Предлагаю попрощаться.
29 ноября 2016 г. в 18:39
Знаете, а я люблю его! Люблю… Искренней и ненормальной любовью. И дико ненавижу. Так продолжается уже шесть лет, да. Невыносимые шесть лет, за которые он не раз сводил меня с ума. В прямом смысле этих слов. Билл… Его имя въелось мне в сердце и голову, вряд ли оно когда-нибудь забудется. Каулитц как вирус поражал мой организм, и от него не было лекарства. Этот мальчишка мог очаровывать и бесить одновременно. Он был уникален в своей ипостаси.
Я помню его еще маленьким мальчиком четырнадцати лет, когда только начинал работать с ребятами из Tokio Hotel. Младший близнец всегда улыбался, он был и до сих пор остается заражающим солнечным эпицентром группы. В него невозможно не влюбиться, он покорял подростковые сердца одной своей широкой улыбкой и густо подведенными черным карандашом глазами. Когда Билл смотрел в упор, я впадал в своеобразную кому. Гипноз. Да. Он владел им, я уверен, по-другому это назвать нельзя. Но одновременно с этим он нереально выводил меня из себя своей жуткой наивностью и легкомысленностью. Он просто не представлял, что его ожидало, и именно поэтому я был часто груб и жесток с ним. Не скажу, что я чертовски ненавидел его, мы «дружили», да. По крайней мере, я пытался это делать. Благо он был слишком мал и многого не понимал. Удивляло, что я шел с ним на контакт, дело даже доходило до того, что он брал мои вещи. И меня это не бесило. Странно.
В свои пятнадцать он был невинен, и я осторожно влюблялся в него. Нет, я не хотел этого. Меня это раздражало. Я пытался быть снисходительным, отрешенным. Долго боролся, но, как оказалось, зря. Он совращал меня. Нет, не сразу. Где-то в шестнадцать он начал нарочно сводить меня с ума. Поначалу я не замечал этого... или просто не хотел замечать. Но это видели все остальные: его словно случайные прикосновения, развратные позы, обволакивающие взгляды и стеснительные ужимки. Я не придавал им значения, думая, что он еще ребенок, подросток. Но нет, мальчики выросли. Я всегда был бок о бок с ними, они всегда были в моем поле зрения. Мальчики сильно изменились за два года, особенно Томас: он стал более серьезен, ответственен и собран. А я этого не замечал, я был слеп: борьба с самим собой, своими желаниями и мыслями отнимала много сил. Окунаясь с головой в работу и утрамбовывая свои мысли в дальний ящик, я не разглядел очевидного. Меня тогда в это ткнул носом Том.
- Дейв, я вижу, ты неровно к нему дышишь. Открой глаза и вылези из своего панциря.
Я впал в ступор, табун мерзких мурашек пробежал по спине, руки вспотели, становясь липкими. Осознание того, что кто-то знает, накрыло с головой. Том ударил по больному. Обернувшись, я понял, что старший близнец прав как никогда. Билл распевался, изредка бросая на меня многозначительные взгляды. Он заметил, как я пристально его разглядывал, его голос дрогнул и парень затих. Старший, громко усмехнувшись, покинул студию, захватив с собой остальных парней. У Билла задрожали губы, широко распахнутые глаза забегали, пытаясь остановить взгляд на чем-нибудь. Было видно, что брюнет хочет провалиться сквозь землю. Нет, я не дал ему уйти. Моя больная нежность, граничащая с ненавистью, не давала покоя.
- Так, Билл, замри! Стоп! Присядь, пожалуйста…
Каулитц послушно сел, а затем, проморгавшись и стряхнув пелену страха, дерзко посмотрел мне прямо в глаза. Он не отступится, я видел. Как же в тот момент он бесил меня, хотелось до дрожи в пальцах засадить ему пощечину, чтобы он не был так уверен в себе. Но я не имел права.
- Билл, нам нужно серьезно поговорить.
- Да, я тоже так думаю.
