Как слэшер в плену у маньяка побывал

Шел как-то слэшер домой. Ну, как шел - шагал, засунув руки в карманы куртки (осень уже холодная стояла), насвистывая одну ему известную мелодию и погрузившись в мысли о прекрасном. Что подразумевалось под "прекрасным" - нормальным людям лучше было не знать - и им спокойнее, и слэшеру... скучнее. Итак, прокручивая в голове сцены из еще не написанного фика с рейтингом нц-столько-не-живут, наш герой завернул за угол дома, пнул камешек и почти уткнулся носом в чью-то куртку. Кожаную. Мужскую. Из-под распахнутого воротника которой соблазнительно высвечивала грудь. Тоже мужская, что только подстегнуло воображение слэшера. В голове закрутились сразу несколько параллельных сюжетов, иногда наслаивавшихся друг на друга, о том, как, что и где можно сделать с обладателем такой куртки и такой груди. Маньяк, сообразивший, что пауза слишком уж затянулась, зловеще кхекнул и достал нож. Слэшер поднял затуманенные глаза, даже не думая в ужасе бросаться прочь, что сильно озадачило маньяка. При виде блеснувшего на солнце ножа, зрачки слэшера моментально расширились, как у наркомана после дозы, а дыхание резко перехватило. Не от страха. - Ты маньяк? - с придыханием спросил слэшер, подаваясь вперед к машинально попятившемуся человеку. - Маньяк,- осторожно подтвердил тот, судорожно соображая — не угораздило ли его нарваться на какого-нибудь психа? - А что ты со мной сделаешь? - еще больше оживился слэшер, подбираясь ближе. Глаза безумца загорелись нехорошими факелами, а руками он ухватил за куртку маньяка, уже начавшего пятиться в сторону кустов за спиной. И прежде, чем тот успел ответить, торопливо заговорил: - Я знаю восемнадцать способов доставить жертве удовольствие без подручных средств, сорок четыре — её мучителю, двенадцать — обоим сразу; при применении ножа список возрастает до тридцати семи, девяносто шести и двадцати шести соответственно, - тараторил слэшер, блуждая взглядом по маньяку и улице в поисках подходящей атрибутики. - На открытом пространстве количество возможных вариантов увеличивается вдвое, а если учесть появление случайных третьих лиц... - Хватит! - взвыл маньяк, тщетно пытаясь отцепить от себя слэшера. Тот, с упорством, достойным лучшего применения, не отпускал добычу, явно найдя в маньяке родственную душу. - Мы с тобой познаем такие вершины наслаждения, что другим и не снились! - вопил он, мотаясь на маньяке как клещ на собаке, пока тот кружился на улице в каком-то невообразимом подобии танца с бубнами, исполняя роль главного шамана. Наконец, спустя несколько минут маньяк выдохся и обреченно опустил глаза на повисшего на груди слэшера, который разглядывал её с таким вниманием, что маньяку стало неудобно, и он поспешно застегнулся. Слэшер синхронно отозвался разочарованным вздохом. - А ты возьмешь меня в плен? А пытать будешь? А издеваться? А надругаться не забудешь? А друзей позовешь, чтобы вместе извращаться над несчастным беззащитным мной? Я обещаю не сопротивляться! - язык слэшера заплетался, в глазах плескалось безумие, а лицо выражало мольбу. Маньяк страдальчески возвел глаза к небу, уже начиная сомневаться, кто из них кто, помощи не увидел и осторожно обхватил запястья слэшера, разводя руки в стороны, в последней отчаянной попытке спасти невинную куртку. Слэшер чуть прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением, и неосмотрительно выпустив воротник. «Домой его, что ли, отвести? - подумал маньяк, разглядывая — уже с интересом — слэшера. - Вдруг попадется каким-нибудь личностям нехорошим, времена-то нынче страшные... А мне потом стыдно будет». - Возьму, - слешер тут же открыл глаза, жадным взглядом впиваясь в лицо маньяка. Быстро сообразив, как это прозвучало, тот поспешил уточнить: - В плен. Буду. И издеваться буду. Не забуду. Позову. «И психиатрию вызову, - хотел добавить маньяк, но прикусил язык. С буйными (а слэшер относился скорее к перевозбужденным) лучше не спорить». А тот уже обмяк в руках маньяка, доверив ему не только свою жизнь, но и честь (а ведь для слэшера она важнее всего!), глядел чистыми-чистыми, полными обожания, глазами. Маньяк еще раз оглянулся, никого не увидел, встряхнул тушку слэшера и, повинуясь обстоятельствам, поволок его домой. К себе. Кое-как открыв дверь, впихнув в проем еле