Правосудие

стихи: Л. и М. Языковы Часть 1. ДОЛГ - Я смотрю, ты все-таки очухался. Годжун медленно, как будто его не отпускали бумаги, поднял голову. Бодхисатва Милосердия попыталась уловить взгляд дракона и для этого пощелкала перстами. - Честно говоря, была уверена в том, что ты сдохнешь. Годжун ничего не ответил и отвернулся. - Не вороти морду, мне тоже неприятно тебя видеть, - с кривой улыбкой сообщила Канзеон Босацу. – По своей воле ни за что бы сюда не пришла. Недавно состоялся суд. Годжун пожал плечами. - Знаю, я был на нём оправдан, потому что физически не мог предотвратить побег этих четырёх. - Мозги мне не еби, речь идёт о другом суде. Беглецов приговорили к смерти. Ты назначен их палачом. Годжун посмотрел на молодые бутоны вишни и спросил: - Что, изменников уже поймали? - Нет пока. Ты спустишься в Нижний мир и там их найдёшь. Годжун мотнул головой. - Я не ищейка и не сыщик, у меня, вообще, с аналитическими способностями - беда. - Те-те-те… - На Земле миллиарды людей. - Но только трое из них по сущности своей не люди. Тебя никто не просит трогать людей. Полетаешь, посмотришь, свет энергии божественных существ виден издалека. Скажу сразу: отказ будет воспринят как измена. Ты умеешь убивать и любишь охотиться. Разве ты не хочешь добавить в список своих трофеев троих изменников? Предпочтешь их казнить или сам умрешь позорной смертью? Годжун вздрогнул, но ответил: - Хорошо, я их найду. Канзеон Босацу зло улыбнулась. - Найдешь и убьешь. Военным приказано отрубить головы, а с Ко… гражданским можешь делать всё, что хочешь. Самое интересное – Сейтен Тайсей. Тебе разрешено применить боевые заклинания, но убивать его не обязательно, можно просто запечатать. Хотела бы я посмотреть на ваш бой. Кстати, если ты начнёшь с него в надежде получить ранение и свалить с задания, это будет считаться злостным невыполнением приказа. Всё понял? Годжун смял документ, над которым работал, и прошипел: - Лучше б я сдох. Впрочем, это ещё не поздно поправить. Канзеон Босацу наклонилась к дракону, тот поспешно отстранился, в его глазах мелькнула паника. - Ошибаешься, родной, в смерть уйти не получится. На Небесах сейчас живет твой сын. Надо же было кому-то, пусть формально, пока ты болел, командовать армией? Он, помнится, маленький ещё? Наверно даже не поймет, за что его убивают. Но, если ты не сделаешь всё правильно, то его возраст и это непонимание никого не остановят. Годжун прикрыл веки. Канзеон Босацу распрямилась и самодовольно добавила: - Новый Император мудр, он не отдаёт невыполнимых приказов. - Я понял тебя. Уходи. Великая бодхисатва поправила причёску и огляделась. - Где у тебя зеркало? Нету? – спросила она и продолжила без перехода. - Да, все любят своих детей. Кстати, хотя Конзен мне и не сын, но, тем не менее, родная кровь. - Что с того? - Убей Конзенчика как-нибудь со спины, безболезненно. Годжун аккуратно расправил смятый документ. - Почему ты решила, что я окажу тебе эту услугу? Канзеон Босацу всплеснула руками. - Мне такой услуги не надо! Я как-нибудь сама обойдусь. Услуга нужна Конзену. Он гражданский, хилый и безобидный. Годжун опять посмотрел в окно и тихо ответил: - Я так не думаю. Бодхисатва Милосердия топнула ножкой. - Поклянись. - Уходи. - А, ладно. Всё равно просьбу выполнишь. Иначе поступить благородство не позволит. Ты же благородное существо? Я, кстати, на суде за тебя заступалась. - Я не нуждался в заступниках. Когда Тенпо вернулся и зверя добил, я уже на дне шахты с переломанными ногами лежал и сделать всё равно ничего не мог. - Да, Кенрену повезло, хотя ты и потрепал его основательно. Вдвоём им, конечно, было легче. Славно мальчики мастера Се разделали, в лапшу порубали. А Литотена прошли, как нож мыло. Жидкое. Придется тебе с ними повозиться. - Вот и не задерживай меня. Канзеон Босацу цыкнула