Страж

Когда я снова начался, ко мне впервые пришёл покой. Удивительная внутренняя умиротворённость, на фоне которой все внешние звуки ощущались призрачными отголосками единственно существующей тишины. Я долго лежал так, не предпринимая ничего, не размышляя. Потом всё же перевернулся на спину, отметив краем сознания, что тело до сих пор повинуется моим приказам. Видимо, по старой памяти, так как я его не чувствовал уже давно. Сверху было небо. Подёрнутое серой, необычной для гор, дымкой. Мутно светящий сквозь пелену шар опустился и поднялся несколько раз. Я не считал его передвижений и не фиксировал на чём либо взгляд, пока однажды ночью не почувствовал прикосновение луча к щеке. Тогда я посмотрел. Далёкая звезда созвездия «Ключ» хотела знать, кто я. Ответа я не знал, но позволил холодному угольку и его собратьям изучать моё лицо. С того момента я начал помнить. Три дня и четыре ночи я был наедине с миром и звёздами. Мгла, скрывавшая их вначале, не возвращалась, и я был счастлив. За час до наступления четвёртого дня воздух между мной и небом прочертила полоса того самого белого цвета, что затмевает свет небесных тел. Тихий звон ледяной струны наполнил мой безмолвный ранее мир. Над острыми пиками вмёрзшей в камень спящей воды пронёсся порыв ветра. Я уже проник в суть происходящего. Я не хотел. Видит упавшая звезда, вновь медленно поднявшаяся над пронзительно-синим светлеющим горизонтом, я не хотел. Но мир не слышал. Хрустальный перестук тысячи льдинок стремительно нарастал, окружая меня. Тогда я понял, что он сейчас рухнет. Рухнет на меня. И впервые испугался, зажмурив глаза. Это ничего не изменило, конечно. Громада всего, что я так хорошо понимал, лёжа здесь, во льдах, накрывала с головой, вновь путая мысли, забирая единственную нить смысла. Я хотел закричать, но воздуха в лёгких не нашлось. Не было его и вокруг. Зато были обрывки, видения, смутные образы. А потом я вспомнил. Вспомнил всепоглощающее пламя, вспомнил тяжесть рукояти, вспомнил боль, последний стон и гарь, принятую мной за ту самую мглу. Вспомнил, как исчез, скрылся в пожарище, труд последнего столетия. Дёрнулись веки, открылись глаза, и начал таять иней на коже. Я почти начал чувствовать. Тогда пришли они. Явились в первозданном облике, окутав льды серябристыми хвостами. «Ты нужен нам, и мы вернули тебя », — сказали они: «Не весь ты здесь, ибо даже мы не всесильны. Но ты нужен нам, и ты наш », — шелестели мягкие голоса вокруг. «Ты наш, наш…» — не затихал шёпот вихрей. Сиянием ему вторил осколок камня в районе груди. И я начал быть. *** Я был среди них. Долго жил, не зная, для чего был возвращён. Не зная, кто я. Они не смогли вернуть мне всё. От прошлого в памяти остались несвязные обрывки и чувство невыполненного долга. Что-то важное я потерял, погубил по неосторожности смысл, заставлявший дышать в прошлом. Позади, в ушедшем, до обители Великого Льда, затерялась часть меня. Возможно, главная часть. А в ожившей оболочке остался лишь невыполненный долг, проклятием тяготящий душу. Душу… Знать бы заранее, что именно она станет моим смыслом. Мне говорили, дух человека живёт в сердце. Но могу ли я считать себя по-настоящему существующим, если на его месте мерцает искрами голубого пламени кристалл? Сама зима, мать этой страны, руной льда заставила меня остаться здесь. Я хотел вернуться туда, в покой и мягкую темноту за закатом, но судьба не отпускала. Горела тревожной звездой на горизонте, влекла по дороге, не открытой ещё для моих глаз. Зачем? Куда? Я мог лишь верить её зову. Верить, что не навсегда для меня скрылось солнце. Пробудившие меня называли себя Льдистыми. Они походили на людей даже меньше, чем порождения Топи. Ожившие по воле Севера снежные вихри. Могучие, гордые, своевольные существа, обычно не считающиеся с людскими жизнями. Именно их танцы, порождающие зимние бураны, сводят с ума случайных путников, изменяют тропы, промораживают до костей, захватывают разум и ведут за собой. И лишь на самом краю обрыва, когда обратной дороги уже нет, духи возвращают неудачливому страннику сознание, предстают во всём своём величии, говорят об известных одним им тайнах, показывают горы и небо так, как не способны их увидеть люди… А после сталкивают в пропасть. Но именно они охраняют Сердце. Кристалл, заключающий в себе суть гор, их жизнь и смерть. Льдистые бесконечно чужды людям, как и любые проявления живых стихий. Но в войне, грозящей уничтожением всему людскому роду, они не остались в стороне. Пришедшие из Великой Топи враждебны всем, отличным от них самих. А единственная цель их жизни — подчинение других. Так или иначе, но сейчас духи на нашей стороне. Их сила защищает последний людской оплот, город, скрытый в горах севера, столицу всего человечества. Первый, созданный моими сородичами, и последний из уцелевших. Я знал об этом и помнил как умер, защищая людей, бежавших к центру страны, в надежде спастись от чудовищ. Но они всё равно прошли. Прорвались, числом задавив малочисленных защитников. Убили всех, оказавшихся в чёрный день на плато у второго перевала. Всей моей силы, всего устремления, даже всей жизни не хватило, чтобы