***
POV Парень Гусли — это старинный струнный щипковый инструмент, распространенный в России 12 века. Их звук был со мной всю мою жизнь, с самого детства. Очень давно, когда я еще был маленьким детсадовцем, когда гонял на самокате вокруг дома, когда ломал куличики песочные, дразня девчонок, еще тогда я впервые услышал их звук. Этот восхитительный звук, похитивший мою душу, или, скорее, заменивший ее. Тогда мы с родителями часто прогуливались по парку, усыпанному желтыми, красными и коричневыми скорчившимися листьями. Но это для взрослых они были просто разноцветным мусором, мне же, как ребенку весьма и весьма впечатлительному, они казались драгоценными изделиями ювелирного искусства… Именно в один из таких дней в наш парк заглянул невзрачненький такой старичок, сел на скамейку, покрашенную несколько дней назад в честь какого-то там праздника, и начал играть. Я, наверное, впервые в жизни остановился, постоял несколько мгновений и сел прям в ворох листьев. Родители недоумевали, что это вдруг случилось с их ребенком, вечно просто до краев наполненным энергией. Они не смогли постичь силу той музыки, которую издавал странный, невиданный мною ранее инструмент. Отец и ругал меня, и уговаривал, мать пыталась поставить на ноги и увести прочь из этого «проклятого» парка. Но все было в пустую. Я кричал, вырывался, плакал и каждый раз возвращался на то же самое место. Наконец, старичок заметил терзания ребенка. Он подошел к нам, беспардонно растолкал всех, не отвечая на вопросительные взгляды и возмущенные возгласы, и протянул мне маленький бубенчик. Точно такие же висели по соседству с колокольчиками разного размера на ленте, держащей гусли на шее уличного музыканта. Старичок сказал: «Держи! Подрастешь и тоже сможешь играть на них. А пока тебе тяжеловато будет». Я восторженно, смотрел на только что обретенного кумира всей жизни, прижимая к груди бубенчик так, словно это было самое дорогое сокровище земли. Но это и было так. В тот момент он был мне дороже всех листьев, вместе взятых. Увы. Моя светлая детская мечта вскоре была забыта. Наша семья переехала в другой город, более маленький, с более низкими ценами на жилье и вещи первой необходимости. Там я пошел в школу. В первый раз в первый класс. Я был очень напуган из-за того, что на празднике было много народа, много шума. Да и потом уже, во время учебы, я не мог еще понять, что происходит, что надо от меня этим людям, зачем нужно целый лист исписывать какими-то непонятными палочками и закорючками. Но мне повезло. Я достаточно быстро нашел себе друзей, они помогли мне освоиться в новой обстановке и даже к концу третьего года обучения стать всеобщим любимчиком, звездочкой класса. Но… Не суждено было моему счастью длиться долго. В мае, когда я учился в шестом классе, умер отец, я очень тяжело перенес эту потерю. Много плакал, просил его вернуться, не бросать меня. Умолял маму сходить к нему на работу и спросить, не задержался ли он там. Друзья отвернулись от меня, они не понимали, как можно общаться с мертвым человеком. Не понимали, как мальчик может ни с того ни с сего заплакать на уроке. Они не понимали. У них у всех были нормальные полные семьи с братьями и сестрами. А у меня нет. Я остался без моральной поддержки, из любимчиков попал в изгои. Мне это все сильно осточертело, из-за этого не хотелось ходить в школу. Ну, а что ж? Не хочется — и не надо. После очередного вызова к директору на счет моего поведения мать не выдержала и стала водить меня к психологам. Многие из них называли какие-то сложные диагнозы, выписывали чаи с различными добавками. И все. Отца-то этим не оживишь. К девятому классу мать сдалась и отстала от меня. Завела себе нового мужа, он зарабатывал намного больше, чем мой кровный отец, а потому она ходила перед ним на цыпочках, угождала всячески. Он же часто уходил в запои и банально бил меня. Не сильно. Но синяки потом сходили неделями. Мать ни слово не говорила в мою защиту. И тогда я решил сбежать. Думал, может это что-то изменит, но нет. Я снял квартиру в соседнем доме на деньги, накопленные за год. Меня даже не пытались искать. Всем