зубом, точно, как её спесивый племянник, и величественно удалилась. Годжун сидел на ступенях веранды и, держа в зубах свёрнутый лист бумаги, полировал лезвие катаны. - Отец, что у вас во рту? Годжун вытащил прикушенный листок, положил его на пол рядом с собой и улыбнулся. - Мой сын, вы глупы. Как я могу ответить, не разжимая челюстей? А теперь во рту у меня уже ничего нет. Это бумага, но можно использовать и носовой платок. Считается, что, поступая таким образом, вы не оскверните клинок своим дыханием. Но, думаю, это только традиция. Маленький дракончик осторожно коснулся клинка. Он уже знал, что кромки лезвия нельзя трогать, даже проявляя осторожность. - Отец, почему вы меня ничему не учите? - Вам так кажется, - ответил дракон, откладывая катану в сторону. – Учёба – это не только наставления и зубрёжка книг. - Но я хочу знать, как сражаться и водить в бой других! - Обязательно научу, но только, когда вы станете больше моего меча. Дракончик сокрушённо вздохнул: пока что, он дорос только до цубы. - Не волнуйтесь, у вас ещё будет время всему научиться. Кстати, мне удалось подобрать хорошего заместителя. Он поможет вам разобраться с делами армии. Годжуну невыносимо трудно было прямо сказать сыну о предстоящей разлуке. Сын сам заговорил о ней. - Вы уезжаете? - Да, мой мальчик, я ухожу, но скоро вернусь. Вас никто никогда не тронет. Последней реплики дракончик не понял, но послушно кивнул. Годжун поцеловал его светлые тёплые волосы и продолжил: - Если вас заставят принимать самостоятельные решения, опирайтесь на здравый смысл, но постарайтесь прежде узнать мнение моего заместителя. С остальным вы легко справитесь. Не забывайте кормить рыбок. Рыбок кормили раз в неделю. Дракончик понял, что разлука предстоит долгая, но гордость и воспитание не позволили ему выказать слабость. - До свидания, отец. - До скорого свидания. А теперь идите в свою комнату. Я должен побыть один. Годжун переоделся в гражданское, взял катану и шагнул в Нижний мир. Часть 2. ПЕРВЫЙ Сразу после побега мятежникам трудно было устроиться в Нижнем мире. Жили они, в основном, за счёт переводов, которые Тенпо, зная практически все основные языки, умудрялся делать очень быстро и качественно. Но денег за них платили мало, на четверых хватало с трудом. Да и к новому быту небожителям привыкнуть было непросто. Бывшие военные, ранее посещавшие Нижний мир, кое-как справлялись, а вот Конзену никак не удавалось адаптироваться и вести себя правильно. Он даже в магазин не мог сходить, не вызвав у продавцов и прочих покупателей истерики. Из-за этого и для того, чтобы не бросаться в глаза соседям, Конзен и Гоку неделями не выходили из дому. Через несколько месяцев беспокойной голодной жизни, Кенрену удалось найти место лесника, и вся компания переехала в маленький замшелый домик, стоящий на большой лесной поляне. Бывший генерал, инициативный и хозяйственный, быстро осмотрелся и понял свою новую службу. Тенпо он оформил помощником, Конзена – бухгалтером. Впрочем, ни в чьей помощи Кенрен не нуждался, сам мотался по просекам на снегоходе и мотоцикле, нареканий у начальства не возникало, новых поселенцев никто не тревожил. Стояла середина осени. По утрам на мелких лужицах уже хрустел ледок, но в полдень Гоку ещё носился в майке и шортах, собирая на разведанных летом полянах оставшуюся чернику. Конзен, чтобы не слышать его радостных воплей, часами гулял по лесу и делал вид, что собирает грибы. Тенпо читал книги или бездельничал, так как стряпать ему, из-за хронической рассеянности, было строжайше запрещено. Сегодня с утра зарядил мелкий серенький дождь. Кенрен чинил бензопилу, Гоку смотрел в окно и задавал глупые вопросы, Конзен на эти вопросы невпопад отвечал, размышляя, уместно ли ходить по лесу с зонтиком в руках. Тенпо лежал на кровати и смотрел в потолок. - Кенрен, - неожиданно