спасти хотя бы одного… Самое полное воспоминание из моего скудного запаса. Лёжа на снегу, я мысленно прощался с кем-то, ещё остававшимся в мире. Теперь я не могу вспомнить этого имени. Но произнеся его в тот миг, я связал себя с жизнью. И жизнь пришла забрать своё. Она всегда приходит. Из-за моей спины подул ветер. Я доживал последние минуты, наблюдая за странными фигурами, движущимися со стороны моей земли. С бескровной, почти серой кожей, длинными волосами, горящими на шеях нитями, они не шли даже, парили над землёй. Ровный строй, каждые три метра новая фигура. И у всех скрытые за тканью лица. Они продвигались вперёд, и их фронт заставил врагов пошатнуться. Просто своим движением они заставили армию Топи бежать. Одно из этих существ проплыло совсем рядом со мной. И бросило на меня взгляд. Оно запомнило. А я перед смертью увидел ярко-голубой чистый потусторонний свет, льющийся из глаз существа, скрывающий очертания лица. Я умер, так и не сумев выбросить из головы два горящих колодца на чужом лице, одновременно внушающих страх и восхищение. Теперь мне известно, кем они были. Всего лишь сосудами, необходимыми Льдистым для взаимодействия с живыми. В обитель духов часто приходят за знанием люди. А в обмен отдают свои оболочки. Получая жизнь, силу и понимание всего, они теряют всего лишь контроль над собой, если вихрям вдруг становиться необходимо прийти к людям, не убивая каждого на своём пути простым касанием. Льдистые вмешались в битву, остановили захватчиков, выдворили за пределы гор, поставили на границе барьер, дали людям передышку, время, чтобы собрать силы. И зачем-то вернули меня. Пока что я живу в их обители. Они сказали, что я сам должен сам всё понять, а для этого — научиться. Но я устал. Я не хотел быть здесь. Я виноват перед теми, кто умер из-за моей слабости. Я не хочу этой боли. И моё сердце молчит, покрытое коркой льда, заменённое магическим кристаллом. Пусть мгла пожарищ и улеглась, ад всё ещё в шаге от всех нас. Я не хочу снова оказаться в нём. Издалека меня всё ещё зовут колокола тишины и голос покоя, узнанного мной в снегах. Я завис между. Небытие и магия Льдистых одинаково сильно зовут меня в совершенно разных направлениях. А мне… Мне, пожалуй, всё равно. *** Не я один жил в дни ожидания с духами. Многие из людей, которым больше некуда было деться, приходили к нежданным спасителям. Вместе с запахом гари люди приносили дурные вести. Раньше для утерявших дом путь был один — в столицу. Но теперь народ предпочитал переправляться за холодное озеро, издревле принадлежавшее духам. Даже не будучи уверенны, что по прибытии их не столкнут в те же воды, они шли. В столице перестало быть безопасно. Хотя, казалось бы, где может быть спокойней? Люди, пришедшие в мир в час могущества существ, бесконечно далёких от их природы, были обречены. Молодой, неопытной расе предоставлялся сомнительный выбор: стать рабами или умереть. Но народ, не прельстившись предоставленными перспективами, предпочёл борьбу. И для начала ушёл подальше от сфер влияния враждебных чудищ. Тогда произошёл первый раскол, не лучшим образом сказавшийся на последующей жизни людей. Примерно две трети народа ушли на юго-восток, к границам моря. Те земли были покрыты камнями, редкими одиночными соснами и пересохшими руслами некогда великих рек. Жить там было практически невозможно, зато и нелюдей там не было. Поселившиеся там несколько одичали, но освоили кораблестроение и периодически уплывали с континента. Никто до сих пор не знает, куда. О той части народа вообще известно до неприличия мало. Потрескавшаяся широта практически ровной границей отделила северную часть континента не только от соотечественников, но и от прочего мира. Нетрудно догадаться, что исследовательскими экспедициями сейчас никто не занимается, так что связь с ними исчезла. Оставшаяся треть, не захотевшая связываться с Окраинными землями, переместилась на Крайний Север, к самой границе вечных ледников, выжить в которых не удавалось никому и никогда. В невозможных условиях и относительной безопасности, на высоком выгодно расположенном плато, был основан город. Не прошло и столетия, как вокруг, расширяя радиус по спирали, стали образовываться всё новые селения, постепенно начавшие выбираться за границы высоких сосновых лесов. Именно это и не понравилось Топи. *** Теперь остатки северян собираются у внешнего круга обители Льдистых, разбивают временные лагеря, разводят огонь… Обустраиваются. Прямо посреди ледника. Сегодня, по поручению духов покинув центральный круг, я заметил даже новую лыжную систему транспорта воды из озера. Желая по-лучше рассмотреть новшество, я спустился с высокой тропы к самому лагерю. Кратчайший путь к системе проходил сквозь часть палаточного городка. Не смущаясь возможностью встречи с живыми, я двинулся вперёд. Почти все путники спали, утомлённые дневными трудами. Всё же добыть пропитание в Ледяном Городе куда сложнее, чем в столице. И, конечно, они до сих пор не догадались о дичи, проживающей на острове неподалёку от этого берега. Почему Льдистые не захотели передать людям эту информацию? Забыли? Непременно нужно будет