Июнь

Арсений не оставлял себе времени на рефлексию. Все свое свободное от гастролей время он загрузил работой под завязку. Так, чтобы даже думать лишний раз было некогда. Так, чтобы на сон оставалось максимум часов шесть, а на сновидения — ноль целых, ноль десятых извращенных вывертов подсознания. Под глазами залегли круги, а кофе с недавних пор — его новая религия. Расписание было забито на недели вперед. Идеально. Только лишь пару вечеров в неделю он оставлял свободными, чтобы попробовать методом «от противного» вытолкнуть из сердца того, кому там было не место. Маша была милой, умной и во всех отношениях приятной девушкой. Только вот глаза у нее были карие. А еще она не имела забавной особенности, хохоча, падать лицом на сложенные на коленях руки. Она не курила и не ругалась матом. В принципе, ее единственный, перечеркивающий все несомненные плюсы, минус состоял в том, что она не была Антоном. Всего лишь. Этот вечер оказался последним. Уже в самом его начале Арсений решил, что больше не может. Не может заставлять себя полюбить Машу и быть настолько скотиной, чтобы в чем-то убеждать ее. Она действительно оказалась умницей и это его банальное «я тебя не достоин» вынесла стоически, встала первой, поцеловала его в щеку, пожелала счастья и ушла и из ресторана, и из его жизни. А Арсений остался гипнотизировать фужер с вином и думать, что до сна еще несколько часов, и ему совершенно нечем забить оставшееся время. Дома занятия по-прежнему не находилось. Арсений погладил белье, протер все горизонтальные поверхности в квартире и даже смахнул пыль с люстры, вот только подобные хлопоты совсем не занимали голову. В голове было пусто и мысли потянулись в ту самую сторону, в которую они неизменно тянулись, стоило лишь немного расслабиться и дать себе передышку. Ладно, пусть. Арсений упал на диван, решив поддаться неизбежному, хотя и с одной оговоркой: мечтать он не станет. Если уж мысли об Антоне так неизбежны, то это будут хотя бы не грезы о его касаниях и улыбке. Это будут просто мысли. Антон. Арсений задумался, перекатывая знакомое имя на языке, подобно мятному леденцу. Кем бы он мог быть, если бы не стал комиком? Кем или чем он мог бы быть, если бы был не человеком? Куда его несет? Самая странная игра в ассоциации — это игра с самим собой, да еще и когда ассоциации подбираешь только к одному явлению, главному в жизни. Зато отвлекает от мыслей о безграничной нежности, которая накатывает приливной волной, стоит лишь взглянуть Антону в глаза. Если бы Антон был предметом мебели, он был бы торшером. Просто из-за роста и худобы. Он был бы неустойчивым и хрупким, и об него бы периодически запинались, а еще в нем бы часто искрили и перегорали лампочки. Зато в остальное время он бы светил теплым золотистым светом, одним своим видом согревая домочадцев, которые бы уж точно не согласились променять его ни на что другое. Если бы Антон был олимпийским богом, он был бы Гермесом. Он бы с упоением носился вокруг, разнося новости и даже мотаясь по поручениям старших. Его ботинкам невероятно пошли бы волшебные трепещущие крылышки, а золотым кадуцеем он бы с удовольствием фигачил затупивших героев-полубогов по голове, дабы те стали более понятливыми. Если бы Антон был чувством, он был бы восторгом. Чистым, ярким, искристым восторгом, от которого хочется кричать во все горло и вертеться волчком на месте, раскинув руки. Таким, который накрывает девятым валом, когда происходит что-то совсем необыкновенное. Таким, который каждую клеточку тела заставляет петь. Если бы Антон был календарным месяцем… Арсений задумался. Вот здесь было сложно решить. Может быть, февраль с его буйным нравом и швыряющими в лицо пригоршни снега ветрами? Или апрель с тонкой, крохкой наледью в тени и звонкими певучими ручейками талой воды на солнце? Арсений не знал ответа. Да как же так? Он посидел с минуту, пытаясь придумать новую ассоциацию, но мысли о «календарном» сравнении вцепились в него намертво, самым наглым образом требуя окончательного вывода. Вот же черт! А для этого самого окончательного вывода не хватало какой-то мелочи, и сам вывод, как химера, не хотел даваться в руки. Арсений встал и зашагал по комнате. Неожиданно в голову пришла невероятно шальная мысль: ему нужно чуть-чуть Антона, чтобы сделать наконец вывод и забыть о своей странной навязчивой идее. Один взгляд, одно касание, одно слово со стороны Антона, и Арсений закроет этот необъяснимый календарный вопрос. Взгляд был