Каулитц никогда не показывал своей слабости. Именно эта черта вызывала во мне гордость за мальчишку. Он был готов к «бою», его поза говорила сама за себя: широко расставленные колени, ладони упирались в сиденье дивана, корпус вынесен вперед, глаза прищурены, а губы растянуты в хищном оскале.
- Ты понимаешь, что мое влечение к тебе, так же, как и твое ко мне, ненормально? Так нельзя, Билл…
- Да пошел ты, Йост!
Меня придавило к дивану: его губы терзали мои, тонкие пальцы вцепились в мое лицо, не выпуская. Он кусал, жался, прогибаясь в пояснице, почти стонал, а у меня разрывало мозг на миллион атомов. Дико, страстно, желанно и неправильно. Я понимал, что мне надо его оттолкнуть, остановить все это, но не мог. Запретный плод сладок, любимый… Прижимал его сильнее, вдавливая в себя, ощущая под ладонями оголенную поясницу, гладкость кожи и соблазнительные ямочки. Сжимал кожу до синяков, пытаясь причинить ему боль. Как же я его ненавидел…
Наши отношения развивались странно. Я не подпускал его к себе... нет, не совсем так... пытался не подпускать. Но! Он ломал мою оборонительную стену вдребезги. Раз за разом. По ночам я не спал и думал, много думал. Он же ребенок!!! Как я буду смотреть в глаза его матери? Что я творю? Я же его опекун! Почему я не могу дать отпор подростку?! У него просто играют гормоны, пубертатный возраст, он увидел во мне объект воздыхания. Какой он на хрен ребенок? Задницу оттопыривает свою как… Боже, дай мне сил, прошу…. Я либо трахну его, либо убью, и никак иначе.
Полгода я сходил с ума. Младший близнец не давал мне дышать, не давал думать, брал штурмом и измором. Он менялся и с каждым годом становился все прекраснее, я в каком-то смысле боготворил его. Он играл на мне, как Томас на своей гитаре, аккуратно подергивая струны души. Я ломался: медленно, но верно. А Том все видел и подмечал.
- Мне жаль тебя, ты не убежишь от него, - и, сочувственно похлопав меня по плечу, оставлял в одиночестве. В очередной раз он оказывался прав.
К семнадцатилетию близнецов я сдался. Не смог больше бороться с Би, с собой и бешенной любовью к нему. А в последнее время ненависть было тяжело сдерживать. Билл был как патока - он обволакивал меня своей врожденной эротичностью и непосредственностью. Он умело соблазнял, за год он добился многого в своем упорстве, довел меня до безумия. Он провоцировал, выводил из себя, заставляя ревновать, устраивал истерики по поводу и без, а я злился, бесился и не мог сделать хоть что-либо. Я видел его ярое влечение к мужчинам, он флиртовал с каждым, стрелял глазками и провоцировал их. И с каждым разом я удивлялся выдержке людей. Он, не осознавая, доводил всех до белого каления. В частности, меня. Чего только стоило его приторное:
- Дээээйв….
От этого пробирало до костей, а зубы выскрипывали симфонию. Я уже знал, что ему что-то нужно, просто так эту интонацию он не использовал. Он высасывал из меня жизненные силы. И я сдавался.
Билл целовал страстно, напористо, отдаваясь полностью. А я вылизывал и кусал его шею, ключицу, плечи, руки, грудь, живот, оставляя черные кровоподтеки. Дальше петтинга мы не зашли, я не позволил. Не смог. Он сломал меня, но не до конца. Понимание того, что я могу не сдержаться и порвать пацана, удерживало от запретной черты. Я ненавидел его за то, что любил. Я ненавидел его за само существование.
Мальдивы стали последней точкой кипения. Каулитц-младший манипулировал мной, как только мог. Вытаскивал меня на вечеринки: под тотальным контролем многое он себе позволить не мог, а вот жопой передо мной крутить умудрялся. Или пробирался ко мне в номер по ночам, вытаскивая на пляж и устраивая своеобразную «романтику». А эта «романтика» обычно заканчивалась спермой на прибрежных камнях и ночным купанием в море, чтобы смыть с тел запах запрещенного удовольствия. Этот мальчишка достиг пика своей эротичности, отчего я ходил весь отпуск со стояком в штанах, а старший Каулитц ржал. Сволочь малолетняя.
