***
После великолепного выступления Кацуки все его близкие собрались в Ю-топии, чтобы отметить его безоговорочную победу. Виктор, казалось, был счастлив больше всех, даже больше самого Юри. Он не упускал лишнего случая, чтобы обнять Юри или одарить его ослепительной улыбкой и очередным поздравлением. Веселое застолье продолжалось довольно долго. Лишь когда стрелка часов находилась уже далеко за полночь, утомленные люди стали расходиться. В конечном итоге за столом остались лишь Юри и Виктор, тоже изрядно подвыпившие. У Кацуки не было ни сил, ни желания двигаться с места. Тело практически не слушалось его, а перед глазами все кружилось и плыло. – Что-то мне... нехорошо... – заплетающимся языком выговорил Юри, покачиваясь на месте. – Кажется, я немного переборщил. Или много... – Подумаешь! – отозвался Виктор, выглядевший намного лучше, хоть он выпил не меньше остальных. – Иногда расслабиться можно. Только нужно знать меру. – А я своей меры не знаю, и меня теперь куда-то уносит. – Никуда тебя не уносит, – фыркнул Никифоров, – ты все также сидишь на своем месте. – Но я же чувствую! – возмутился Кацуки. – Тебе это только кажется. Открой глаза и осмотрись, тогда сам убедишься. И пить больше не стоит. С этими словами Никифоров убрал подальше бутылки и стаканы. Юри с безразличием наблюдал за его действиями, пытаясь победить собственные глаза, которые так и норовили разбежаться в разные стороны и никак не желали сфокусироваться на одном объекте, коим оказался Виктор. Русский фигурист посмотрел на него и ухмыльнулся. – Видел бы ты себя со стороны, Юри. У тебя такой растерянный и одновременно сосредоточенный вид – с ума сойти можно! Виктор потянулся за своим мобильным телефоном. От вспышки камеры Кацуки поморщился и закрыл половину лица рукой. – Не надо меня фоторго... фогрото... Просто перестань! – Что, совсем язык не слушается? – ехидно хихикнул Никифоров. – А чего у тебя внезапно выражение лица сменилось на блаженное? – заметил вдруг он. – Рука холодная, – ответил Юри, невольно улыбаясь еще шире, и наклонился в сторону. – Не стоит так делать, а то... – Виктор проводил взглядом своего ученика, который в этот момент приземлился на бок. – А то упадешь, – закончил он. – Я уже, – проворчал из-под стола брюнет. – Да я видел. – Виктор поднялся на ноги, поймал равновесие и подошел к Кацуки. – Пойдем спать, пока хуже не стало. Хватайся за руку. Юри кое-как поднялся с помощью Никифорова, покачнулся и обязательно упал бы снова, если бы блондин вовремя не оказался с нужной стороны. Поэтому Кацуки не упал, а лишь ткнулся лицом в грудь и шею Виктора. – Не возражаешь, если я так постою немного? – спросил он, удобнее обхватывая руками Никифорова. Тот не возражал. Более того, он аккуратно обнял Юри и прижался щекой к его макушке. Маккачин поднял голову, внимательным взглядом окинул покачивавшуюся парочку и, убедившись, что все в порядке, лег поудобнее и снова закрыл глаза, погружаясь в приятную дремоту. Виктор почувствовал, что сон медленно, но верно завладевает его телом и разумом, и решительно тряхнул головой, на время отгоняя его. Юри вздрогнул от резкого движения и чуть отклонился назад, фокусируя помутневший взгляд на лице своего тренера. – Что случилось? – немного растягивая слова, спросил он. – Ничего, – улыбнулся Никифоров. – Просто я осознал, насколько устал за сегодня. Пойдем спать? – Угу, – кивнул Кацуки. Виктор повел Юри к его спальне, придерживая его за талию и не давая ему пересчитать все углы, встретившиеся им на пути. Путешествие показалось брюнету долгим и мучительным, поэтому, узнав свою дверь, он со вздохом облегчения ввалился в комнату, выскальзывая из объятий Никифорова. – Осторожнее! – воскликнул русский фигурист, подаваясь вперед. – Я в порядке, – отозвался Юри, падая на кровать. Виктор кивнул и замер на пороге, не зная, что ему теперь следует сделать: пожелать Кацуки спокойной ночи и уйти или остаться еще ненадолго и проследить, чтобы с ним все было действительно в порядке? Тяжелый мыслительный процесс был прерван окликом Юри: – Ты чего там замер памятником самому себе? – Задумался, – ответил Никифоров. – Я так и думал. – Кацуки снова замолчал. – Виктор... – вдруг изменившимся голосом позвал он. – Что? Нехорошо себя чувствуешь? – встревожился мужчина, делая шаг к кровати. Юри отчаянно замотал головой и поморщился, потому что все перед его глазами теперь перемешалось, и ничто не поддавалось идентификации. Ничто, кроме лица Виктора, которое японец почему-то продолжал отчетливо видеть. – Нет, я