спросить. Преодолев большую часть пути, я заметил небольшой костёр и двух человек, устроившихся подле него. Значит даже теперь какое-то подобие дозора оставляют? Хорошо. Но на роль полноценных защитников люди, смотрящие в пламя, не подойдут. Не попадая в круг света, я обошёл пристанище, когда до моего слуха долетел обрывок чужой беседы. -…Была у меня в отряде девушка, арбалетчица из самого центра горного Лайнора. Это, скажу тебе, нечто. И дело не в навыках, с ними-то у любого нашего стрелка всё в порядке, скорее её отношение к сражениям. Менталитет, если можно так сказать. Другие эти горцы, и всё тут! Она периодически выскакивала на укрепления и шла до самого края. В разгар-то боя, представляешь? За одну такую прогулку быстрым шагом успевала выпустить несколько стрел. И ни разу ведь не промазала! Но это ладно ещё. Главное, в неё не попадали. Ни разу за три года. То есть ранили её периодически, как и всех, но в других случаях. А на стене — никогда. Хотя на севере всегда так, если призвание… — рассказчик замолчал. Он походил на уроженца юго-восточных земель, но видимо не первый уже год находившегося в горах. В отличии от своего собеседника, во второй плащ он не кутался, да и зубами не стучал. — Да, насколько я вижу, горцы и их призвание — это отдельный исторический пласт, хоть книгу пиши, — улыбнулся замёрзший собеседник, но тут же помрачнел, — Хотя что это за призвание такое, быть идеальным убийцей. — Я тоже так по началу думал, — кивнул первый, — Но на самом деле призвание у неё не в стрельбе. Она ведь не просто воевала, она защищала свой дом. — А как мы знаем, для северян дом — это все горы вплоть до Крайнего севера. Тогда беру свои слова назад, девочка просто родилась в неудачное время. Выжила хоть? — Ну как сказать, выжить-то выжила… Но не знаю, надолго ли. Да и стрелять больше уж точно не сможет. В плен она попала, сбежать попробовала. А с такими не слишком церемонятся. В общем без глаз она осталась. Выжила только чудом, из природного упрямства, и всё-таки убежала. Как сумела добраться до ближайшей нашей заставы и сама не знала. Но видок у неё тот ещё был. Глаза не то, что обработали, не промыли даже. Так, тряпкой какой-то обвязали, да придавили сверху железкой… Мы её обратно к жизни вернули, предлагали на заставе работу найти, да она отказалась. Сказала, у неё мать травницей была, посвятила в пару секретов, раз воевать не может, хоть так помогать людям будет. У неё и избушка своя была. Сейчас это на самой границе, которую Духи создали. Со всеми она бежать отказалась, и жива ли сейчас — не знаю. Я стоял в тени шатра ещё с минуту, потом повернул назад, к горной тропе. Изучать лыжню желания больше не возникало. Странную историю я услышал, очень странную. Ради чего это девушка так хотела жить?.. *** Ночь прошла тихо. Я вновь смотрел в льдистое крошево неба, пока оно совсем не скрылось. С первыми рассветными лучами явился Вихрь. Сообщил лишь то, что его сородичи хотят видеть меня. В кольце из чёрных скал давно образовался громадный ледник, сверкающий на солнце до боли в глазах. Даже вечный снег, почти никогда не прекращающийся в этом месте, не может замаскировать его необычного синеватого цвета. Проход у края ледяной громады ведёт к яркому голубому озеру чистейшей воды, уходящим в глубины. Люди говорят, оно проходит сквозь всю толщу земли к Сердцу планеты, чей осколок в незапамятные времена создал Север. И оттуда, из глубин, поднимается, становясь сначала водой, а потом и льдом, сила Духов. Хранителей как Осколка, так и Крайнего Севера. Еле заметная винтовая лестница из того же льда высечена прямо в стене и уходит вверх. Поднимаясь по ней, касаясь полупрозрачных стен и глядя сквозь них на восходящее солнце, сложно сохранить разум. Даже тому, кто уже мёртв. Ступени привели меня на ровную открытую площадку посреди неба. Дом духов выше, парит вершиной айсберга над головой. Дальше этого места не проходят даже те, кого Льдистые выбирают своими сосудами, их преданные ученики. Лучшие из лучших. Мне не пришлось долго ждать. Посланник явился передо мной в необычном облике. Для разговоров со мной Духи никогда не использовали человеческих тел, являясь в первозданной форме. Но сейчас я видел перед собой не порыв холодного воздуха с хвостом из горящих колючих снежинок, а фигуру, в чьих чертах без труда можно было узнать человека. Только вот соткана эта фигура была из лунных бликов, солнечного света и невесомых кристаллов. Лицо существа закрывали волосы, а за спиной угадывалась пара прозрачных крыльев. Одеждой Дух, выбравший женский образ, не обладал. — Потоки силы, человек, не могут быть истиной формой существа, даже если он стихиаль, — прошелестел голос Льдистой. Мне казалось, что он пронизывает всё кругом. Даже меня самого. — Вы позвали меня не просто так, — я склонил голову, — Что я должен сделать? — То, для чего мы вернули тебя. Наша магия не всесильна. Мы не можем вернуть тебя, пока ты противишься, — незаметным движением преодолев расстояние между нами, невероятное существо ладонью приподняло мою голову, словно туманным потоком. Невольно подняв взгляд, я вдруг угодил глазами в две светящиеся проруби