На восемнадцатилетие братьев я отпустил себя - сил не осталось никаких, моя ненависть превратилась в помешательство. Я знал, что Билл уже спал с кем-то, и я ни в коем разе не смел его в этом ограничивать. Даже был искренне рад, что не буду у него первым. Заранее знал - не сдержусь, а в дальнейшем это могло вылиться во что угодно. Билл налегал на алкоголь, что было не особо хорошо. На вечеринке было много народу, близнецы обязаны были выпить с каждым. Было чуть грустно от того, что я буду должен расстроить младшего близнеца известием о своем отъезде в Соединенные Штаты. Но тут уже ничего не попишешь. Я оставался сторонним наблюдателем, не хотел кидаться в кучу пьяного народу, ненужного и непонятно откуда взявшегося. Под конец вечеринки я все-таки решил подойти к нему.
- Ты сейчас едешь со мной? — шепотом на ушко, прикусывая мочку.
Глаза «ребенка» расширились в удивлении, стеклянный, ничего не выражающий взгляд прямо в мои глаза, глубоко. Шок... приятный, ему нравится. Шелест с губ: «Да».
В номере отеля вдавливал его в стену, грубо сжимая руками его ягодицы. Тонкие пальцы с идеальным маникюром зарывались в мои волосы на затылке. Его бесконечно длинные ноги обвили мою талию, Билл вылизывал мою шею, пока я не кинул его на кровать и не накрыл его тело своим. От одежды избавились мгновенно: я долго мечтал увидеть гаденыша обнаженным, и он не разочаровал меня. Бледная кожа полыхала огнем, глаза затуманила дымка похоти, губы растянулись в пахабной улыбке, волосы разметались по подушке, руки гладили мои плечи. От злости у меня свело скулы, укусил его за шею, оставляя грубый след. Встав с кровати, достал смазку и, развернувшись, смотрел спектакль одного актера: Билл сидел на кровати, плотно сжав колени, и обсасывал свои пальцы. Он брал их глубоко, прикусив подушечки пальцев. Вынув с громким чмоком, лег на спину и медленно раздвинул ноги, провел указательным по сфинктеру, смазывая. Аккуратно вошел на одну фалангу, громко вздохнув, оказавшись полностью внутри, вынул, следом два пальца, быстро, до упора. Стон в унисон.
- Дэвид, давай… - от его сладкого и возбужденного голоса затряслись поджилки.
Взяв себя в руки, резко вытащил его пальцы, впился в его губы зубами, оттягивая нижнюю. Смазав дырку, вошел сразу двумя, горячие стенки сильно сжали пальцы. Резко расслабившись, он насадился до конца и громко застонал. Сильно сжав его бок, добавил третий. Вскрик.
- Я же не первый, верно, Билли? — прошипел ему на ухо, больно оттянув мочку.
- Верно, Дэйви, - даже в такой ситуации он мог саркастировать.
Его ответ меня привел в бешенство, хоть я и знал об этом. Я хотел замучить его до полуобморочного состояния, чтобы малыш Билли просил трахнуть его. Я долго растягивал его, постоянно задевая простату и не давая ему кончить, зажав его член у основания. Он сам насаживался на мои пальцы, пытаясь наконец разрядиться. Кусая его соски и оттягивая , я наслаждался его жалобными всхлипами. Его болезненное возбуждение приносило мне огромное удовольствие, я мстил за все годы его издевательств надо мной. Не обращая внимание на свой изнывающий член, начал посасывать его головку, от чего Каулитц вскрикнул, и из его глаз скатилась первая слеза.
- Дэвид, пожалуйста… Прошу тебя, я больше не могу, - голос дрожал.