спросил он, - как ты думаешь, нас будут искать? - Я не думаю, - ответил бывший генерал, - я не думаю, я точно знаю, что искать нас будут. - И тогда? - Отлегаемся как-нибудь. Кенрен засмеялся. - Что тебя так веселит? - Надо у Гоку на лимитере застежку сделать. Радиоуправляемую. Чпок, и нам никто не страшен, - пояснил бывший генерал, натягивая резиновые сапоги. Тенпо невесело улыбнулся и поинтересовался: - Куда ты в дождь собрался? Кенрен тряхнул массивной бензопилой. - В соседнем квартале надо дерево сухое свалить. - Завтра нельзя это сделать? - А если завтра тоже дождь будет? Ещё и дорогу развезёт. Осень. Распилю на чурочки и постепенно сюда перетаскаю. К обеду управлюсь. Дрова нам скоро ой, как пригодятся. - Генерал Кенрен! Метрах в десяти, рядом с кряжистым, тёмным от дождя дубом светлела человеческая фигура, не по сезону одетая в белую рубашку и серые штаны. Кенрен узнал гостя и быстренько огляделся. В облетающем лесу спрятаться было невозможно. «Он один? Надо ребят предупредить. Заорать, что ли? Не услышат, а этот в два прыжка достанет. А, собственно, почему я должен его бояться?» - Опаньки! Подарочек с того света. Не холодно? – поинтересовался Кенрен, нащупывая на пиле рычаг зажигания. - Благодарю за заботу, - ответил Годжун и положил ладонь на рукоять катаны. - Куртку дать? - Мне не холодно. «Даже если отобьёмся, придётся отсюда линять, а жаль. Может, его - того? Свалить, как сухостой. Не сиделось, понимаешь, бедолаге на Небесах». - Генерал Кенрен, судом Императора вы приговорены к смертной казни. Примите свою судьбу, как это пристало солдату. Кенрен помолчал, набрал в лёгкие воздух и обратился к командиру с проникновенной речью: - Слушай, ты ещё на Небесах достал меня своей упёртостью и тупостью. Зима на носу, дрова нужны. Если я тебя сейчас, гандон мятый, с сучком перепутаю, меня даже в полицию не заберут. Тебя же в природе не существует. И впредь не будет существовать. Ты же с такой рожей бабу себе, чтоб размножится, найти – не найдёшь. - Генерал Кенрен, вы теряете лицо. - Знаешь, за моей спиной – ребёнок. Тут уж не до лица! Годжун дёрнулся и решительно шагнул вперёд. Кенрен завёл мотор и взялся за пилу обеими руками. Несколько секунд они кружили, не решаясь броситься вперёд. Годжун концентрировал в мече силу стихии. Кенрен уговаривал себя ударить рычащей цепью живое существо – бывшего командира. Голубое, нестерпимо яркое пламя окутало лезвие драконьей катаны. Кенрен понял, что шутки кончились, и бросился в атаку. Бой прекратился почти сразу. От негромкого взрыва Годжун отгородился заклятьем. У Кенрена такого щита не оказалось. Он остался лежать на прелых листьях, бессильно раскинув черные, по локоть обожжённые руки. Капли дождя текли по его всё ещё красивому лицу и очень напоминали слёзы. - Генерал Кенрен! - Ну, что ещё? - Закройте глаза. - Обойдешься! Руби, не стесняйся. - Генерал Кенрен, у меня нет другого выхода. - Да ты, никак, извиняешься? - Можно сказать и так. Меня заставили стать вашим убийцей. - Надеюсь, Тенпо тебя остановит! Годжун представил, что будет, если пожелание смертника сбудется, и поднял тёмный, блестящий от влаги клинок. Лезвие глубоко ушло в лесную подстилку, оставив на шее бывшего генерала тонкую бордовую полосу. Годжун выпрямился, вытер лезвие и убрал его в ножны. Он с трудом подавил в себе желание проверить у казнённого пульс, хотел было уйти, но наклонился и, отдавая последний долг, прикрыл веки трупа. Длинные жесткие ресницы царапнули драконью ладонь. Дерзкие глаза бунтовщика закрылись навсегда. - Насколько я помню ваше досье, генерал, вам и раньше свойственно было легко терять голову, - борясь с истерической дрожью, хмуро заметил Годжун. Действовать следовало стремительно, чтобы не позволить противнику осознать ситуацию и приготовиться к отпору. Но Годжун чувствовал