инея и лучистого света, чья родина находится вне нашего мира… А голос продолжал искриться прямо в моём сознании. — Наша сила не станет держать людских врагов вечно. Твоя судьба зовёт, человек, и звезда над дорогой уже зажглась. Ты должен привести их к победе. Иди. Лёгкая рука оттолкнула меня, отдаляясь к самому краю площадки. Я хотел сделать шаг вперёд, но вместо привычной лёгкости тело наполнилось жидким свинцом. — Нет, — Льдистая качнула головой, — Ты вернёшся к нам, но не сейчас, не сейчас. Ты поймёшь, когда время наступит. Возьми же и иди! Послушный голосу лёд поднялся посреди площадки, ощетинился, поднялся шипом, а его вершина раскололась, подобно бутону, обнажила тёмную сталь. Рукоять была холодной и тяжёлой. Меч привычно лёг в ладонь, но принимать меня не спешил. Любое оружие, как, по сути, и всякая вещь, имеет свою душу. Она в равной степени отлична от души человека и стихиаля. Лучшее оружие для живого существа то, что поняло и приняло его. А тому, кого оно отвергло — великое горе. Не стоит иметь с таким общих дел, требующих доверия. Если же ты безразличен душе своего оружия, то в твоих руках оно останется молчащей сталью, не вредящей, но и не помогающей в бою. Позади меня послышался вздох-дуновение. Тихим шёпотом коснулись сознания слова духа: «Ты не готов. Ты всё ещё не с нами. Но времени нет. Иди. Пусть дорога сама укажет тебе истину. Иди.» И я пошёл, ступив на ледяные ступени. Тихо переливались на стали отблески холодной зимней зари. *** Я обходил лагерь в поисках человека. Того, кто поведёт вперёд остальных. И того, кто сможет стать для них хорошим вождём. Я на эту роль не подхожу. Сейчас, узнав, что должен покинуть край Вечного Льда, я на несколько секунд ощутил нечто, близкое к тоске. Но если взялся за дело, будь добр выполнить его настолько идеально, насколько это возможно. А по своей ли воли ты принял ответственность, не так и важно. Духи сказали, моё возвращение связано именно с этой миссией? Хорошо. Возможно после её исполнения мне наконец позволят уйти. У самого края лагеря группа из трёх человек развела огонь. Один из них склонился над походным котелком, что-то нашёптывая булькающему вареву, другой пытался разделить поленницу на несколько равных частей, последний же ворошил жердью угли. Он провожал улетающие в небо искры непонимающим взглядом и, кажется, пребывал несколько не в этом мире. Я приблизился. Повар окинул меня быстрым взглядом и кивнул, возвращаясь к котелку. — Чёртовы деревяшки! — резкий голос сопроводил шум катящегося дерева. Поленница всё же не вытерпела издевательств над собой. — Успокойся и сядь наконец. Дрова не главная наша проблема, — водрузив котелок над огнём проворчал первый. При рассмотрении на близком расстоянии он оказался старшим в компании. Убедившись, что вспыльчивый паренёк кое-как уселся неподалёку, бросая недоверчивые взгляды исподлобья, он переключил внимание на меня. — Скажи, добрый гость, можно ли в этом лагере найти тёплые плащи и полотно? Мы со спутниками пришли накануне и не успели ничего узнать. — Все необходимые вещи можно получить в главном шатре. Он находится в центре лагеря, где-то в получасе дороги отсюда. Над входом висит красный флаг, не ошибётесь. — Спасибо за добрую весть, гость, — улыбнулся мужчина, — Слышал, Тал, после завтрака отправишься, — угрюмый парень кивнул, — Хорошо, — повар поднялся, вновь размешал содержимое котелка, цокнул языком, снимая его с огня. Я наблюдал за простыми действиями незнакомца, а на языке зрели вопросы. — Откуда вы пришли? — Из города обеспечения. Слышали о таком? — Да. Город, созданный для поддержки столицы на случай осады. Но тогда почему именно сюда? Не ближе ли было до столицы? — Лицо собеседника потускнело, глаза сами собой опустились. — Ближе-то ближе, только вот понимаешь, гость… — Нет у нас больше столицы! — голос принадлежал человеку, ранее мной незамеченному. Он поднялся с земли около спуска и в два шага преодолел расстояние до костра. Голос его был переполнен тихой злостью. Я посмотрел в его глаза, и вдруг вспомнил это чувство, маскирующее за собой бесконечную горечь, отчаяние и решимость идти до конца, несмотря на отсутствие шансов. — Прекрати! Хватит! Откуда тебе знать?! — внезапно ожил ворошивший костёр мальчишка. Сил чтобы встать, у него не нашлось, но сколько же боли пролилось всего за несколько слов! Неудивительно, что он выглядит почти безумным, потери и беспомощность ещё и не до того доведут. Не каждый способен найти в себе силы идти, несмотря на чувства. А если этого не сделать, они вполне способны поглотить неосторожного человека. Останется только оболочка, зацикленная на одной проблеме. Жаль. — Откуда? — Его лицо исказило подобие усмешки, — Я был там. И видел… — Расскажи мне всё, — я поднялся, делая шаг навстречу. *** Просто и понятно, мог бы догадаться сам. Барьер Духов откинул волну наступавших последователей Топи. Но с теми отрядами, что уже были на территории гор, ничего сделать не смог. Командиры этих групп оказались достаточно умны, чтобы собрать все силы вместе, незаметно пройти по пустующим землям и обрушиться одним мощным ударом на столицу. Обессиленный