Игра в поддавки

      Гарри вышел на работу на следующий день после разговора с Дамблдором, чтобы хоть чем-то себя занять. Встречаться ни с кем не хотелось, так что он целыми днями разбирался с накопленными за неделю отсутствия бумагами. Оборону своего кабинета он доверил Саманте, которая неплохо справлялась с поставленной задачей, никого к нему не пропуская и фильтруя приходящую корреспонденцию.       Несмотря на почти сверхчеловеческие усилия, бумаг меньше не становилось. Под началом старшего аврора Поттера было семь групп по шесть человек разной степени подготовленности. Крупных операций в последнее время не было, так что в основном доклады содержали информацию о патрулировании общественных мест, иногда упоминались мелкие мошенники или бытовые происшествия. Абсолютно ничего примечательного, только бесконечное количество исписанных чернил и попорченного пергамента. Гарри даже припомнил, что недавно видел данные из отдела статистики ДМП, в котором говорилось об уменьшении количества тяжких и особо тяжких преступлений за последний год. Во многом это было следствием увеличения количества авроров, и хотя стоило бы этому порадоваться, скапливающиеся отчеты задавливали это желание в зародыше.       Спустя всего три дня такой работы Гарри уже готов был лезть на стену и выцарапывать себе глаза, чтобы просто не видеть однообразных выражений своих подчиненных, которые не страдали особой грамотностью. Поняв, что так продолжаться больше не может, он спустился в подвальный тренировочный зал, в котором провел много часов со своим бывшим отрядом. В это время, посреди рабочего дня, тренировок не проводилось, так что зал был полностью в его распоряжении. Тяжело вздохнув, он повесил форменную мантию в раздевалке и приступил к упражнениям.       Гарри начал с небольшой разминки, потом перешел к силовым упражнениям, и, наконец, почувствовал себя в своей стихии. Физическая нагрузка вымела из головы скопившиеся за день мысли и переживания, а немного подзабытая приятная боль в мышцах заставила появляться на лице улыбку. Удовлетворившись своим состоянием, он выставил несколько манекенов и приступил к отработке ведения боя. В одиночку это было немного непривычно и даже сложно, но постепенно Гарри втянулся и даже так увлекся, что не заметил появление в зале мадам Боунс.       Когда он, потный и уставший, прервался, чтобы сменить изрядно потрепанные манекены, она негромко окликнула его, привлекая к себе внимание:       — Здравствуйте, Гарри. Вижу, вы не теряете форму, весьма похвально.       Гарри хмуро посмотрел на нее и сделал большой глоток воды из припасенной бутылки. Своего начальника последние три дня он игнорировал так же, как и весь остальной мир, но сейчас, видимо, все-таки придется поговорить.       — Добрый день, мадам Боунс, — не очень доброжелательно поздоровался он.       Мадам Боунс вынула свой вечный монокль и положила в небольшой кармашек на мантии, с усилием потерла переносицу и мягко сказала:       — Вы, конечно, можете обижаться на меня, но, как я вам уже говорила, у меня одной было мало шансов спасти Блэка.       — Сириуса вынудили дать признательные показания, — угрожающе сказал Гарри, посмотрев ей в глаза. — Когда-нибудь я узнаю, кто это сделал, и найду этого человека.       — Надеюсь, вы не будете устраивать самосуд, — строго посмотрела на него Боунс, Гарри в ответ только кивнул, поджав губы.       — Вот только вы повесили на него преступления, которые он не совершал, — угрюмо промолвил он и собрался уходить, давая понять, что разговор окончен.       — Поймите, Гарри, в политике важнее всего извлекать пользу из любой ситуации, — продолжила говорить Боунс, не обращая внимания на его невежливое поведение. — Малфой воспользовался ситуацией и заключил сделку, прямо скажу, весьма выгодную и для нас, и для него. Но это не означает, что или я, или он устроили казнь Блэка. Не думаю, что кто-то вообще выиграл от этой казни слишком много для того, чтобы тратить силы и так сложно ее организовывать. Это, скорее, было стечением объективных обстоятельств, пришедших из прошлого. Ну а теперь появился прецедент.       — Какой еще прецедент?       — Впервые за историю существования Визенгамота чистокровный волшебник приговорен к поцелую дементора не за убийство другого чистокровного. Теперь, например, возможно пересмотреть дело Лестрейнджей, чего так добивается леди Августа.       — И кто же тогда, по-вашему, подставил Сириуса?       — Тот, у кого была возможность. Например, тот, кто знал, где живет Блэк, мог следить за ним и имел достаточно власти, чтобы заставить его сделать признание.       Гарри слегка скривился от такого явного намека на директора Хогвартса и вспомнил недавний разговор. Тогда Дамблдор был с ним предельно искренен, это было невозможно не почувствовать, он действительно сильно переживал за судьбу Сириуса. Боунс же, скорее, искала, на кого можно переложить ответственность, а не пыталась разобраться.       — И зачем это было бы нужно Дамблдору? — прямо спросил он.       — Это могла быть неудачная попытка ослабить и разобщить нас, — спокойно ответила Боунс. — Его планы далеко не всегда очевидны, но возможность была только у него.       Гарри скептически хмыкнул и решил не развивать эту тему. Сириус никогда не отличался профессионализмом в конспирации, так что в утверждении Боунс, может, и было рациональное зерно, но оно оставалось весьма спорным.       — В любом случае даже из плохой ситуации нужно уметь извлечь максимальную пользу, — продолжила она, не дождавшись ответа. — Например, теперь, после сделки с Малфоем, у нас стало достаточно ресурсов, чтобы коренным образом изменить подход к обучению и выполняемым задачам.       — Что вы имеете в виду?       — Мы обучаем людей противостоять темным существам и другим волшебникам, но вскоре, возможно, придется не только защищаться, но и нападать. Нам жизненно необходимо подготовить людей и разработать стратегические и тактические планы на любой случай. Вы, как никто другой, способны организовать обучение.       — Почему вы мне настолько доверяете? — осторожно спросил Гарри, специально составив вопрос несколько двусмысленно. Больше всего его сейчас интересовало, почему это предложение не поступило кому-нибудь еще, например, тому же Кингсли.       Мадам Боунс придвинулась к нему, и Гарри показалось, несмотря на его весьма внушительный рост, что она нависает над ним, словно скала. От ее пронизывающего взгляда стало немного неудобно, он почувствовал себя провинившимся школьником в кабинете декана.       — Вы никогда не называли себя человеком Дамблдора, а это сейчас весьма редкое качество в людях, — веско сказала она. — Надеюсь, мы поняли друг друга.       Мадам Боунс развернулась и ушла из тренировочного зала, оставив Гарри наедине со своими мыслями и сомнениями. Погруженный в свои раздумья, он механически направился в душ, переоделся и, не торопясь, пошел к своему кабинету. Вокруг деловито сновали вечно спешащие служащие, не обращая на него почти никакого внимания. «Вы никогда не называли себя человеком Дамблдора», — звучали у него в голове последние слова Боунс, которая ясно показала степень своего доверия к нему. Но главный вопрос в том, кому доверял он сам! Кто говорит правду: Боунс или Дамблдор? Или оба просто стараются перетянуть его на свою сторону, рассказывая сказочки. И что им вдруг от него понадобилось? Что-то подсказывало Гарри, что дело здесь было не в пресловутом законе об оборотнях и даже не в финансировании аврората.       