усталость, близкую к забытью, он отдал этой схватке все силы. Поэтому дракон решил отдохнуть, а, заодно, и понаблюдать за оставшимися в живых мятежниками. Часть 3. ВТОРОЙ Кенрен не вернулся ни к обеду, ни к раннему ужину. Конзен гремел посудой в мойке и косился на дверь. - Где он там застрял! Ищи теперь под дождём в темноте. А дров, между прочим, как не было, так и нет! Бывший маршал отложил книгу и поднялся с кровати. - Знаешь, Конзен, у меня очень нехорошее предчувствие. У Конзена тоже было нехорошее предчувствие. - Думаешь, его деревом придавило? Не мог же он ногу себе отпилить? - Не мог. Пойду, потороплю, а то скоро солнце садиться начнёт. До соседнего квартала было четверть часа быстрой ходьбы, и, когда Тенпо вернулся через двадцать минут, один, бледный, как снятое молоко, Конзен перепугался не на шутку. - Гоку, - не своим голосом позвал Тенпо, - поднимись, дружочек, на чердак, открой слуховое окно и внимательно следи, не появится ли кто. - Тен-чан, а зачем? - Чтобы Кен-нии-чана не пропустить. Он должен скоро вернуться. Гоку не заметил в ответе ничего странного и быстро полез на крышу. - Кенрен погиб, - будничным голосом сказал Тенпо. Конзен опустился на стул. Он очень привык к весёлому, деятельному военному и даже по-своему полюбил его. Удар был сокрушительным. - Надо похороны организовать, начальству сообщить… - Идиот! – заорал Тенпо. – Прости, я же не сказал тебе, как он погиб. - Как? - Ему отсекли голову. Судя по чистоте раны – остро отточенной катаной. Как ты считаешь, много в Канаде остро отточенных катан? Конзен бросился к окну. Тенпо вернул его на стул. - Не дёргайся, Гоку скажет, если что. Горевать будем потом. Сейчас придётся драться. - С кем? – спросил потрясённый происходящим Конзен. - В принципе, послать могли любого, но логично предположить, что это Король-Дракон. - Подожди, он же погиб. - Он был тяжело ранен, упал в вентиляционную шахту, и только. - А почему «логично предположить»? - Годжун - техничный боец с силой океана, зверобог, неплохой оммиё. А мы оба из его армии. Надо же дракону перед Императором вину загладить. Были из его... Знаешь, - дыхание Тенпо сбилось, - он совсем, как живой, лежал. Кровь в песок и в палые листья впиталась. Глаза закрыты. И дождь кончился. Я подумал сначала, что генерал мой устал и заснул. - Не надо, - вскрикнул Конзен, - не вспоминай, а то в обморок сейчас грохнешься. Ты сам сказал, что нам надо драться. - Я Годжуну этого не прощу. Конзен содрогнулся: в глазах приятеля плескалось безумие. - Что ты собираешься делать? - Ты, когда припрёт, хитёр и изворотлив. Спрячь ребёнка, только не в погребе. Двери не закрывай. Когда… ну, может быть, он войдёт, стреляй в грудь. Даже если дракон сразу не умрёт, то сопротивляться действенно не сможет. Потом топором разбей ему голову. Не стесняйся, забудь про жалость и правила. Если он придёт, значит, меня уже на этом свете нет, и ты – последняя надежда Гоку. Всё понял? - Всё. Тенпо открыл всегда запертую кладовую, взял катану Верхнего мира и ушёл в лес. - Главнокомандующий. - Здравствуйте, маршал. Годжун, склонив голову, сидел на поваленном дереве, но Тенпо не сомневался, что чудовище давно уже знает о приближении следующей жертвы. - Генералу вы тоже сначала пожелали здоровья? - Маршал, разве сейчас время для иронии? Годжун встал и обжёгся о зеленое пламя бешеных глаз. - Тенпо, у меня не было выбора. Таков приговор Императорского суда. - Вот как? А я рассчитывал, что мы разменяем наши жизни… Но вы хотите забрать всех. Тенпо бросился вперёд. Годжун, утратив былую лёгкость, стал тяжелее и медлительнее, но, вместе с тем, сейчас он был гораздо страшнее того мальчишки, что пропустил пинок от взбунтовавшегося подчинённого. И опаснее. Дракон научился бояться смерти. - А кто командовал армией, пока вы, Годжун-сама, болели? – задыхаясь, спросил