21.30 p.m.
Бар постепенно заполняется людьми. Кто-то приходит, а кто-то, насытившись беседами, с неохотой уходит. «Белая роза» тепло встречает каждого, кто готов принять её правила жизни. Молодая девушка, на вид которой года двадцать четыре, присела рядом за барную стойку через одно место от меня. Явно только-только вырвалась с работы, и, судя по её напряжённому виду, печальному, несколько холодному взгляду и резким телодвижениям, денёк был не из приятных. Она заказала какой-то лёгкий напиток и уставилась в никуда, отпивая из бокала «целебное снадобье». Временами ей приходится поправлять свои сползающие на нос очки в чёрной толстой оправе, при этом приглаживая длинные ухоженные каштановые волосы. Меня притягивают её черты лица – мягкие, но в меру строгие; миленький носик, маленькие тоненькие аккуратные губки. На ней белая блузка, чёрная до колен юбка, тёмные, на не высоком каблуке, туфли. И всё тот же уставший, немного измученный вид. Спустя десять минут мы уже сидели бок о бок, делясь своими мыслями – я всегда легко сходился с незнакомцами. - У тебя красивые тонкие пальцы, словно созданные для игры на музыкальном инструменте. Например, на фортепиано,- не стану скрывать, её взгляд пленяет меня. - Я словно наяву слышу мелодию Моцарта… и это прекрасно. - Это что, подкат? Хотя нет, не отвечай, всё равно. Спасибо. Я на самом деле приятно удивлена твоим словам. Правда… Да, я играю на фортепиано. Играю с детства – затронув эту тему её взгляд оживился, и в тоже время стал печальнее - Я обожаю играть. Это словно отправляет меня в иной, потусторонний мир, лишённый всего этого прозаичного дерьма, извини за выражение конечно. - Всё нормально, бывает, - я сделал глоток из своего стакана. - Ты меня заинтриговала. - Чем же? - Да всё просто. Мне не понятно, почему имея такую страсть к этому делу, когда мы с тобой об этом заговорили, ты стала ещё печальнее? В этот момент мимо нас прошёл, неизвестный мне ранее, средних лет мужчина, изрядно уже выпивший, от которого несло чем-то невнятным: запах не приятный, режущий, отталкивающий. Быть может дешёвый одеколон. - Потому что… - её глаза немного увлажнились. - Знаешь, я уже который год играю с большими перерывами, и то по вечерам, если не сильно устаю с работы. Прихожу, готовлю ужин для своего молодого человека, с которым живу и падаю спать без сил. А музыка… Музыка мне лишь снится. - Уверен, это прекрасные сны. Хм… И всё равно, что тебе не даёт вдоволь заниматься музыкой? – Я искренне не понимал, почему. И поэтому не намерен был униматься. - Как что? Ну вот то самое, что я назвала «прозаичным дерьмом». Плата за квартиру, ежедневные расходы. Работа, нужны же деньги. - И что? Тебе так много нужно для жизни? – Я вопросительно смотрел на неё пару секунд, после чего продолжил. – Мне просто не ясно. Ведь тебе нужна музыка, а не чёртова бизнес-империя. - Да. Просто музыка. - Ну тогда какого…. Она сделала пару глотков из своего бокала. Я предложил сигарету, но она отказалась. «Бросила», сказала она полушёпотом. - Интересно. Знаешь, о чём я сейчас думаю? – в ход пошла следующая сигарета. - О чём? - В моём воображении рисуется картина: длинная пустынная дорога, а параллельно ей, вдалеке, бушующий, завораживающий океан, полный жизни. На тебе сотня одёжек и с каждым шагом ты умудряешься надевать на себя всё больше и больше. Почему, спросишь ты? Какая логика? Да потому что по обочинам с обеих сторон толпятся люди, которые кричат и плюются «Надевай! Ну надевай же! И кофточку не забудь! Простудишься, куртку натяни!». - И я надеваю. - Да, именно. И ты надеваешь следующую вещь. А потом ещё одну. И ещё. Эта одежда – твои вечные бытовые «проблемы». Тебе жарко во всей этой одежде, да и погода этому потворствует. Ты слышишь шум океана, но продолжаешь идти, наивно полагая, что может быть, когда-нибудь ты всё же решишься пойти к океану, послав всех к чертям собачьим, но только не сейчас. Сейчас не подходящий момент. Пока, в конце концов, просто не падаешь замертво. - Как печально это звучит. - Да, и куда печальнее видеть это в реальности! Теперь представь