невозможен, касание — тем более, а вот пара слов голосом Антона… хм, почему бы и нет? Антон был сейчас в Москве, и Арсений вполне мог по-дружески позвонить и справиться, как у него дела, ведь так? Слушая гудки в трубке, он лихорадочно пытался придумать какой-нибудь банальный вопрос, который мог показаться вполне логичным в пол-одиннадцатого вечера. — Да. Негромкий и такой родной мягкий голос. И в голове что-то щелкнуло. — Ты — июнь, — неожиданно для себя выдал Арсений и потрясенно замер, осознавая, как странно это звучит. — Э-э-э, — Антон помолчал, переваривая информацию. — Я кто? — Июнь, — повторил Арсений. Кажется, он забыл поздороваться? Да плевать. И начал торопливо объяснять. — Понимаешь, он такой теплый, солнечный, а зелень еще не прибита пылью. А еще много гроз, и молнии самые яркие. Хотя и град бывает, и ветер… Слова закончились. Арсений сглотнул и замолчал, чувствуя себя последним кретином. Антон молчал тоже, и если бы Арсений увеличил громкость динамика своего телефона, то наверняка услышал бы скрип шестеренок в его голове. Таким он и видел сейчас Антона: с изумленно взлетевшими бровями и ошарашенно округлившимися глазами. — Арс, — осторожно начал Антон. — Ты там пьяный, да? — Да, — кивнул в телефон Арсений. И пусть это не совсем правда — за ужином с Машей было выпито всего-то полтора бокала — тем не менее, абсолютно трезвый на подобную дурость он бы не решился совершенно точно. — Ясно, — протянул Антон. — Но я все же… кхм… не вижу связи. — Так ведь ты именно такой! — воскликнул Арсений. — Теплый, яркий, переменчивый, солнечный… Боже, что он несет? Антон же теперь точно решит, что он полный идиот. Ну или по уши влюбленный полный идиот. И почему только в разговорах с Антоном так срывает стоп-краны? Он больше никогда не будет пить. Ни капли и ни разу в жизни. — Вот как, — тихо ответил Антон внезапно охрипшим голосом. — А остальные? — Остальные? — Ну да. Остальные парни. Они какие месяцы? — Пф! — фыркнул Арсений. — Какое мне дело до остальных? — Оу, — только и сказал Антон и снова умолк на время, за которое Арсений успел трижды от души треснуть себя ладонью по лбу. — А до меня, получается, есть. Это не прозвучало, как вопрос. И Арсений был рад, что не придется лишний раз давать подтверждение очевидному. — Ну, в общем, ладно, — смущенно продолжил Антон. — А как ты… ну это… как ты там вообще? — Устал. Холодно. Промозгло, — пожаловался Арсений. — Ноябрь. Жестокий и беспощадный. — А я думал, июнь, — тихо хмыкнул Антон. — Так июнь в Москве. — А ты так сильно не любишь ноябрь? — Я просто сильно люблю июнь. Твою мать! Лето! Арсений же всего лишь хотел сказать: «Я просто сильно люблю лето». Он набрал воздуха в грудь и приготовился оправдываться. — Я привезу тебе свитер. Арсений сполз по стене и драматично осел на пол. — Что? Голос неожиданно вышел из-под контроля и стал выше на пол-октавы. — Говорю, свитер сейчас тебе привезу, — медленно, как умственно отсталому, объяснил Антон. — Не хочу, чтобы ты мерз. — Ты помнишь, что я так-то в Питере? — Забыл на минуту, представляешь? — Антон засмеялся. — Тогда не сейчас. Через несколько часов привезу. Ну и что это сейчас такое было? В голове зашумело. Пожалуй, Арсений действительно слишком много работает. Потому как подобное может быть только злой шуткой вконец измочаленного подсознания. — Я не заметил, как отрубился? — спросил Арсений собственный организм, получив в ответ одно большое ничего. — Я не совсем понял, — честно признался Антон. — Постой, — через несколько секунд молчания Арсений уловил звук, похожий на шелест клавиатуры ноутбука. — Ну вот. «Сапсан» так поздно не ходит, конечно же. Тогда только рано утром приеду, уж извини. — Ага, — совершенно безэмоционально ответил Арсений. — Или, — в голосе Антона наконец прорезалась неуверенность, — ты не хочешь? — Хочу, — ответил Арсений таким же мертвым голосом. — Окей, — успокоенно выдохнул Антон. — Адрес диктуй, я записываю. «Я долбаная Алиса, — решил Арсений, на автомате проговаривая свой адрес. — Не иначе, я незаметно для себя провалился в кроличью нору». Антон попрощался и прервал связь, а Арсений так и остался сидеть на полу с телефоном в руках. Вымотанная безжалостным рабочим графиком и подростковой влюбленностью нервная система все же решила взбунтоваться против своего обладателя и напрочь лишила его сна. В итоге Арсений до утра мерял шагами квартиру под тихое бормотание телевизора. Утром он в самом деле чувствовал себя абсолютно пьяным — от