Тенпо. - Мой сын, - ответил Годжун, хотя и не собирался отвечать. – Теперь он – гарантия того, что вы будете наказаны. - Понятно. Тенпо дрался, как никогда в жизни, но, неожиданно, его словно толкнули в лоб мягкой ладонью. Маршал отшатнулся и, схватившись за расползающийся живот, ткнулся лицом в землю. - У плохих драконов тоже есть свои приёмы, - сказал Годжун бывшему маршалу. - Ты никогда не увидишь сына, - простонал раненый, чтобы не выть самому, а заставить выть врага. – Он умрёт, и молись, чтобы быстро. Великого Мудреца тебе не одолеть! Годжун опустился на землю и ударил по жухлой траве кулаком. Его огненный глаз подёрнулся пеплом. Годжун кольнул раненого остриём катаны. Тот повалился набок. - Мне приказано отрубить военным преступникам головы, но кто сказал, что обязательно живым? Годжун наклонился, убрал с шеи Тенпо влажные коричневые пряди, придавил хрустнувший кадык, распрямился и махнул катаной. От удара отрубленную голову развернуло, Годжун в последний раз заглянул в любимые изумрудные глаза. - Тенпо, курящих в живых не осталось. Не обижайтесь, но я заберу у вас сигареты. Годжун вытащил влажную пачку из кармана казнённого и направился к сторожке лесника. Часть 4. ГОСТЬ Конзен сидел напротив двери, судорожно сжимая пистолет. Рядом с ним на полу лежал топор, предусмотрительно развёрнутый обухом наружу. Через узкий прямоугольник приоткрытой двери было слышно, как скрипит сверчок, обитающий в щели крыльца. Конзен, завороженный привычным звуком, не услышал шагов над головой и не почувствовал затылком, что из открытого чердачного люка на него смотрит дракон. Просто, в следующую секунду, стало очень тяжело и темно. Очнувшись, Конзен увидел потолок. Голова за правым ухом болела и пульсировала, как будто именно там билось сердце. Руки тоже болели: они были крепко связаны и приторочены к спинке кровати. Прямо перед Конзеном на полу у стены сидел какой-то дядька. От его сигареты поднималась прозрачная струйка дыма. - Поговорим? - Ты? – ахнул Конзен. Он никогда бы не узнал в этом чудовище изящного драконьего аристократа, который когда-то собирался сражаться с Сейтен Тайсеем. - Я бы ответил, но не знаю, что ты имеешь в виду, - незваный гость пожал плечами и затянулся. - Сигареты… - У маршала позаимствовал, - осклабился тот, в ком следовало бы узнать Короля-Дракона. – Он, знаешь ли, возражать не будет. - Сволочь! Убийца!!! Конзен орал так, что поперхнулся и закашлялся. - На чердаке ребёнка нет. В подвале - тоже. Кричи громче, может быть, он придёт спасать хозяина. Конзен замолчал. - Позови его. - Ты что, дерьмо поднебесное, думаешь, я ребёнка на смерть отдам? Годжун опустил веки и отвернулся, чтобы племянник бодхисатвы не заметил дрожащего подбородка. - Никогда, урод чешуйчатый. Роди своего и измывайся над ним! Годжун поднялся, выбросил сигарету и подошел к кровати. Кенрен сжался под оценивающим взглядом безумного тусклого ока. - У некоторых ками на груди растут волосы. С этими словами Годжун невыразительным жестом разорвал толстую байковую рубашку Конзена. - У тебя их нет. Это хорошо. Но и тёткиной роскоши не наблюдается. Продолжим. Конзен придушенно пискнул – процесс удаления штанов был довольно болезненным. Потом дракон подцепил когтями узелки шнурков на обоих ботинках и дернул за них. – Что ты делаешь, гад? – вскрикнул Конзен, пытаясь лягнуть дракона. - Э, нет, с пинками покончено ещё в прошлой жизни. Годжун наклонился над жертвой, и Конзен инстинктивно согнул колени, чтобы, по крайней мере, оттолкнуть сумасшедшего. Изящные ступни уперлись в бедра дракона. Годжун пожал плечами и вздохнул, дивясь наивности «оранжерейного растения». Конзен с детства ненавидел рептилий, но сейчас он думал не об этом. Конзен отгонял страшную мысль, родившуюся в ушибленной голове, ещё тогда, когда его начали раздевать. Неужели