- О чем ты просишь, детка? — я сглотнул.
- Дэйв, трахни меня… Давай… - мальчишка прогнулся в спине, громко всхлипывая и насаживаясь глубже на пальцы.
- С удовольствием, малыш… - вынув пальцы, грубо подтянул его к себе.
Каулитц одним своим видом почти заставил меня кончить. Парнишка судорожно сжимал пальцами простыню, тело покрылось испариной, лицо приобрело нежно-розовый оттенок, губы приоткрыты, глубоко вздымающаяся грудь, втянутый живот. Бардовая головка сочилась смазкой, ноги дрожали, яички поджались, дырочка пульсировала. Подхватив его под коленями, резко вошел до конца, так, чтобы сделать больно.
- Дэйв! - крик.
О да, как же я этого ждал. Растянутое отверстие сильно сжало мой член. Зарычав, я вышел и вошел так же резко, ударяя по простате. Билли почти кричал, подмахивая и насаживаясь глубже. Я трахал его грубо, вся ненависть вылилась в эти незамысловатые движения. Громкие стоны и пошлые шлепки моих бедер о его задницу сносили крышу. Сейчас я особенно его ненавидел. Биллу хватило минуты, чтобы он кончил. Анус пульсировал, сжимая член, я замедлился. Не-е-ет, котик, это еще не все. Я кусал его губы, шею и заново начал вторгаться в его тело, не задевая простату, я знал, что ему больно. Обхватил ладонью яйца, не сильно сжимая, а следом оттягивая, пальцами перешел на ствол и, аккуратно обхватив головку, начал подрачивать. Билл тяжело дышал, он был вымотан - алкоголь давал о себе знать и движения были заторможены. Его член медленно поднимался. Поменяв угол, я постоянно проходил головкой по простате, его стоны опять ласкали мой слух. Вылизываю его ключицы, меж пальцами прокручиваю соски. Он невероятен, клянусь. Придя в себя, Би перевернул меня и оседлал, начиная медленно покачиваться. Его ладони гладили мои плечи, мои руки легли на его тощие бедра, помогая. Он смотрел мне в глаза, затягивая глубоко, в свою душу... он любил, всегда. Прижал его к своей груди, вдыхал запах его волос, нежная кожа под пальцами покрылась мурашками. Выцеловывая тонкую шею, почувствовал как он начинает сжимать меня внутри. Оттолкнув, заставил сесть ровно. Ускоряю темп, пару фрикций и он кончает с громким стоном. Ласкал его губы до безобразия нежно и медленно, передавая все свои чувства. Он завораживает, невероятный. Кончаю. В него.
Прижимая его к своей груди, я думал, как мне ему сказать об этом? Ненависть улетучилась, но трезво оценивая ситуацию, я понимал, что уехать надо.
- Дейв… Я…
- Я уезжаю, через четыре месяца, навсегда, - я знал, что он хочет мне сказать, но не хочу это слышать.
- А, да? — я не мог смотреть ему в глаза. - Куда и зачем?
- Я буду работать в США. Хороший контракт.
- Я понял, очень жаль… - Билл медленно поднялся с кровати и, найдя свои вещи, ушел в ванную комнату.
Я видел как ему больно. Час назад я хотел бы этого, но не сейчас. Наши пути должны разойтись, как бы я ни хотел обратного. Прикурив сигарету, я ждал его - впереди еще четыре невыносимых месяца работы рядом с ним. Он привыкнет, поймет, я знаю. Главное самому не расклеиться. Каулитц вышел из душа полностью одетым и, не глядя на меня, подошел к двери. Остановился, спина натянута как пружина. Обернувшись, посмотрел мне в глаза. Море отчаяния.
- Ты самый лучший…
Больно. Брюнет вышел, громко хлопнув дверью. Ничего страшного, Билл, мы с тобой еще встретимся и не один раз, уверен. Нет, я знаю.
А сейчас предлагаю закончить на этом.
Примечания:
С твоим прошедшим днем, милая :3