и голодный город, в довершении ко всему полный беженцев со всей страны, неподготовленных к боям, не мог оказать настоящего сопротивления, достаточно большой армии, превосходящей защитников не только числом и силой, но и магическими способностями. Битва продолжалась всю ночь и закончилась с рассветом. Порождения Топи рассчитывали на быструю победу, но ни один из них не выжил. Ни один. От города остались руины, полыхавшие огнём ещё трое суток. Тела защитников нашли покой в этом пожарище. Не было с начала войны для людей большей победы, только вот праздновать её оказалось некому. Все северяне так же погибли в ту ночь… Все, кроме одного. Сейчас его конь стоял рядом с моим. Несмотря на смущение от внезапно упавшей к ногам власти, было видно, что держаться в седле мальчик умеет не хуже, чем владеть мечом. Надо же, «мальчик». Останься я жив, мы были бы почти ровесниками. Всё таки смерть до неузнаваемости преображает людей, и нельзя заранее предугадать, в какую сторону. По крайней мере мне такие не знакомы. Да и вообще простым людям. Разве что Льдистым. Северяне бодро сворачивали лагерь. Наблюдая за процессом со стороны становилось понятно, что он был временным. Иначе как эти непостижимые люди могли бы быстро, почти весело, сворачивать ткани, разбирать лёгкие конструкции, грузить на лошадей провиант и оружие. Будто ждали однажды по утру призывного сигнала трубы, не замечая прошедшего у подножия ледника месяца. Хотя с них бы сталось. Гонцы уже отправились ко всем местам, где ещё могли остаться выжившие. От пристанища Льда мы доберёмся до истока широкой реки. Там, у секретного города, обозначено место сбора. Дальше пойдём на кораблях. Получилось, что большую часть армии составляют пешие. Но людей, наконец-то, хватает. В поход идут все, кто может идти. Не знаю, о чём думали вихри, отправляя нас в бой, может просто о возможности снять, наконец, барьер, и покончить с мешающими жителями болот. Неважно. Почему-то именно теперь, вместе с будущим королём возглавляя народ, я чувствую надежду. Наша судьба в наших руках! Новоизбранный лидер не назвал своего полного имени, а обращаться велел по сокращению, если и вовсе не по кличке. Хилл… Лёд, упавший на землю и разбившийся на тысячи осколков. Замёрзшее озеро на Крайнем Севере. Он рассказал всем о случившемся в столице, показал на своём примере, что тварей возможно победить. И даже остаться в живых. Мы часто говорили. Мальчик считал меня избранным, посланцем духов, что могут спасти всех. Он был похож на свой народ. Я не ошибся с выбором. — Скажи мне, Всадник, не боишься ли ты вновь умереть? — Мы были одни, Хилл выбрал подходящее время для разговора. «Ему страшно. Страшно. Это совершенно нормально, он был одиночкой до этого дня. Но что ещё ему порассказали Льдистые?» — мысли в голове продолжали быть чёткими и по-зимнему ясными. — Нет, не боюсь. Мой страх, вместе с прочими чувствами, убил мороз. А умирать… Я всю жизнь учился только этому. Тебе тоже не нужно переживать. Мне дороги эти горы, дорог твой народ. Я не оставлю вас, пока могу помочь хоть чем-то. — Спасибо, — он улыбнулся краешком губ, — Пожалуй, именно это я и хотел услышать. Ты многим жертвуешь ради нас, я этого не забуду, — он развернул коня, направляясь прочь, но на минуту, уже рядом с тропой, ведущей в лагерь, замер — Всё же небо над нами куда мудрее, чем кажется. Думаю, оно и само должно справится с войной. Я проводил взглядом его фигуру. Небо? Умнее нас? Не думаю. Оно всегда глухо к людским словам. Для него нет разницы между проклятием и мольбой. Небо живёт своей собственной, непостижимой, жизнью. Единственное, что оно может сделать, так это найти нас в нужный момент и подтолкнуть. А что касается жертвы… Я Всадник, пришедший с грани смерти. Мои чувства, даже моя любовь к этим людям, всё ушло. И не вернётся с первыми весенними лучами, как многие любят говорить. Но у меня есть долг, и я его выполню. Сборы были почти окончены, основная часть людей, вместе со мной и Хиллом, выступала по утру. Между тем, глядя на звёзды, я не мог выбросить из головы память об образе, что заставил меня ожить. Чьё имя я шептал на снегу в последние мгновения? Мать, сестра, любимая? Любил ли я? Смогу ли вспомнить? Ответ на последний вопрос у меня, к удивлению, обнаружился. Нет. У меня не хватило своих сил, чтобы выжить. Я сам потерял этот лик. По своей вине. И теперь не имею права являться в чужую жизнь наверняка забытым уже призраком. Твёрдое решение сработало безотказно, и навязчивый образ отошёл в сторону. *** Конный отряд доставил нас к истокам Срединной реки. Дальше пойдём на кораблях. Лошади, всё же, не могут далеко унести людей и вещи, когда вокруг нет пропитания. Все кто хотел и мог присоединиться к армии, уже здесь. Почти неделю люди стояли лагерем вокруг небольшого деревянного форта, пока умельцы готовили корабли к ещё более дальнему путешествию. Люди поставили всё на этот поход. Все выжившие объединились под гордым именем Северян, они расшивали знамёна и затачивали клинки. Проходя через лагерь, я каждый раз видел уверенные лица. Кажется, они вырезали на деревянных рукоятях ножей и бортах кораблей