было наплевать. Тогда я на зло матери поступил не на экономический, а на факультет истории искусства России. И там я нашел себя. Мне напомнили о том, что должно было стать моей жизнью очень давно. Гусли. Я потратил все оставшиеся у меня деньги на кедровый брусок, струны и необходимые инструменты. Я своими руками сделал крыловидные гусли с семнадцатью прочными струнами. Лишь одного я не смог. Раскрасить подобающе, так как, увы, рисовать не умел. Но эту проблему я решил быстро — мне помогла одна девушка с параллельного курса. Она очень искусно расписала темно-зеленой краской мои гусли, нарисовала сказочных, неизвестных науке животных, необычные вьющиеся растения и замысловатый орнамент. Выглядело это все просто потрясающе. Потихоньку я выучился игре по нотам, но импровизировать мне нравилось намного больше. Да и людям сочиненные мною и сыгранные на улице мелодии пришлись по душе. За день я собирал не так уж и мало денег! Но сколько бы я ни получил, 50 рублей все равно шли в фонд благотворительной акции. Такого было мое решение. Так прошел год, затем еще один. Но вот в один неудачный день я умудрился простудиться. Провалявшись дома почти месяц и так и не выздоровев, я понял, что скоро деньги мои кончатся. Я повторно обратился в больницу. Меня отправили на обследования в соседний город. Наш был слишком маленьким, и потому денег на дорогостоящее оборудование не было. А тот город был большим, и там все необходимое для анализов было. Мне поставили диагноз: рак. Но вылечить можно, надо лишь пройти определенные процедуры и сесть на специальную диету. Но денег ни на что уже не было. А бесплатно я тут явно никому не нужен. Съездив домой и захватив гусли, я спрятал ключи под подоконник в подъезде, как и обуславливались мы с хозяйкой квартиры, и пошел куда глаза глядят. Просто чтобы не сидеть, не бояться, не трястись. Так делают лишь трусы. А я не трус, не слабак. На улице было полно народу, все смеялись, веселись, улыбались. Сильно пахло мандаринами и хвоей. Два слова — Новый Год. В окружении счастливых людей и я почувствовал себя счастливым. Захотелось петь. И играть. Пройдя пару метров, я опустился на землю и начал щипать струны. А потом петь. Я верил, я надеялся, я любил в тот момент. Это было мое последнее предновогоднее желание — подарить людям улыбку.***
POV Девушка — Хээй!.. Нюш! Ты НГ где отмечать будешь? А? — Ха! Уж явно не с тобой! — Да лаанооо тебе. Я лю тя, признай, что и ты меня. Не притворяйся белой и пушистой. Все равно я знаю. Все девушки на самом деле стервы. Но я не стерва. Я именно БЕЛАЯ и ПУШИСТАЯ. Никогда никого не обижала. По крайней мере старалась. В младших классах меня часто обижали. Но я лишь терпела. Не плакала, не отвечала, не кричала. Лишь терпела. Молча. И от меня отстали. А потом записалась на борьбу и стала защищать тех, кого обижали. Но это только напугало. К сожалению, как обидчиков, так и жертв. Я осталась наедине с собой. Начала заниматься музыкой. Но не могла найти «свой» инструмент, «свою» мелодию. Хотя научилась играть и на фортепиано, и на гитаре, и на арфе, и на трубе, и на клавесине. Да, я быстро учусь. После окончания школы я стала профессионально заниматься пением, вокалом. Благо, что здесь никто не знал о моем прошлом. Я стала душой компании, набирала популярность у парней. Но мне ничего этого не надо. Я ищу что-то другое, что-то… — Нюш! АУ! Я с кем ваще разговариваю? — А? — Твоя остановка. Выходи из автобуса. Я, встрепенувшись, вылетела из автобуса. И… поняла, что это не моя остановка. И даже не мой город, я живу в соседнем, езжу в этот лишь для учебы. А тот предатель еще в любви признавался, встречаться хотел. Насолил при первом же попавшемся случае. Было очень холодно, пурга. Людей на улицах уже нет, все сидят дома и ждут боя курантов. Уехал мой последний автобус, денег нет, а телефон разряжен. Веесело. Я пошла вдоль дороги в надежде поймать попутку. Хотелось сидеть дома с родителями, а не бродить по незнакомому городу. Они, кстати, наверное, перепугаются. Бедные. Вдруг мои не самые приятные мысли прервал звук. О Боже! Вот она, «моя», «моя» музыка, та самая, которую я искала!***