недосыпа, полувосторженного-полуистеричного ожидания и мерного кружения по комнате. Поэтому когда по квартире разнесся пронзительный сигнал домофона, Арсений замер, не то как сеттер перед броском, не то как заяц с желанием скакнуть в сторону и затаиться. В итоге не совсем еще отключившиеся мозги дали команду просто подойти и молча нажать на кнопку, открывающую подъездную дверь. Антон появился на пороге его квартиры через пару минут, пахнущий свежим снегом, табачным дымом и, вопреки всему, летом. — Привет, — смущенно поздоровался он, нервно вертя кольцо на пальце. — Ну и с добрым утром, что ли. — С добрым, — проговорил Арсений, всматриваясь в дорогое лицо и пытаясь усилием воли утихомирить зашедшееся сердце. — Проходи. И где, кстати, свитер? — Вот, — сказал Антон, разуваясь, расстегивая куртку, по-хозяйски вешая ее в шкаф и указывая на свой собственный вышеупомянутый предмет гардероба, мешком висящий на его же собственных плечах. — То есть? — Арсений окончательно запутался в странностях этого непонятного человека. — А в чем тогда смысл? — Так ведь это я же июнь, а не свитер, — надулся Антон и протопал в комнату. — И вообще, все честно: я сказал, что привезу свитер — я привез свитер. На себе. Кто говорил, что я отдам его тебе? К тому же, шмотья у тебя и так более чем достаточно. Арсений остановился напротив него и вгляделся в лучистые глаза. Антон сорвался в Питер только потому, что Арсений пожаловался, что ему холодно. Так поступают только очень хорошие друзья. Да, наверное, друзья. А вот Арсению пора перестать так тормозить и выразить хоть толику той благодарности, которая, вкупе с безграничной нежностью, сжимала сердце так, что становилось трудно дышать. Он шагнул ближе. — Я рад, что ты приехал, — просто сказал он и обнял свой личный источник летнего тепла. — Я рад, что приехал, — прошептал Антон ему в висок. — Мне тоже было холодно. — Почему? — спросил Арсений, вскидывая на него глаза. — Просто тебя не было так до-о-о… О, ничего себе! — он схватил лицо Арсения в ладони и беспардонно развернул его к свету. — Арс, ты когда спал последний раз? — Да как-то не довелось сегодня, — смущенно признался Арсений, с сожалением выпутываясь из цепких рук. — Работы много. Да и вообще… — Да и вообще, тебя походу шатает, — закончил Антон. — Давай-ка мы тебя спать уложим. — Ой, да, точно, — быстро проговорил Арсений, возвращаясь в реальность. — У меня ж и времени-то почти не осталось. Давай я накормлю тебя завтраком, поболтаем немного, а потом мне ехать надо. Работа… — Да-да, — покладисто согласился Антон и выключил бухтящий телевизор. — Конечно. — У меня квесты, — жалобно продолжил Арсений, до красноты растирая зудящие глаза. — И корпоратив… — Я понял-понял, — Антон кивнул, взял с журнального столика его телефон и выключил тоже. Потом повертел головой, выцепил взглядом вай-фай роутер и, выдрав его из розетки, огляделся с чувством выполненного долга. — Я не затем приехал, чтоб увидеть, как ты тут кони двинешь. — Как же мне не хватало твоих жизнеутверждающих комментариев. — Да-да, — в очередной раз согласился Антон, беспардонно хватая его за плечи и толкая в сторону неразобранной постели. — А теперь иди спать. Обещаю охранять тебя от толпы разгневанных клиентов, буде они нагрянут сюда лично. — Да ты хоть понимаешь, сколько людей я подведу! Это же безответственно, это… — Звиздец твоей репутации! — радостно подытожил Антон, отключая теперь и городской телефон. — Потому что я никуда тебя не отпущу. Арсений замолк, пораженный захлестнувшим его ощущением двусмысленности происходящего. А Антон же почти за шиворот дотащил его до кровати, откинул покрывало и заставил принять горизонтальное положение. Арсений замер, покоряясь неизбежному, и натянул на себя одеяло, сонно и влюбленно глядя в самые заботливые глаза на свете. Раздолбай Шастун и забота — кто бы мог подумать! — Так-то лучше, — похвалил Антон, поправил одеяло, а затем наклонился и на пару секунд прижался губами к его виску. — Спи. — Ты меня поцеловал, — пьяно озвучил очевидное Арсений, пытаясь удержать лезущую на лицо туповатую улыбку. — Да. Спи. — Ты меня поцеловал, — повторил он, думая о том, что теперь не сможет уснуть вообще никогда в своей дурацкой счастливой жизни. Антон сжал его плечо и улыбнулся. — Да, поцеловал. Спи. — Ты меня поцеловал, — упрямо выдохнул Арсений, проваливаясь в сон. И совсем не страшно проспать все на свете, если Антон будет рядом. А репутация… Да черт бы с ней, в самом-то деле!