звёзды. Восьмиконечные путеводные звёзды. Не знаю, останется ли после этой войны на карте страна горцев, но если так случиться, эта звезда непременно будет одним из символов на их знамени. Вместе с пламенем, что играет на их лицах. Я поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть этот флаг. Чем ближе мы были к решающей битве, тем больше я начинал замечать. Например, то самое настроение людей. С некоторого времени я вижу его в виде цветных пятен, плавающих вокруг людей. А в день, когда дозорному отряду пришлось отразить атаку совсем маленькой, но всё же группы врагов, меч в моей руке был тёплым. Хотя с нашей стороны потерь было немного, это столкновение о многом сказало. Если люди Топи смогли добраться до нас, значит барьер Льдистых рушиться. На нашу удачу, перейти его черту под силу пока лишь небольшим группам. Нам пора. Когда я подошёл к шатру Хилла, он уже стоял на пороге. Слов нам не понадобилось, только лёгкий кивок короля, отвечающий на мой взгляд. Последнюю ночь я провёл в дозоре. Отправившиеся со мной горцы держались на некотором расстоянии, стараясь говорить тише. Они до сих пор считают меня избранным. И я начинаю думать, что убедить их в обратном невозможно. Я как-то спросил у одного из северян, что во мне вызывает такое уважение. В ответ, конечно же, услышал одно из поверий. Будучи человеком я, кажется, и сам любил это предание. На севере говорят, что сердце — это обретшая плоть любовь. А любовь — это жизненная сила, пламя. Если ты теряешь этот огонь, то ещё при жизни твоё сердце может стать ледяным кристаллом. В этом случае всё твоё дальнейшее существование бессмысленно, ведь вернуть любовь назад практически невозможно. Но если наоборот, довести скрытую внутри любовь до предела, она может стать силой, способной совершить практически всё. Тот северянин сказал, что я, должно быть, невероятно сильно люблю свой народ и родные горы, раз даже смерть преодолел. А мир всегда отвечает человеку в соответствии с его чувствами. Отсюда — уважение и любовь. — Но ведь я не сам вернулся, меня воскресили Духи Льда, — тогда сказал я, хотя эта информация и не была тем, что воин должен знать о том, за кем следует. Но он в ответ только шире улыбнулся. — И что же? Они многое могут, но не всесильны. Против человеческой воли Льдистые пойти не могут. Зато стремления человека могут усилить до невероятной степени! Если они смогли тебя вернуть, значит, ты сам этого очень хотел. А духи просто помогли. На том наш давний разговор и окончился. Сейчас же я не могу забыть его. Может быть, безымянный воин был прав? Я действительно люблю этот мир и готов ради него на всё. Хорошо же! Я вскинул голову вверх, к тёмному небу, покрытому сетью рассыпанных звёзд. Я принимаю ваш подарок, Льдистые! В тех снегах умер я, но вы помогли его стремлениям и чувствам вернуться в мир. И родился новый я, Всадник. Я буду здесь. Столько, сколько понадобиться для победы. А потом вернусь в вашу обитель, откуда стану наблюдать. До того времени, когда не понадоблюсь вновь. Хорошо. Этим горам был нужен бессмертный страж, рождённый из любви. Теперь я здесь. Небо улыбалось. В вышине, на мгновение спрятав звёзды, пронеслись холодные ветра, несущие на хвостах снег. Они и сами влюблены в эти горы. Я улыбнулся. — Всё в порядке, Всадник? — голос одного из дозорных. — Да. Идём, — я оторвал взгляд от неба. Воин кивнул, без вопросов возвращаясь к товарищам. Мы продолжали дозор, а внутри меня тягучая пустота впервые за всё это время сменилась тёплой звонкой решимостью. Беспокоило меня лишь то, что всё ещё не растаял кристалл, окутавший моё сердце в начале пути. Ведь я невольно подарил его той, о ком думал перед смертью. Той, к кому не смогу вернуться, став Стражем. Поймёт ли она? Впрочем, сейчас это неважно. Я даже не помню её имени, а впереди битва, где лишние мысли вредны. К тому же обход закончен, мне пора возвращаться к шатру короля, впереди ещё долгий путь. И чтобы завершить его, требуются мои знания, моя помощь. А на рассвете тишину утра разбили на тысячи осколков голоса звонких рогов, зовущих всех вперёд. К победе. *** Третий круг, последняя линия, черта. Как только не называли люди границу, на которой Льдистые остановили тварей Топи. Неподалёку отсюда я умер. Но, несмотря на это, вернулся к всё тем же морозным склонам. Пришёл, чтобы искупить вину перед теми, кого не смог спасти тогда. Выполнить долг и защитить тех, кто до сих пор жив. Опасаясь магии духов, армия Топи отодвинула свои лагеря вниз по склону, к подошвам гор, на гряде которых мы находились. Ночью бушевала вьюга. Напрочь замело все тропы, сбило с пути всех возможных шпионов. Утром потеплело. Почти плюс два. Небывалая температура для горной зимы. Мне даже не пришлось объяснять, северяне поняли сами. Льдистые, конечно, не всесильны, но всё равно могут в разы больше, чем простые люди. И они помогают нам. Через сутки снова ударят морозы, подгоняемые ледяными хвостами стихиалей. Спустя две ночи, по затвердевшему насту, мы двинемся в последний бой. И мы победим! Если это хоть на каплю зависит от меня, мы победим! Где-то внутри, в глубинах сознания, я чувствую: мой путь близок к