Не жалею

Тодороки Шото, пятнадцать лет. Симптомы: недосыпание, рассеянность и апатия ко всему, что не имеет прекрасных изумрудных глаз, россыпь веснушек и слепящую глаза улыбку. Диагноз: безнадёжно влюблён. Тодороки знает это, хотя не понимает, откуда — может, всему виной сериалы, которые он украдкой смотрел со старшей сестрой, может, книжки — героев ему и дома хватало, так что он предпочитал красивую романтику; а может, комиксы — у главного героя ведь почти всегда есть подружка, которую похищают злодеи, так? Тодороки хоть и герой (начинающий, но всё же), однако такая подружка у него отсутствует. В ней нет необходимости, ведь Мидория гораздо лучше всех девчонок, которых он знает: заботится о его питании и самочувствии, убирает лепестки цветущей вишни, застрявшие в белой половине волос, при этом забавно приподнимаясь на цыпочках; смеётся над его редкими шутками (Тодороки удивлён тому факту, что кто-то вообще находит его смешным), так что когда Мидория просит помощи с литературой — соглашается, возможно, даже слишком быстро. Он нервничает, ходит из угла в угол, без конца поправляет и так идеально расставленные подушки, несколько раз переодевается, подавляет в себе желание заморозить дверь и сказать, что никого нет дома, но в итоге шумно выдыхает и замирает посреди комнаты, ожидая причину своего отвратительного сна последние пару месяцев. Шаги Мидории лёгкие и мягкие, а стук в дверь — тихий и осторожный, словно он боится её поцарапать. Когда Тодороки впускает его внутрь, то — он готов поклясться — в комнате становится светлее. Мидория напоминает ему солнце: тёплое и ласковое, оно вполне способно устроить пожар. Тодороки боится подойти ближе, предпочитая греться в лучах. Сгореть слишком страшно. Он понятия не имеет, как вообще может сохранять свою речь чёткой и при этом водить пальцем по открытой книге, что лежит на коленях Мидории. Тот серьёзно кивает, умилительно сводит брови у переносицы и невозможно улыбается, когда находит в тексте отсылку к другой книге того же автора. — Ух ты! — неожиданно восклицает Мидория, что сбивает Тодороки с толку. — Я могу посмотреть? Тодороки следит за направлением взгляда ярких зелёных глаз и улыбается уже сам: — Разумеется. Мидория переползает ближе к небольшому застеклённому шкафу, а Тодороки зажимает рот руками, чтобы не кричать. Он бережно касается каждой фигурки Всемогущего, пересчитывает значки и разноцветные напульсники, преимущественно с надписями «AllMight!» и «Plus Ultra!», берёт в руки яркую жёлтую термокружку и в конце концов останавливается на коллекционных открытках. Мидория выглядит таким счастливым, что губы Тодороки сами собой расплываются в улыбке. — У тебя две! — искренняя радость в голосе Мидории сменяется досадой. — А мне за три года так ни одной и не попалось… Тодороки понимающе кивает — он покупал не особо вкусные хлопья пять лет в надежде собрать полную коллекцию карточек, и то, что в одной пачке ему попалось сразу две — абсолютно одинаковых и вместе с тем самых редких — являлось настоящим чудом. Мидория смотрит на него так, что Тодороки готов отдать ему всё: и карточку, и фигурки, и ключи от дома, если тот попросит, но тот ограничивается только карточкой. — Я-я заплачу сколько скажешь, — вдохновляется он идеей и достаёт кошелёк из кармана огромных длинных шорт. — Перестань, — перебивает Тодороки и, как ему кажется, говорит он слишком холодно — это видно по переменившемуся лицу Мидории. — Тогда… Что ты за неё хочешь?.. Тодороки пропадает в этих глазах окончательно. Хочется пойти и набить Бакуго рожу за то, что тот вообще смел поднимать на него руку, хочется повесить на Мидорию табличку «Собственность Тодороки Шото — просьба не подходить», но ещё больше хочется просто его коснуться. — Поцелуй, — отвечает Тодороки, и только потом осознаёт, что произнёс это вслух. Ему хочется убежать, провалиться глубоко вниз или вообще исчезнуть — да, это было бы лучшим вариантом — ведь теперь Мидория точно посчитает его ненормальным и никогда больше не заговорит. Он не знает, какое сейчас выражение на его лице и молится всем, кого знает, чтобы наивный Мидория воспринял это как дурацкую шутку, такую же несмешную, как и все остальные. Однако он задумчиво подносит пальцы к губам, будто взвешивает все «за» и «против», и неотрывно смотрит прямо на Тодороки. Последний умирает на несколько секунд. Мидория подаётся вперёд, смазано касается губами чужой холодной щеки и отскакивает назад. Он краснеет, ерошит тёмно-зелёные волосы, пытается смеяться и бормочет что-то вроде: «В этом же нет ничего странного, верно?». Тодороки несколько раз хлопает ресницами, прежде чем понимает, что вообще произошло. Мысли, ранее устраивавшие в его голове самый настоящий хаос, исчезают вместе со здравым смыслом, стыдом и совестью. — Э-этого хватит? — сквозь смех продолжает бормотать Мидория, на что Тодороки качает головой. — Сюда, — показывает он пальцем на свои губы и смотрит на Мидорию так же прямо, как и он смотрел на Тодороки с минуту назад. Затерявшаяся в подсознании мысль кричит о том, что Тодороки — идиот, что он только что разрушил призрачную надежду на взаимность и что теперь пора прощаться с привычной нормальной жизнью, но он не слушает. Он не слышит ничего, кроме гулких ударов собственного сердца и шумного дыхания Мидории. На этот раз всё происходит гораздо медленнее. Мидория подсаживается ближе, заливаясь краской до кончиков пальцев, нервно сглатывает, облизывает свои губы и сильно жмурится. Тодороки не двигается, всё ещё не веря в происходящее, и оживает только тогда, когда Мидория на самом деле его целует. Ненавязчиво, сдержанно — это и поцелуем-то назвать сложно — но ощущаемо нежно. Тодороки хочет обнять его, прижать к себе и сказать, как долго мечтал об этом, но реальность выбивает воздух из лёгких. Наверное, это отражается на его лице — взгляд Мидории сменяется со смущённого на озадаченный и почти напуганный. — Прости, что заставил, — собирается с силами Тодороки, однако каждое слово будто стоит ему трёх километров беспрерывного бега. — Можешь забрать карточку. Изумрудные глаза распахиваются в удивлении, а затем щурятся. Тодороки видит, что Мидория ужасно рассержен, но из-за потрясения не может связать происходящие события в единую картину. — Если ты думал, что я готов поцеловать кого угодно ради карточки, то ты слишком плохого обо мне мнения, — тихо, но предельно чётко проговаривает Мидория, явно собираясь уйти. — Подожди! — успевает схватить его за длинную футболку Тодороки, медленно осмысливая то, что они сейчас делали. — Я не хотел тебя обидеть. Прости. Не знаю, что на меня нашло, но то, что мы… В общем, я не жалею. Испещрённая шрамами рука мягко накрывает запястье Тодороки, призывая отпустить. Он беспрекословно подчиняется. — Я тоже, — Мидория улыбается и выходит в коридор. Тодороки переводит взгляд на свою коллекцию: обе карточки стоят на своих местах. Он подлетел к солнцу слишком близко и только теперь понял — оно не обожжёт, если не захочет. Тодороки Шото, пятнадцать лет. Симптомы: несползающая с лица улыбка, вихрь бабочек в животе и ненормальная тяга к прикосновениям чужих шероховатых рук. Диагноз: влюблён и, похоже, взаимно.