тварь испытывает сексуальное желание к существу чуждой расы? Что же этот монстр сделает с Гоку? Тётка не раз отпускала скабрёзные шутки о запретной любви, да и маршал… покойный маршал, поправил себя Конзен, тот ещё был ходок. Но ощутить такое самому? Конзен задёргался, как червяк на крючке, и снова попытался оттолкнуть насильника ногами. Годжун, конечно, перехватил ноги ками. Он торопливо развел их в стороны, спеша оказаться внутри как можно быстрее, пока желание убить не стало сильнее желания обладать. Конзен под ним коротко вскрикнул, пытаясь противостоять рвущему движению, и прикусил губу. Потом, с трудом придушенный крик снова вырвался: дракон начал протискиваться в беззащитное тело. Конзен пытался вырваться, но он не мог ничего противопоставить дракону, который решил, несмотря на весь ад, устроенный ему проклятыми ками, получить удовольствие. Так и не избавившись от боли, Конзен закрыл глаза, надеясь только на то, что пытка когда-нибудь закончится, и что до Гоку чудовище так и не доберётся. Тем не менее, когда Годжун дёрнул поясницу покорного партнёра на себя, Конзен задрожал и кончил, фонтанчиком спермы залив себе живот. Пытка продолжилась. Конзен чувствовал себя полным ничтожеством, не способным к сопротивлению, как будто у него сломан позвоночник и полностью отняли силу воли. Теперь он совершенно равнодушно относился к тому постороннему, принадлежащему поймавшей его ополоумевшей скотине, что двигалось сейчас внутри. Конзен больше не дергался, позволяя дракону делать, что в голову взбредет. В какой-то момент Годжун замер, его тело содрогнулось от судороги, он зарычал, но тут же затих, вцепившись зубами Конзену в ключицу. Конзен вскрикнул, но не от этой боли, а от того, что его внутренности точно огнём опалило. Запястья ныли, в животе все горело, а Годжун, вдобавок, начал освобождаться, причиняя новую боль. Под спиной стало мокро и холодно. Конзен, чтобы не заорать, зажмурился и вцепился в кожаные путы. Но все когда-нибудь кончается, и вот уже боль в животе стала тупой, и только укушенная ключица продолжала саднить. Часть 5. ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ Дракон поднялся с распластанного тела, вытерся клетчатой байковой рубашкой и натянул штаны. - Ты плохой любовник, никакого удовольствия, сам изгваздался, и я об тебя, заодно. Не юный уже, а ведёшь себя, как девственница. Позоришь свою высокоуважаемую тётю. Конзен открыл глаза. Годжун наклонился над ним. - Конзен Доджи, смирись, наконец, и позови Сейтен Тайсея. Заработаешь то, о чём просила Канзеон Босацу – безболезненную смерть. Конзен оскалил окровавленные зубы. - Ты её убил? Тётка подохла? Какая приятная новость! - Грубость у вас в роду. Даже словарный запас одинаков. Она просила лёгкой смерти для тебя. Безграничной широты души женщина эта твоя Босацу. - Что ты заладил «Босацу-обоссаться». Жить без неё не можешь? Вот и иди тётку еби, ей понравится! - Да ты поэт! Только какой-то неромантичный. Зови Сейтен Тайсея. - Обойдёшься, паршивый уёбок! Годжун рассеянно улыбнулся. - Это ещё вопрос, кто из нас уёбок, особенно, если принять во внимание твою развальцованную задницу. Конзен попытался согнуть колени, болезненно скривился и остался лежать в беспомощно-непристойной позе. Годжун подождал – ответа не последовало. Тогда он продолжил увещевания. - Тебе сейчас кажется, что боль можно терпеть? Нет, Конзен Доджи, это была не боль, это было укрощение и ещё кое-что, о чём тебе знать не положено. Но, если ты не одумаешься, то боль начнётся. Ты закричишь громко и жалобно. На такой крик непременно выйдет домашнее животное. - Я это уже сто раз слышал, - стиснув зубы, проскрипел Конзен и приготовился терпеть. - Слышал, но не услышал. Улыбка дракона стала блаженной, чёрный зрачок закрыл янтарную радужку. - Никогда не думал, что чужие