завершению. Голос льда внутри меня становился всё громче. Уже скоро я смогу вернуться в обитель Льдистых. Осталось найти совсем небольшую часть себя, потерянную во вратах смерти. Я не до конца уверен, что она из себя представляет, да это не имеет значения. Она найдёт меня сама, как уже нашли все предыдущие. А пока я иду сквозь вечерние сумерки, радуясь, что ноги в новой жизни не вязнут в рыхлом снегу, как у живых людей. Ещё в середине дня я оставил Хилла следить за воинами, переставшими дурачиться, и собиравшимися, казалось, в один молчаливый монолитный механизм. Дыша в одном ритме они начищали лезвия и ждали. Где-то на западе мне привиделся огонёк. Слабый, едва различимый даже для улучшенного зрения, но действующий на меня с невероятной силой. Это пламя звало, звало меня. Я послушался его голоса, и вот уже несколько часов иду в неизвестность. Когда сумерки окончательно завладели миром, огонёк возник снова. Вспыхнул, затрепетал и, наконец, успокоился, одаривая окружающий мир ровным светом. Через несколько минут я вышел к избушке на краю леса. Огоньком оказалась тонкая оплывающая свеча, спрятанная от ветра и снега за окном, справа от крыльца. Я толкнул дверь. Сразу же в лицо ударил густой аромат августовских трав, мёда и речной воды. В единственной комнате все стены и потолок были увешаны пучками разнообразных трав, перетянутых нитками из цветной шерсти. Печь, полки и подоконник тоже не пустовали, переполненные бутылочками, старыми книгами, глиняной посудой и кристаллами. В небрежной куче старого тряпья в углу угадывалась лежанка, а недалеко от двери, на вогнанных в стену арбалетных болтах, висела пара колокольчиков и странно переплетённых талисманов-ловцов. Дополняла картину задвинутая под стол кадка с подозрительно светящейся жидкостью. Над столом, перебирая что-то, наклонилась фигура девушки. Когда я вошёл, она подняла голову, но так и не повернулась, а вскоре вернулась к своему занятию. Я наблюдал. Взгляд почему-то не хотел отрываться от ярко-синего платья в пол и прикрытых тёмной шалью плечей. Её рука скользнула к краю стола, слегка прикасаясь ко всем предметам, пока не наткнулась на склянку с прозрачно-голубой жидкостью. Почувствовав нужный предмет, она подняла его, поднося к себе. Я заметил, что всё это она делала, не поворачивая головы. «Она не видит, » осознал вдруг я. Слепая травница на границе третьей линии обороны. Девушка тем временем сложила вместе последние ингредиенты, отодвинула получившийся свёрток и наконец развернулась ко мне лицом. Под прядями рыжеватых волос с примесью седины виднелись плотно сомкнутые веки. Впрочем их слишком ровная, невыпуклая, форма и шрам, идущий к глазницам от самого виска, подсказывали, что глазных яблок у неё нет. И всё же она подняла голову так, чтобы глаза, мои настоящие и её закрытые, находились на одной линии. Я чувствовал, как она изучает меня, и не мог поверить, что она слепа. — Здравствуй, странник, — краткое приветствие, как мне показалось, несло в себе более глубокий смысл, чем я смог увидеть. Я хотел ответить, но девушка снова заговорила, — Чего же ты хочешь получить от меня? — Получить? — Я удивился, — Нет, мне ничего не нужно от тебя, я лишь пришёл на свет свечи. — Пришёл среди ночи, накануне важного дня, по бездорожью, к дому травницы. На зов свечи, которую в такую погоду за десять метров не увидишь, — она усмехнулась, — На мой порог не приходят просто так. Никогда. То, что ты не помнишь или не понимаешь — просто один из симптомов. Я не нашёл слов для ответов. Девушка тем временем обошла меня по кругу, снова остановилась и повернула голову в сторону моего лица, улыбнулась чему-то, прошептала что-то себе под нос, и вдруг схватила меня за запястье горячей тонкой рукой, неожиданно сильно потянула за собой, в сторону низкого пня у дальней стены. — Сядь здесь. Я знаю, для чего ты пришёл, но это потребует времени. Я послушно опустился на дерево. То, что сейчас происходило, было правильным, хотя я и не мог объяснить это знание. Но я знал. Травница тем временем кружила по всей комнатушке, собирая на стол листья из разных пучков, странные камни и даже потёртые свитки. Перебрав пальцами предметы и очередной раз кивнув, она начала складывать в ступку листья. — Тебе не страшно жить здесь? — затянувшееся молчание мне не нравилось. — Нет, с чего бы? — в её голосе проскользнула тень удивления. — Как же, армия Топи стоит у подножия этих гор. Не самое лучшее соседство. — Твоя правда, странник, — она пересыпала стёртый порошок в глиняную миску и принялась за кристаллы, похожие на лиловую крупную соль, — Но эти горы не принадлежат Топи. Они — дом и пристанище людей. Здесь жила моя мать, здесь родилась я. С чего бы мне уходить? — измельчённые минералы присоединились к листьям, а миска отправилась в печь. Я хотел предложить помощь с разведением огня, но девушка прищёлкнула пальцами, прошептала пару слов, и пламя само затрепетало вокруг единственного полена. Она повернулась ко мне, ожидая ответа. — Если бы их разведчики нашли твой дом, колдунья, они бы не стали церемониться. Ходит слух, что хранящих знания они не любят даже больше, чем обычных