Очень хотелось поговорить с кем-нибудь, высказать вслух свои мысли, от этого точно стало бы легче. Он мог пойти к Кингсли или Муди, но, может, кто-то из них работает на Дамблдора? К тому же Шеклболт почти не отходил от Сириуса, пока он был в камере. Кингсли как раз и может быть тем, кто заставил Сириуса написать признания, но по чьей указке? Дамблдор или Боунс? Гарри даже припомнил, что Малфой в первый свой визит советовал присмотреться к Кингсли. Он снял очки и с силой надавил на глаза так, что начал видеть цветные круги. Пора было завязывать накручивать себя, эта паранойя никуда его не приведет, а то уже получается какая-то теория заговоров. Может, все гораздо проще, как Гарри и думал с самого начала, и Малфой просто неудачно прикрыл свои делишки Сириусом, и никто не стал возражать?       Голова пухла, а вопросы крутились уже по третьему кругу. Сейчас бы точно не помешал бы дельный совет от Гермионы, но ее не было. От этой мысли настроение Гарри совсем испортилось, и он поплелся дальше. В конце концов, он получил задание, нужно было переработать учебные планы или составить новые, а потом согласовать их с Боунс и начать внедрять. Работы был непочатый край.       Следующие два дня Гарри усиленно корпел над материалами, которые ему после того разговора передала Боунс. Это были разработки по физическим упражнениям с большой выкладкой, обучению обращения с оружием и тактике ведения боя. Откуда все это достала Боунс, Гарри не интересовался. Он усиленно пытался привести разрозненные записи в единую систему, учитывая специфику личного состава и деления на уже имеющиеся группы по шесть человек. С некоторой гордостью Гарри отмечал, что у него даже получается.       Она появилась в середине дня. Просто вошла к нему в кабинет, когда он в который раз перечерчивал схему нападения на пересеченной местности, стараясь не бросать мучительно тоскливых взглядов на все увеличивающуюся стопку бессмысленных отчетов. Гарри уже хотел выставить незваного посетителя вон, но, увидев ее, так ничего и не смог из себя выдавить. Гермиона улыбнулась ему так, будто и не было никогда ссоры, и закрыла дверь в приемную, где Саманта провожала ее удивленным и недоуменным взглядом.       — Привет! Вот, зашла проверить, как ты тут. Еще не потонул в этих бумагах? — жизнерадостно поздоровалась она.       — И тебе тоже здравствуй, — нахмурившись, сказал Гарри деревянным голосом. — У меня все хорошо, а ты как?       Гермиона, будто не замечая его состояния, села в кресло для посетителей и закинула ногу на ногу.       — О, у меня все замечательно. Мы так давно никуда не выбирались, нужно непременно куда-нибудь сходить вместе. Может, на каток? Погода сейчас самая подходящая.       Гермиона кинула взгляд на зачарованное окно, за которым была видна летняя лесная поляна, залитая ярким солнечным светом, и беззаботно улыбнулась. Гарри внимательно смотрел на нее и не понимал, чего же она добивается этим спектаклем. Подыгрывать ей не было никакого желания, так что он просто пожал плечами и хотел попросить ее уйти, но она не дала ему вставить и слова.       — Хотя, ты сейчас, наверное, очень занят. Слышала, у вас начата очередная реструктуризация департамента. Может, тогда на следующей неделе?       Гермиона огляделась вокруг, будто ища подтверждение своим словам, и легким движением бросила ему на стол записку. Гарри опустил глаза и прочитал: «Сегодня, 6:30 вечера, Грин парк, центр зала. Очень важно». Когда Гермиона писала записку, она, видимо, сильно торопилась или нервничала: всегда аккуратный почерк пестрел неровными буквами, а слово «очень» было дважды подчеркнуто неровными линиями. Гарри протянул руку, но кусок пергамента почернел и рассыпался в пыль, едва он к нему прикоснулся.       Гарри тяжело вздохнул и посмотрел на Гермиону. Хотя она и пыталась выглядеть расслабленно, он легко заметил напряжение в ее позе и поведении: нервное постукивание пальцем по подлокотнику, чрезмерно резкая улыбка, подправленные косметикой едва заметные мешки под глазами. Все это сказало Гарри даже больше, чем записка.       — Хорошо, почему бы и нет, будет весело, — протянул он, Гермиона облегченно вздохнула и подскочила.       — Тогда увидимся на следующей неделе, — она слегка сжала его руку и выбежала за дверь.       