иную картину: теперь ты, свернув на середине пути, пинаешь одного из таких «умников» ногой, как обезумевшая, бежишь к океану, по дороге срывая с себя одежду и в конце, оставшись совершенно голой, бросаешься в пучину, отдаваясь тому без остатка. Ты растворяешься в нём, оставив на суше все бытовые «проблемы». Ты счастлива, ты жива, ты настоящая. Ты становишься его частью, а он – твоей…. - Но мы с тобой здесь, в баре, где нет океана, метафор, где прозаичность - наше настоящее… Я не знаю, что делать… - Просто доверься своему сердцу. Да, звучит очень заезжено и до тошноты банально, но чтоб меня, это работает! Если музыка - твоя настоящая страсть, то только её реализация сделает тебя счастливой. Остальное придёт само. По её левой щеке прокатилась слеза, она тихо прошептала, вглядываясь в пустоту: «Я просто боюсь стать неудачницей». На что я не громко ответил: «Гарантий нет и не будет, но вот возможность, возможность успеха и того счастья, что ты заслуживаешь – она есть. А это то, ради чего можно рискнуть всем». - Спасибо. Серьёзно. Я…- она тяжело вздохнула - Ну а ты? Ты долго искал своё призвание? Ты вообще знаешь его? - Да. Последние два года, может немного больше, я знал его. Знал, что этим я хочу заниматься, что к этому у меня лежит душа. Но я продолжал идти по той самой пустынной дороге, внимательно прислушиваясь ко всем этим «умнейшим и мудрейшим мира сего», время от времени останавливаясь, и вглядываясь в океан, располагающемуся где-то вдалеке. В какой-то момент просто сорвался, с истерикой, криками, с диким жжением в душе. В тот момент сердце просто не выдержало и закричало, что есть силы, «да выслушай ты меня, идиот!». И я выслушал. И я согласился. - И где ты сейчас? - Сейчас я голый стою на берегу, стягиваю с себя правый носок. Её звали Анита.22.21p.m.
На часах двадцать одна минута одиннадцатого. В моём стакане немного разбавленный виски. Да, с алкоголем здесь не всё так хорошо, но мы приходим сюда не для этого. Разношёрстный народ снуёт туда-сюда. Я на своём прежнем месте. В пепельнице уже медленно, но верно образуется не большое кладбище выкуренных сигарет. Справа от меня присаживается молодой парень, на вид так лет двадцати восьми - тридцати, который явно не в духе. Черноволосый, небритый пару деньков, с располагающей внешностью. Одет он в серую футболку без каких-либо причудливых надписей, которые так любят в наше время, в тёмно-синие джинсы, и в чёрные мокасины. Заказывает кружку крепкого пива, упирается взглядом в невидимую точку, в районе полок с алкоголем и медленно погружается в свои мысли. - От чего такой печальный сегодня? - А, здорова, - сказал он немного растерянно.- Помню, видел тебя пару раз здесь. - Да. – Хоть убейте, но не вспомню. Да и не важно сейчас. Мы помолчали с полминуты, после чего я продолжил - Ты так и не ответил, от чего такой угрюмый? Рассказывай, что случилось? - Разбил – коротко отрезал он. - Вазу? Лицо? Машину? - Сердце. - Да. Это хрупкая вещица. - Даже слишком. И это не в первый раз. И видимо не в последний. Я просто мудак – он делает пару больших глотков. - Был бы и вправду мудаком, не сидел бы здесь и не чувствовал вины. Расскажи о ней. Его взгляд оживился, его губы немного затряслись, его руки не находили себе места. - Она… Идеальная. Идеальная в своей не идеальности. Я не люблю её. - Например? Я тебя не понял. Поясни. - Уборка. - Что? - Она, блять, постоянно убирается! Каждый день подметает, моет полы. - И тебе это не нравится? - Нет. Да. Чёрт, это просто странно. Я не люблю её. А ещё бесит, когда в холод она ходит без шапки. Я не люблю её. И бесит, когда не слушается меня, когда заболевает и не пьёт таблетки, которые прописывают. Я не люблю её. Раздражает, когда она чавкает за столом. Я не люблю её. Выводит из себя её упёртый характер. Я не люблю... А ещё мне нравится, когда она стоит у зеркала, расчёсывается и корчит рожицы. Я не люблю её? И люблю, когда она, во время сна, дёргает своей ручкой или ножкой, когда ворочается, когда стягивает на себя одеяло. Я не люблю её? - И ты не любишь её?.. Его звали Роман.23.16p.m.