людей. — Колдунья… — она села на лежанку, напротив меня, — Ты не прав, друг, я всего лишь травница. Да и ей была не всегда, — её губы дёрнулись в горькой усмешке, и в этом неловком движении стали заметны тонкие шрамы вокруг рта, — И мне нечего терять. Если хочешь знать… Чтож, я расскажу тебе историю, пока готовится лекарство. Я родилась в этой избушке много лет назад. К началу этой проклятой войны я успела похоронить мать и встретить любимого. Когда к нашим землям пришли враги, оба мы ушли из этого дома, ушли защищать родину. Мы оказались на разных фронтах. Он охранял одну из застав, а я попала к разведчикам. Знаешь, странник, я стреляла из арбалета. Люди говорили, у меня получалось. Но однажды меня схватили. Я была в плену у наших врагов, видела как они живут и о чём думают. Я видела страшных существ, которые по природе своей враждебны людям. Я видела, и готова поклясться, мы не имеем общих корней. Среди их лагеря был один колдун, тёмный чародей со странной силой. Он мог забирать чужую жизнь, превращать её в энергию и творить ужасные гибриды. За ним всегда шли волки. Не смотри так, странник. Эти волки передвигались на задних лапах и имели звериную душу, смешанную с человеческим разумом. Они разрывали глотки моим товарищам и могли говорить на языке Топи… Когда я не смогла больше видеть этого, я попыталась бежать. У меня не вышло, волки выследили меня по запаху. Но я и правда больше не видела их жизни. Они забрали мои глаза и бросили подыхать в снегу. Только, как видишь, я выжила. И теперь ничего не боюсь. Терять-то мне нечего, — она шутливо поклонилась, поднялась на ноги, потянулась к печи. — Почему же ты осталась здесь? Те, кому нечего терять, шли к дому Льдистых. — Льдистые… они отличаются от нас так же сильно, как обитатели Топи. Может статься, даже больше. Я же осталась здесь, потому что в этом мой долг. Люди, что шли к духам, проходили мимо моего дома и могли получить немного отдыха, сна и, иногда, исцеления, — она развернула свиток, водрузила в центр тёмный металлический кубок, плеснула в него светящейся воды из кадки, перелила содержимое миски. Начала помешивать, что-то нашёптывая, пока из кубка не повалил белый дым. Тогда она вновь вскинула голову, — А может быть я здесь для того, чтобы встретить тебя, странник, и сварить это зелье. Скажи мне, что ты видишь? — девушка провела рукой над кубком, через дым. Я вгляделся. Белые пласты переливались, но никак не могли сложиться в картину. — Пар, — ответил я, — Пар и больше ничего. — Хорошо, — склонилась она над чашей, бросила в жидкость ещё одну щепотку какого-то порошка. Настой на секунду вспыхнул ярко-синим, а затем угас. — Выпей, странник, — она говорила тихо, совсем не так, как минуту назад. Из-за наклона головы волосы упали на её лицо. Я больше не мог разглядеть его выражения, но принял чашу из бледных рук. — Пей до дна, — повторила она. Я кивнул, не думая о том, что она не увидит этого движения, и прикоснулся к краю сосуда. Жидкость, к удивлению, была мало отличима от простой родниковой воды. Разве что горькая нотка выделялась на общем фоне. Но сделав последний глоток и отставив чашу, я почувствовал горячую волну, прошедшую по всему телу, заполнившую голову непонятным ритмичным гулом. Будто издалека я слышал слова девушки: — Теперь уходи, друг, дальше дорога только твоя. Ну же! — я почти добрался до порога, когда в голове всплыл вопрос. Я остановился, она тоже замерла. — А что же твой любимый? Что с ним? — Он забыл, — голос снова был твёрд, — Забыл навсегда и не сможет вспомнить, — я кивнул, склонил голову в поклоне. — Благодарю тебя, арбалетчица Северных Гор, — она вздрогнула. Я распахнул дверь, сделал шаг через порог, запуская в комнату холодный ветер, и уже на крыльце, повернулся вновь, — Почему? — Такова моя воля. Голос прозвучал совсем близко, потерянный в странных ощущениях я не успел отреагировать, когда травница оказалась рядом и толкнула меня в грудь. Я рефлекторно сделал шаг назад и окунулся в потоки метели. На минуту в глазах потемнело. В момент, когда девушка коснулась меня, внутри раздался первый удар сердца. Живого. Человеческого. Я смеялся, кружась в потоках снега, таящего на лице и руках. Когда я остановился и посмотрел вокруг, пламени от свечи видно не было. Зато из дымки показался конь. Я усмехнулся, подзывая животное. *** Я успел вовремя. Хилл заканчивал последние приготовления. Он кивнул, заметив меня, но так и не спросил, где я был. Не до того было. Люди были готовы. Снежинки лёгким крошевом застыли в воздухе, не падая на землю, поднимаясь и снова опускаясь. Небо было кристально-чистым, голубым. Смотрите-ка, оно и правда нашло меня само. Когда резко ударили литавры, и эхо подхватило голос бесчисленных рогов, мы бросились вниз по склону. Я чувствовал каждого человека в войске как часть единого целого, сам я был такой же частью. За нами нёсся разбуженный громом снег, а в ветрах вокруг я отчётливо видел лица Льдистых. Мы неслись к последнему бою, и меч пел в моих руках, переливаясь голубым пламенем в одном ритме с топотом ног и копыт. Хилл рядом улыбался, широко открыв глаза. Мы мчались к победе, и мы уже победили.