ADD

Они сидели в ресторанчике мексиканской кухни, ожидая, когда официант принесет заказ. Обычно им не доводилось посещать забегаловки, где были официанты, но в этот раз у Дэдпула выгорело одно дельце, и он решил вытащить Питера отпраздновать. Паркер внимательно наблюдал за другом. Сейчас тот был в медицинской маске, без костюма, в простой человеческой одежде, пусть и очень закрытой. В такой жаркий денек можно было схватить солнечный удар в футболоке и толстовке с капюшоном, но Уэйд скорее предпочтет этот вариант перспективе показать лишний участок кожи. И очень привычно Уилсон рисовал. Калякал что-то на салфетке красным маркером, увлеченно высунув кончик языка и почему-то хитро щурясь, будто задумал пакость. — Эй, можно спросить? — Конечно, булочка моя. — Почему ты постоянно рисуешь? Ну… — Питер тут же смутился своего вопроса, — Не постоянно, но часто. — Тебе правду или соврать? — наемник поднял на него белесые глаза, смутив еще больше. — Просто любопытно. — Что ж, раз уж тебе правда любопытно, то я готов устроить мини-экскурсию в глубины своей красно-черной души. Сблизимся еще больше, так сказать. Хех. А вообще от тебя я такого не ожидал, — Уэйд отложил маркер в сторону и сладко улыбнулся, — из всего множества вопросов ты выбрал именно этот. Не спросил, почему у моих катан есть имена, с кем я треплюсь временами, даже если никого нет рядом. Почему я наемник и где овладел столькими видами оружия. Ты также мог спросить, как я трахаюсь с девчатами, когда у меня ВСЕ тело в язвах. Но нет, ты спросил, почему я рисую… Теряешь хватку, паутиноголовый. — Ладно, я понял. Сколько тако стоит эта информация? — Пит склонился к собеседнику, поддерживая игру в сговор плохих парней. — Думаю, полтора десятка. — А не слишком ли?! — Полтора десятка и соус сальса в отдельной бутылочке. — Надеюсь, это выгодная сделка. — О да! Надо было просить сразу всего тебя в сальсе… Хотя нет, ты бы потом чесался, особенно в костюме… Будто у тебя муравьи в штанах. — Ну так? Уэйд провел пальцами по салфетке, вглядываясь в рисунок: — Малыш Питти, эта привычка берет начало еще тогда, когда малышом был я. Уже тогда с прибабахом, знаешь? Я был еще невыносимее, чем Макалей Калкин в «Один дома», будто у меня был ядерный реактор, только не в груди, а в заднице. И это обстоятельство крайне волновало мою мать. Питер старался ничем не выдать свой интерес, не сбить наемника со столь редкой откровенной ноты. И пусть все его слова могли казаться лишь плодом больного воображения, суть столь странной для здорового мужика привычки наверняка будет ясна. Немного психоанализа из книг, которые Пит читал специально ради поддержания их с Уэйдом дружбы. — Так вот, ее огорчало мое поведение и гиперреактивность, в результате чего меня провели через кучу странных тестов и поставили СДВ. Синдром дефицита внимания. Только попробуй вякнуть, что это много объясняет! Я тебе тогда глаз знаешь куда натяну? — Я не собираюсь смеяться над твоими диагнозами. — Вот и славненько. Меня стали водить к психологу. Это была потрясающе милая женщина с цветными карандашами на столе, немолодая блондинка. Я давно забыл ее имя и точные детали внешности. Она была удивительно терпелива со мной. — Это она предложила тебе рисовать? — Ага. Я много говорил, но все не по делу. Ей нужна была суть, прямиком из моего подсознания. Как же это называлось… название у техники было такое сериальное. А! Точно, она называла это символдрама. Мы долго говорили, психолог меня успокаивала. А потом я рисовал. Питер улыбнулся: — Должно быть, тебе было комфортно во время сеансов? — Каждый раз я шел туда с намерением попроказничать и каждый раз откладывал проказы на потом. Не каждый может заставить меня отказаться от своих планов. Дэдпул выглядел так, будто вспоминал о чем-то действительно существенном и важном. Кто бы мог подумать, что простой и даже наивный вопрос героя заставит его рассказать о сокровенном? Но все же Питер заслужил немного доверия. Ты мог вообразить все это, Чудище. Не прикипай к воспоминаниям. Нужно полностью убедиться, что женщина с карандашами — не образ из наших галлюцинаций. — Все нормально? — Вполне. Знаешь, она говорила, что на бумагу можно вылить не только свое воображение, но и реальные проблемы. Я рисовал каждый день то, что чувствую, и приносил ей. Так это вошло в привычку. — А чем закончились твои сеансы, если не секрет? — Тем, что мое детское сердечко окончательно разбили, — Уэйд громко рассмеялся. — Боже, Пит. Будто ты не мог предсказать плохой финал. У меня все концы дерьмовые. Ну, почти все. В сексе все нормально — и на том спасибо. Она проследила, что я там накалякал, сделала выводы и в итоге выложила все родителям. Предала запредельное доверие. Но это прошлое. Способ выкинуть из головы лишнее реально крутой. Питер покосился на салфетку: — И что же значат эти… — Сердечки. — У них есть лица? — А как иначе им общаться? — И о чем они говорят? — О том, что чертов официант о нас забыл. Эй, cabron, тащи сюда мои тако! Паркер только головой покачал и прикрыл лицо руками, когда Уилсон пошел устраивать разборки. Останавливать нет смысла: они ждали достаточно, а после сеанса откровений голодный наемник жаждал хорошенько размять если не кулаки, то голосовые связки точно. СДВ, гипереактивность, сеансы у психолога… В это хотелось верить. Обычно ложь Пула была куда более яркой, полной подробностей и странных деталей. Эта же история на фоне остальных казалась довольно серой. Быть может, это правда. Тогда каждый кривой рисунок обретает какой-то новый смысл и не кажется мусором. Впрочем, переварить эту мысль Питер так и не успел. Под громогласное «Веsа mi culo!» им обоим пришлось ретироваться из ресторанчика и разбираться с настоящей бандой мексиканских поваров-головорезов. Дэдпул был прав, хороший конец — это не про него.