В «Белой розе» иногда появляются люди, которых не хочется видеть ни в одном порядочном заведении – они заливают свою боль и свои неудачи потоками алкоголя, теряя, в конце концов, на краю бутылки самих себя. Я вновь ощутил этот отталкивающий запах, запах дешёвого одеколона. Запах чужака. Нет, не подумайте, дело тут не в одеколоне, дело тут просто в ощущении. В ощущении того, что человеку тут просто не место. Он стоял в двух шагах от меня. Я посмотрел ему в глаза, холодно оценивая то, что он из себя представляет. - Эй, ты. Что ты на меня уставился? - Ты это мне говоришь? - Да! Я смерил его взглядом, подозвал к себе. Он подошёл. А дальше всё случилось быстро: бармен прокатил личико этого доброго молодца о барную стойку. После чего он же отправил его в стену, ну а в конце, просто поднял здорового сорокалетнего мужика за шкирку, как котёнка, проволок вверх по лестнице и выбросил за дверь – «Белая роза» гостеприимна только к тем, кто принимает правила её жизни. Наш чужак забыл монету. Бармену это не понравилось.00.12a.m.
Похоронное бюро для сигарет продолжает свою работу. Пепельница – поле, сплошь покрытое гробами, которые присыпаны пеплом, будто снегом тёмной зимней ночью. Я добиваю четвёртый стакан разведённого виски и продолжаю свои странствия по душам незнакомцев. Пожилой человек, улыбаясь, присаживается рядом со мной. Мы, не без интереса, рассматриваем друг друга какое-то время. Он заказывает выпить. На нём слегка помятый серый пиджак, очки в светлой оправе, светлые брюки и туфли в тон. - Молодой человек, вы интересуетесь литературой? – он решил первым прервать молчание. - Что? - Литература. Вы читаете книги? Стойте, даже не отвечайте. Я вижу, что да. - Да… Вы правы. Я большой любитель этого дела. Позвольте тогда и мне вопрос? - Давайте. – Он немного прищурился и наклонил голову в бок. - Вы мне кажетесь смутно знакомым. Мы с вами раньше встречались? - Не думаю. Мне бы заполнилось ваше лицо. Я писатель. Как насчёт того, чтобы поболтать немного о литературе и писательском ремесле? Определённо он знает правила нашего маленького бара. Мне это нравится. - Да, конечно. И есть один волнующий меня вопрос. Хочу не упустить возможности и задать его. - Задавайте, молодой человек. Я открытая книга. - Почему вы пишете? Зачем? - …От одиночества и любви. От обыкновенного одиночества и необыкновенной любви. - В смысле? Я вас не совсем понимаю. Как вяжется писательское ремесло, одиночество и любовь? - А вот так. Многое, что на самом деле чувствую, что переживаю, о чём думаю, я просто не могу выразить вот так, в разговоре. Да, звучит странно, но это так. Когда я пишу, то чувствую, как нужные слова и образы сами льются из меня, но во время разговора – ступор. От этого, даже окружённый любимыми людьми, я ощущаю себя одиноким. - Вы точно подметили, звучит это странно. - Молодой человек, вы любили? Любите кого-то? - Да. - Вам легко говорить этому человеку о своих чувствах? - Нет. Я с трудом…. Я понял вас. Понял. - Именно. Я люблю жизнь, во всём её и не всегда приятном многообразии, и выразить это просто, вслух, чрезвычайно сложное занятие. Слов подходящих у меня просто не находится. Но вот в письме... - В итоге, вы пишите для того, чтобы любимые вами люди чувствовали и знали, как вы любите их, и как любите эту жизнь. Любовь и одиночество, одиночество и любовь…. Его звали Александр Иванович.02. 41a.m.
Я уставился в стеллажи, набитые алкоголем, думая о каждом из них. Делаю затяжку. Выпускаю дым. О каждом из незнакомцев, чьими глазами мне удалось сегодня увидеть этот невероятный по своей природе мир. Анита, Роман, Александр Иванович. Делаю затяжку. Выпускаю дым. - Ты стоишь в воде. - Бармен прервал ход моих мыслей. Я на мгновение растерялся. Передо мной за барной стойкой стоял Я. Мои глаза, губы, лицо, одежда, голос. Сигарета тлеет, крепко держу её зубами. Подо мной - вода. «Белая роза» на берегу умиротворённого океана. Стены исчезают, вслед за ними таят на глазах посетители, оставляя за собой лишь едва заметные тени. Барная стойка испаряется, а столы и стулья проваливаются в нагретый солнцем песок. Никого нет, Ничего нет. Только я, совершенно голый, в одном чёрном носке на правой ноге, с дыркой на пальце. Океан, какой же ты огромный… Сигарета падает в воду, заканчивая своё существование жалобным шипением. Я стягиваю носок с правой ноги и направляюсь вперёд, в воду. Я выхожу из бара…