречу новой жизни, счастливой жизни. Они шли навстречу серебряной Луне, освещающей холодную февральскую ночь. Они сияли в её свете, как и освещаемый её лучами платиновый дракончик…