ВНОВЬ ОТ ТРЕТЬЕГО ЛИЦА Хрупкая высокая девушка в голубой, вязаной, немного детской шапке с «висячими ушами», переходящими в косички с кисточками на концах (может, кто знает? Как в «Бездомном Боге»). Темно-темно-синяя куртка, мало защищающая от яростных порывов взбесившегося ветра. Она, маленькими шажочками, немного семеня, медленно бредет вдоль черной полосы дороги, изредка освещаемой золотыми кругами горящих фар. Каждый раз девушка оборачивается на шуршание шин, пытается голосовать. Но то ли Снежную Красавицу никто не замечает в непроглядном рое снега, то ли все на столько сильно хотят попасть домой. Никто не останавливается, лишь изредка сигналят и улюлюкают при обгоне подвыпившие компании. Девушка вздыхает и идет дальше, загребая снег невысокими серо-коричневыми сапожками, когда-то с любовью выбранными из сотен других, сейчас же проклинаемыми всеми известными миру словами. Неожиданно Она начинает тревожно озираться, бегая глазами из стороны в сторону и к чему-то внимательно прислушиваясь. Она резко срывается с места, пробегает прямо под колесами грузовика, игнорируя ругательства водителя, забегает в широкий тоннель под грузным, оседающем от старости мостом. И замирает. Напротив Нее то ли сидит, то ли лежит Парень. В рваных однозначно не по моде, а от старости джинсах, в черном потрепанном рождественском свитере, в низких ботинках, давно уже не подходящих по размеру. Его волосы были покрыты инеем, отчего казались седыми. Его руки были обморожены, видимо, он сидит здесь уже достаточно долгое время. Дрожь ходит по Его телу снизу вверх, сверху вниз, волнами, рябью. Но это совершенно не мешает Ему играть. И петь бархатным, запоминающимся с первого раза голосом. Девушка стояла и боялась шелохнуться. Прошел час. Им двоим было плевать на все. В данный момент бесконечного времени Они существовали в другом, своем мире, который ограничивался этим темным, очень редко используемым тоннелем. Пред Их глазами предстала история красивой пары, которая провела все детство вместе, в поле, под одиноким дубом. Изучая прожилки на листочках и неровности темно-коричневой коры. Под этим же дубом, уже очень давно, растет алый цветок, лепестки которого загибаются вовнутрь, а серебристые листья переливаются на солнце. Мальчик и Девочка. Они смеялись и веселились вместе. Но семья Мальчика уехала в другой город из-за проблем с деньгами. Друг о друге Они больше не слышали. Она стала мягкой внутри, но колючей, боевой снаружи. Он потерял семью, способность доверять, замкнулся. Но Их все еще объединяло кое-что — музыка, любовь к музыке. Но, наконец, случай всевластной Судьбы свел их вместе. Правда, лишь на несколько минут, не дав Им даже вспомнить, узнать друг друга. Потому что Ему не суждено было выжить. Рука Парня вздрогнула и остановилась. Он замолчал. И Его гусли тоже. Девушка вышла из ступора, заметалась, но вокруг — ни души. Она подбежала к Парню. Трогать Его Она боялась — вдруг Он уже не жив? Отважившись, поднесла все-таки к Его губам зеркальце, и оно запотело. Девушка вскочила, побежала вдоль дорожной ленты в ту сторону, откуда пришла. Уже через 20 минут, Она, выскочив на дорогу, остановила таким образом попутку, сказав: — Здравствуйте. Я Мария. Можно Нюша. Считайте, что Новый Год начинаете с доброго дела. Метров через 200 будет тоннель. Там парень. Его нужно отвезти в больницу. Если нужны деньги я потом вам дам. — Да обойдусь уж как-нибудь, — проворчал водитель.***
Парень выжил. Его имя — Виктор. Нюшины родители оплатили лечение, пока Парень без сознания лежал в больнице. Нюша ездила к Нему каждый день после занятий. Привозила яблоки и кофейный шоколад, Она будто чувствовала, что Витя их любит. А вот мандарины нет. Теперь пара живет в большой собственной квартире, их историей заинтересовались журналисты, так что Парню и Девушке приходится часто давать интервью. Они организовали в своем городе, не без помощи тех же журналистов, Большой Театр Народного Творчества. Выступают на сцене 2 раза в неделю, проводят семинары в школах. Они счастливы. У Вити и Нюши теперь есть музыка их души, одна на двоих.