чувствую себя хорошо, просто... – Он запнулся, подбирая слова, и продолжил уже немного тише: – Просто побудь со мной, ладно? Вопрос прозвучал так жалобно, что у блондина защемило сердце. Даже если бы реплика Кацуки была произнесена с другой интонацией, он бы с радостью остался по первому требованию. Ему очень не хотелось так быстро покидать уютную комнату, где каждой клеточкой тела ощущалось присутствие ее хозяина. – Конечно, побуду, – тут же отозвался Виктор. – Если ты этого хочешь, я с радостью выполню твое желание. – Хочу, – сказал Юри и подвинулся в сторону, освобождая место рядом с собой. – Ляг сюда, – попросил он, – мне намного спокойнее, когда ты рядом. А сейчас я чувствую себя совсем беспомощным. Никифоров мысленно отметил для себя, что речь Юри стала более связной и осмысленной, когда он принял горизонтальное положение. Видимо, почувствовал надежную опору, да и просто от лежания ему стало легче. Русский фигурист не раз замечал это удивительное свойство своего организма, а теперь ему посчастливилось стать свидетелем аналогичной ситуации. Виктор, не медля ни секунды, подошел к кровати Юри и лег рядом с ним, повернувшись к нему лицом. Кацуки набросил на него свободную половину одеяла и придвинулся чуть ближе, ощущая на коже ровное дыхание Никифорова. – Спасибо, – прошептал хозяин комнаты, прикрывая глаза и сразу оказываясь в объятиях полудремы. – Я надолго тебя не задержу... Глядя на расслабленное лицо Кацуки, Виктор улыбнулся и, повинуясь внезапному порыву, поцеловал его в уголок губ. Юри лениво приоткрыл глаза. – Если это сон, – пробормотал он на грани слышимости, – то я не хочу, чтобы он заканчивался. – Конечно, это сон, – сказал Никифоров, посчитав реплику Кацуки неким разрешением, и, осмелев, позволил себе более настойчивый и настоящий поцелуй, заставляя Юри отвечать ему. Он так увлекся, что не заметил, как оказался верхом на японце. А опомнившись, он уже не мог и не хотел останавливаться. Юри лежал с закрытыми глазами, его щеки раскраснелись, а грудь высоко и часто вздымалась. Легкая домашняя юката сползла с его плеч, открывая вид на его шею и торс. Остатки трезвого разума не позволили Виктору впасть в беспамятство и довести до конца то, к чему явно шло дело. Взяв себя в руки, Никифоров оставил на шее Кацуки небольшой засос и лег, прижимая фигуриста к себе. – Я люблю тебя, Юри. А теперь спи, – шепнул он и, закрыв глаза, мгновенно уснул сам.***
Когда воспоминания восстановились до мельчайших подробностей, Виктор понял, что все это действительно было на самом деле. После осознания этого важного факта он еще раз прокрутил в голове момент с поцелуем и собственным признанием и закрыл лицо руками. – Надо же было так напиться... – пробормотал он. – Чуть было все не испортил. Надеюсь, Юри ничего не вспомнит. Он снова посмотрел на Кацуки и с ужасом увидел у него на шее яркий засос. "Без паники, Никифоров! Если что, все можно списать на алкоголь. А может быть, Юри ничего и не заметит". Успокаивая себя подобными мыслями, Виктор не заметил, что Юри проснулся и теперь молча за ним наблюдал. Вопреки надеждам русского фигуриста Кацуки прекрасно все помнил, хоть и был на тот момент достаточно пьян. Поэтому по выражению лица блондина он сразу понял, о чем тот думает. Мысленно усмехнувшись, Юри повернулся на бок и обхватил Виктора руками. – Доброе утро, – сладко улыбнулся он. Виктор повернул голову и по насмешливым искоркам в глазах Юри понял, что придумывать отмазки бессмысленно. – Прости меня за сегодняшнее, – вздохнул он. – Не знаю, что на меня нашло. – Все ты прекрасно знаешь, – отмахнулся Кацуки. – Да и я не глухой, я слышал все. Последнее слово он четко выделил, давая понять, что и признание Никифорова незамеченным не осталось. Блондин не знал, что говорить, поэтому просто лежал, изучая лицо Юри, на котором не было сейчас маски застенчивости и неуверенности, обычно преследовавших фигуриста. Сейчас рядом с Виктором лежал настоящий Юри, которого наверняка никто никогда не видел. – И все равно я виноват. Я не должен был пользоваться твоей беспомощностью. – Зато сейчас я в полном порядке. – Кацуки приподнялся на локте и склонился к лицу Никифорова, выдохнув ему прямо в губы: – И ты можешь продолжить то, что прервал ночью. Виктор не поверил своим ушам, но легкая игривая улыбка на губах Юри и незнакомые искорки в его глазах отгоняли все сомнения прочь. Никифоров поднялся и опрокинул Кацуки на спину, оказываясь на нем. С того необыкновенного утра в жизни обоих фигуристов начался новый этап отношений.