переставляющего ноги (интересно, с чего бы вдруг? Не похоже, что боится — не паралич же его разбил) слэшера и тут же прислонив к стене, маньяк обернулся, тщательно закрыл дверь, а когда уставился на стену... Слэшера уже не было. Зато по квартире носился лохматый ураган, бестрепетно вытряхивая вещи на пол, устраивая обыск на кухне, заглядывая в шкафы, что-то ища в книгах (маньяк порадовался, что заначек у него не бывает в принципе) и умудряясь даже не спотыкаться. Понаблюдав за этим делом пару минут, маньяк пожал плечами, не спеша переоделся в домашнее в спальне (куда слэшер еще не успел добраться) и начал тихонько подбираться к телефону. Оный находился как раз в поле разрушений, и потому незаметно вызвать подмогу было проблематично. Бочком, бочком, маньяк начал подбираться к журнальному столику, на котором стоял телефон, но оказался перехвачен слэшером. При чем перехвачен — это слабо сказано. В него вцепились как в последнюю надежду. Притиснули, едва не опрокинув, к столь желанному столику (поясницу больно впилась телефонная антенна) и обняли, с явным намерением совершить в дальнейшем что-то непотребное. Но тут слэшеру явно пришла в голову какая-то идея, потому что он замер на несколько секунд, затем внезапно сорвался с маньяка в понесся в сторону кухни. Маньяк украдкой перевел дух и потянулся к опрокинутой в пылу «страсти» трубке, неосмотрительно повернувшись спиной. Вернувшийся практически сразу слэшер потрясенно замер, любуясь открывшейся картиной, после чего, счастливо взвизгнув, сгреб маньяка в охапку и поволок в сторону спальни — ведь там наверняка есть где развернуться. Трубка осталась болтаться на проводе, свисая с края стола. Маньяк сам не понял, как умудрился очутиться привязанным за руки к изголовью собственной кровати в полураздетом виде. Пока он пытался высвободится, на полу (не без помощи слэшера, мотавшегося со скоростью света туда-сюда) бодро росла кучка «аксессуаров». В обычной жизни маньяк бы и не подумал бояться посудной губки, упаковки молотого перца, надорванной и от того еще более жуткой, баллончика взбитых сливок, невесть как (и когда) забытых в холодильнике, кухонного ножа, пары огурцов, трех шарфов, вытащенных из далеких недр шкафа и некоторых других... предметов, которых слэшер намеревался использовать не по назначению. «Кажется, про сотню и больше в сумме он не врал... - с нарастающим ужасом подумал маньяк, покрываясь мурашками при взгляде на закончившего свои приготовления слэшера, сияющего подозрительно довольной предвкушающей улыбкой». Нельзя сказать, что маньяк так уж свято соблюдал целибат, но нездоровый энтузиазм пугал все больше. Маньяк в последний раз посмотрел на приближающегося слэшера, сжимающего в руке нечто, зажмурился и поклялся себе никогда, никому, ни под каким предлогом не рассказывать о том, что произойдет дальше. Спустя несколько месяцев. Довольный по уши слэшер возвращался домой, во всю голову размышляя о сюжете для нового фанфика. Летний вечерок выдался на редкость прохладным, так что народ предпочел на улицы не высовываться. Последнее время писательская активность нашего героя пошла на спад, несмотря на богатые НЦ-сцены. Они и впрямь удавались лучше некуда — особенно эти полгода. Слэшер довольно облизнулся, вспоминая, как, собственно, происходило «нарабатывание» практического опыта. Маньяк сопротивлялся только первые три дня, после чего явно вошел во вкус, и слэшер на своей шкуре ощутил всю прелесть НЦ-21. Правда, когда слэшер по доброте душевной и детской наивности отлучился за закончившейся едой, в квартиру маньяк его не впустил. Слэшер погрустил-погрустил, да и пошел восвояси, сыто улыбаясь и стараясь шагать как можно осторожнее, чтобы не дергаться лишний раз от боли во всех частях тела. Писать о своих ощущениях оказалось на удивление легко и правильно, а как раз ощущений ему хватило надолго — даже сейчас, спустя полгода, слэшер все еще не мог забыть те дни. Привычно заворачивая за угол, погруженный в задумчивость, слэшер не сразу понял, что дорогу ему загораживают намерено. Перед глазами настойчиво маячила легкая рубашка, с распахнутым воротом, приоткрывая подозрительно знакомую мужскую грудь. Слэшер медленно моргнул и, все еще не веря своему счастью, поднял глаза. Маньяк судорожно сглотнул и понял, что попал.