Сто очков

Судьба – забавная штука. Особенно если ее чуть подправить в нужном направлении. Совсем немного усилий, и вот уже первый матч, в котором Марко может, нет, должен выйти на поле, – это один из тех, которые все без исключения называют знаковыми. Хотя почему один из? Марко по праву считает его главным. И не он один. Тухель не выпускает его из поля зрения, буквально ходит кругами, как пастушья овчарка. Кажется, будь его воля, он бы приковал Марко к себе наручниками, чтобы быть полностью уверенным в том, что ничего не сорвется. Он не успокаивается даже после того, как Марко клятвенно обещает ему не творить глупостей, хотя и отстает. Марко одновременно злит и веселит эта ситуация. Он совершенно искренне считает, что его слова не разойдутся с делом. Пока вечером перед матчем телефон словно сам собой не оказывается у него в руках. Несколько минут Марко листает переписку – снизу вверх, от самых недавних к более ранним. Промежутки между смсками постепенно сокращаются. Две недели. Неделя. Пара дней. И, не успев дойти до того места, где от одной смски до другой проходит не больше часа, Марко быстро набирает: «Встретимся?». Задержавшись на секунду, жмет «Отправить» и кладет телефон на стол. Точнее, почти кладет, потому что ответ приходит быстрее, чем отчет о доставке. Роберт спрашивает, работает ли еще спортбар рядом с домом Марко. Там они и встречаются. Марко специально задерживается, оттягивает выход из дома до последнего. Меньше всего ему хочется сидеть в этом баре одному и ждать, пока Роберт доберется из гостиницы. Он почти угадывает – когда Марко заходит в бар, Роберт сидит за еще пустым столиком. То ли не успел заказать, то ли как раз ждет заказа. Поднимает голову, в шуме бара, заполненного народом, как всегда по пятницам, безошибочно угадывая приближение Марко. Роберт привстает навстречу, протягивая руку, и Марко наталкивается на нее, как на стену. Неловко пожимает и усаживается на свой стул. – Я уже сделал заказ, – говорит Роберт вместо приветствия. – Надеюсь, твои вкусы не изменились. Марко смеется и отрицательно качает головой. Заказ Роберта приносят на удивление быстро, он не успевают обменяться и десятком дежурных вопросов-ответов. Которых могло бы и не быть, переписывайся они с прежней частотой, думает Марко и тут же выкидывает эту мысль из головы. Какая разница, сколько они не писали друг другу? Какая разница, сколько они не виделись? Если вот он, Роберт, сидит напротив него. Как и прежде, тщательно выбритый – Марко прекрасно помнит звук электробритвы из ванной. Как будто последнее утро, когда он, размякший после страстной побудки, валялся в кровати, а Роберт наводил свой обычный марафет, было несколько дней назад. Марко невольно скребет подбородок, ощущая под пальцами внезапно чужеродную щетину, уже слишком длинную, чтобы колоться, но еще недостаточно длинную, чтобы быть мягкой. Ни туда ни сюда. – Решил отращивать бороду? – замечая его жест, спрашивает Роберт. – Ага, – отвечает Марко и добавляет, не сумев сдержать желание уколоть: – Как Куба. Роберт на секунду мрачнеет. Марко чувствует одновременно злорадство и стыд. Роберт выглядит слишком самоуверенным, чтобы просто сделать вид, что все как раньше. Марко смотрит на него, отмечая дорогие часы, стильное пальто, небрежно перекинутое через спинку пустого стула, безукоризненно выглаженный воротник рубашки. Роберт всегда выглядит так, словно собирается на фотосессию для модного журнала. Поймав себя на мысли о том, что – впервые за долгое время – думает о Роберте в настоящем времени, Марко начинает злиться. – Надеешься на победу завтра? – задиристо говорит он и лыбится – не улыбается, а именно лыбится, точно зная, что Роберт поймет его гримасу лучше, чем если бы Марко сказал все прямо и в лоб. Роберт понимает. Они продолжают начатую чуть ли не с первой минуты знакомства игру. Игру, в которой каждый из них старается заработать как можно больше очков – пусть они и существуют только в их собственном воображении. Роберт щурится, откидывается на спинку стула и смотрит с хорошо знакомым Марко выражением лица. Марко подбирается, упирается локтями в стол и подается вперед, чувствуя, как от поясницы вверх по спине пробегают мурашки. Словно он на самом деле вернулся назад, туда, где они легко и беззлобно поддевали друг друга, постепенно доводя накал насмешек до того предела, за которым оставалось либо дать в морду, либо затащить в постель. – Не надеюсь, – безмятежно говорит Роберт. – Уверен. Марко скалится и уже почти открывает рот, чтобы ответить, но Роберт продолжает: – Кроме тебя, у нас соперников нет. А тебе стоило начать с более простых матчей. Может, тогда вам не пришлось бы отыгрываться, – Роберт протягивает это слово по слогам, словно смакуя, – после трех голов Ингольштадта. Марко моргает и молчит какое-то время. Сказанное Робертом очень медленно укладывается в его голове, и Марко даже пытается уговорить себя, что просто отвык от его ехидства, но быстро бросает это дело. Роберт откровенно пытается уколоть его побольнее – может быть, в ответ на упоминание Кубы, может быть, просто так. В причинах Марко не хочет разбираться. Он поднимается, достает из кармана несколько купюр и бросает их на столик, не глядя. – Сто очков за образ суки, Левандовски, – без улыбки говорит Марко. – Победа за тобой. Он еще успевает заметить, как меняется выражение лица Роберта, прежде чем развернуться и под оглушительное «Го-ол!» выйти из бара. И не удивляется, ощутив, как его хватают за локоть и останавливают, разворачивается, вырываясь. Вслепую бьет кулаком другой руки, но сопротивления не встречает. Вместо этого он чувствует костяшками пальцев чужую скулу – твердую и теплую. Роберт негромко охает и отступает. Опомнившись, Марко шагает к нему, вглядываясь в лицо, плохо различимое в свете уличного фонаря. – Ты же дзюдоист, – растерянно говорит он. – Почему не отбил? – Победа в сто очков… – потирая щеку, отвечает Роберт, – глаза застила. Марко растерянно моргает, не зная, что сказать, и Роберт продолжает: – Прости, дятел. Я отвык. Это звучит так… Так по-робертовски. Прямо, открыто, так, как Роберт позволял себе говорить только с ним, с Марко. Так, что Марко сдается. На этот раз – по-настоящему. – Победа только в этом раунде, – бурчит он. – В следующий раз лучше тебе поостеречься. Роберт тихо смеется и наконец обнимает его.