страдания могут доставлять такое наслаждение. Видимо, дело в объекте приложения сил. Заметь, однако, какое счастливое совпадение: ты согласен терпеть, мне понравилось доставлять боль. Годжун присел на кровать, медленно провел пальцем по укушенной ключице Конзена и слегка придавил когтём нервный узел под ней. Конзен выгнулся, заходясь в беззвучном вопле. - Очень болезненны правильные прикосновения к языку, но лишившись дара речи, ты станешь совершенно бесполезным. А вот органы размножения тебе, точно, больше не понадобятся. Что предпочитаешь: огонь или сталь. В любом случае, ты закричишь, слишком многое от этого зависит. - Ребёнок останется жить, - задыхаясь, выговорил Конзен. У Годжуна дрогнули губы, и его улыбка сделалась нежной. - Непременно. - Ты его никогда не увидишь! Годжун побелел и зарычал: тихо, яростно, отчаянно. Пристально глядя Конзену в лицо, он медленно поднял кисть и аккуратно проколол пальцем левый глаз ками. Конзен заорал, но так хрипло, что, скорее всего, дальше крыльца его не было слышно. Брызнувшая кровь попала на тонкие губы и чешуйчатый подбородок дракона. Он облизнулся. - Вкусно. Надо запомнить на будущее. Мозг не повреждён, Конзен Доджи, от этого ты не умрёшь, поверь моему опыту, уж я-то точно знаю. Годжун встал и вытер лицо. - Но умыться не помешает. Где вы тут умывались? Он вышел на крыльцо и огляделся. Внимание дракона привлёк старый, добротный колодец, расположенный недалеко от дома. Дракон сделал к нему шаг, но тут же остановился. - Как мне приказано? Сейтен Тайсей должен быть последним? Он вернулся в дом, взял с кухонного стола нож и опять присел на кровать с тихо стонущим ками. - Глупый мальчик, отважный, не спорю, но глупый. Хорошо бы отрезать твои солнечные волосы и украсить ими, как трофеем, ножны катаны, однако, боюсь, на Небесах меня не поймут. - Ты безумен, - открыв свой единственный глаз, прошептал Конзен. - Почему? Я умён. А вот ты – нет. Надо было ведро поднять. Конзен завыл и рванулся, раздирая кожу на запястьях. - Гоку, снимай лимитер!!! – заорал он из последних сил. - Не сейчас, - возразил Годжун, перерезая такое белое и доступное горло племянника Канзеон Босацу. - Что ж, я практически выполнил обещание, хотя и не давал его. Во дворе было тихо. Годжун подошёл к бревенчатому, с широким воротом колодцу, отвязал металлический трос и бросил его на дно. Послышался всплеск. - Страшная вещь эти колодцы, - пожал дракон плечами и наклонился, опираясь руками на стенку сруба. – Гоку, это правда, что оттуда видны звёзды? – крикнул он. - Из моего, вот досада, их видно не было… Ответа не последовало, но в аромате влаги дракон явственно почувствовал запах пота и влажных волос. Годжун закрыл глаза и прислушался. На дне тихо плескалась вода, и еле слышно всхлипывал ребёнок. - Дети – такие дети, всё бы им в прятки играть, - вздохнул дракон. – Но мне не нужен этот ребёнок, мне нужен Сейтен Тайсей. Незадача, хотя… Гоку, Конзен умер. Остальные тоже, если тебе это интересно. Сначала было тихо, потом послышался рёв раненого зверя, и над срубом полыхнуло белое пламя. Казалось, его видно даже между слежавшимися брёвнами. Годжун лениво отступил на шаг и произнёс заклинание. Пламя опало, колодец покрылся бумажными полосками с текстами заклятий. - Долг выполнен. Мой сын, теперь мы встретимся совсем скоро. Годжун вернулся в разгромленный дом. Там остро пахло кровью, и от этого страшного запаха мирная тишина казалась мёртвой и отвратительной, но Годжун уже не замечал таких мелочей. Ему хотелось уснуть. А, проснувшись, обнять сына. На подоконнике, нежно, едва слышно запел радиоприёмник: «В эту ночь, при луне, на чужой стороне, милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне…» Годжун скинул труп Конзена на пол, лёг на окровавленные простыни, посмотрел на умирающее солнце и закрыл лицо руками.