Весь оставшийся день Гарри не мог ни на чем сосредоточиться, но оставался у себя в кабинете, стараясь вникнуть в суть каких-то бумаг. Предосторожности Гермионы захватили и его, поэтому привлекать внимание ему казалось неправильным.       Ровно в шесть он с облегчением прошел в атриум и аппарировал в центр Лондона. Он не часто здесь бывал и не знал всех точек для аппарации, так что пришлось проехать несколько станций в переполненном в вечерний час пик поезде. Выйдя на узкую платформу, Гарри спокойно прислонился к стене, хмуро разглядывая проходящие мимо потоки людей.       Грин парк располагался в некотором отдалении от центра, но пересечение трех линий подземки делало станцию многолюдной. Гарри даже начал сомневаться, что Гермиона сможет его найти в толпе. Однако ровно в половине седьмого она, сосредоточенная и серьезная, появилась рядом с ним будто из ниоткуда.       — Ты хотела поговорить? — после нескольких секунд молчания спросил Гарри.       — Нет... То есть да, конечно, — Гермиона нервно закусила губу, не зная куда деть руки. — Мы обязательно поговорим, но позже. Сейчас нам надо идти.       — Куда и зачем? — Гарри абсолютно не понравились ее нервозность, короткие рваные фразы, бегающий взгляд, будто она кого-то искала в толпе.       Гермиона глубоко вздохнула, взяла его за руку и посмотрела в глаза.       — Мне нужно, чтобы ты не задавал сейчас никаких вопросов, — твердо сказал она. — Просто доверься мне, не могу передать словами, насколько это важно.       Гарри почувствовал, что от его решения сейчас зависит очень многое; что-то большое, почти неподъемное навалилось на него. Неужели его судьба решится здесь? В чреве шумной и неприятной магловской подземки? Гарри вспомнил все, о чем успел подумать за последние почти две недели: о ее предательстве, о возможных причинах, о том, кому вообще он мог доверять.       — Если… — голос Гермионы дрогнул, но она продолжила. — Если мы… я для тебя что-то еще значу, то, пожалуйста, поверь мне. Обещаю, что все, абсолютно все тебе объясню и отвечу на любые твои вопросы.       Печаль и просьба с затаенным страхом в ее глазах были невыносимы, Гарри сжал ее руку и скупо кивнул.       Гермиона огляделась вокруг еще раз и потащила его за собой. Они сделали переход, проехали несколько станций, перешли снова, затем сели на поезд, следующий на север Лондона. Постепенно людей в вагоне становилось все меньше, наконец, они вышли на одной из конечных станций на серую в наступающих сумерках улицу. Немного отойдя от входа в метро, Гермиона затащила Гарри в почти неосвещенный задний двор какого-то дома и еле слышно прошептала:       — Три аппарации, следуй за мной.       Пространство вокруг сжалось и завертелось, голова закружилась, к горлу подступила тошнота, как это бывает при нескольких почти одновременных перемещениях. Когда все успокоилось, Гарри увидел, что они оказались на неширокой пустынной улице, застроенной однотипными двух или трехэтажными домами из красного кирпича. В окнах большинства из них не горел свет, дома вообще казались нежилыми.       — Мы на окраине Ливерпуля, — пояснила Гермиона. — Этот район постепенно расселяют под снос, скоро здесь будет новая дорога.       Гарри молча кивнул, задумавшись, зачем они здесь оказались. Гермиона бросила взгляд на наручные часы, кивнула своим мыслям и уверенно пошла к одному из домов, у которого все окна были заколочены досками. Гарри оставалось только направиться за ней.       Они вошли в гостиную, освещенную только огнем камина, невидимым с улице. В глубоком кресле сидел скрытый тенями мужчина. Он встал, и пламя осветило его бледное лицо с тонкими аристократическими чертами и высокими скулами. Его голубые холодные глаза показались Гарри смутно знакомыми, хотя он был уверен, что никогда не видел его раньше. Красиво уложенные короткие седые волосы указывали на весьма преклонный возраст мужчины.       Гермиона цепко осмотрела его и сухо произнесла:       — Позволь тебе представить, Гарри. Томас Марволо Риддл.