Статус

В семь часов утра будильник с истерическим звоном бесцеремонно ворвался в мой сон, разгоняя какие-то странные видения только-что казавшиеся реальностью. Не открывая глаз, я еще пыталась какое-то время цепляться за растворяющиеся образы, которые несли с собой необъяснимое успокоение, но трезвонивший будильник вскоре превратил сновидения в серую бесформенную массу. Опять не запомнила, что мне снилось. Надо поменять мелодию в чертовом механизме будильника. Вставать и скидывать с себя теплое одеяло абсолютно не хотелось. Вчера до двух ночи смотрела какой-то фильм, чтобы избавиться от своих бесконечных мыслей, и как всегда не выспалась. Сюжет фильма с примесью просочившихся мыслей о своем бывшем, уже не помнился, как и залетевший в дремлющее сознание сон. Усилием воли я сбросила с себя одеяло и, ежась от холода, прошмыгнула в ванную. Вид незнакомого и унылого существа в отражении зеркала не внушал доверия. Следовало бы помыть побыстрее это жалкое творение, почистить зубы, зачесать на затылке постельный ирокез и спрятать под макияж то, что пока только я одна начала замечать. Прохладная вода из душа пробуждающе брызнула сверху и стала стекаться по телу. Неожиданно вновь подступило гнетущее ощущение тоски, которое еще перед сном я заела успокоительным. Быстро позавтракав бутербродом с маслом и засахарившимся джемом, я оделась и выскочила на улицу. Во дворе дома старательный дворник, которому на вид было 50 лет выметал из-под лавки какой-то кусок мусора, который застрял в углу и не собирался вылезать без сопротивления из своего укрытия. На ходу понаблюдав за этим эпическим сражением я подумала, что дворник имел судя по всему характер перфекциониста при деле, в котором совершенству взяться просто не откуда. «Доброе утро, Дорогой, человек! Сегодня хорошее утро!» — С вдохновением сказал дворник заметив меня. «Привет» — буркнула я и плюхнулась на сиденье своей машины. На ходу я добавила глядя на его старания «Оставь, Не мучайся. Видимо примерз этот кусок. Да и видно его только если «низко голову наклонив». На что он спокойно ответил продолжая тыкать палкой в неподдающийся кусок грязи «Я убираю не для того, чтобы убрать, а для того, чтобы чисто было». Восточная мудрость Ахмета не располагала к моему настроение поскольку машина на морозе как всегда не завелась с первого раза. Впрочем, она не завелась и со второго. «Надо было костер под картером развести!» — вспомнила я чей-то совет, беспокоясь за способности трехлетнего аккумулятора. После пятой попытки двигатель обиженно фыркнул и, немного поворчав, в конце то концов завелся. Но радость от этого была недолгой, поскольку через две минуты езды моя машина уже стояла, плотно зажатая в утренней пробке. На работу я опоздала на пятнадцать минут и, надеясь незаметно прокрасться к своему рабочему месту, наткнулась на вечно лоснящееся от пота, пухлое лицо директора фирмы, который искал меня в попытках сделать замечание по поводу вновь выпрашиваемого отгула. Разговор состоялся серьезный и нудный. Было сделано последнее предупреждение, а о премии в этом месяце можно было безропотно забыть. Добравшись после выговора до своего рабочего места, и по дороге затылком ощущая взгляд сослуживцев, я плюхнулась в кресло и лениво посмотрела на список дел на своем рабочем столе. Мало того, что приходилось терпеть эту нудную непонятную работу без целей и каких-либо серьезных задач, мало того, что шеф откровенный кретин, он еще умудрялся каждый месяц лишать меня премии! К черту! Надоело все! Давно пора искать другую работу или попросить на время отпуск без содержания. Впрочем, о чем это я? Без премии и без содержания можно было отдохнуть от морозов разве что на городской теплотрассе, где-нибудь под общественными дорогами. Невеселые мысли колючими волнами накатывались на меня, не давая возможности сосредоточиться на работе. — Привет, кудряшка! — Послышался позади меня голос моей подруги, с которой мы учились на одном курсе и вместе устроились на эту работу. — Как дела? Как самочувствие после веселой субботы? — дополнила она вопрос и обняла меня за плечи. — Лучше не спрашивай. Все воскресенье отходила от текилы. Соль на губах до сих пор не отсохла. Лучше бы в кино сходили, — сказала я, и тут же вспомнила, что это было именно мое предложение пойти в ночной клуб. — Как сама? — Да так себе. Тоже провалялась. Что-то мы с тобой в этот раз прилично погуляли, без тормозов. Ты не помнишь, как зовут того с усиками, что нас угощал у бара? «Того с усиками» я конечно не помнила, как и всю прошедшую субботу с ее опьяняющим обещанием каких-то новых и неведомых перспектив. — Нет, не помню, — сказала я и неуверенно и осторожно добавила. — Как я до дома добралась? — Ну, ты даешь подруга! Мы ведь тебя до подъезда довезли. Как шеф наш? Кажется, злой. Что он наговорил тебе? — Да так, бесится по-своему. Сам по два часа может где-то прогуливать, а с нас требует не опаздывать. Да пошел он! — Прошептала я себе под нос и стала раскладывать документы на столе, давая понять, что разговор закончен, и мне пора работать. — Не переживай. Все будет хорошо! — Успокоила подруга и побрела к своему рабочему месту. — Чем вечером занимаешься? — Спросила я вдогонку. — Я со своим сегодня, — ответила она и скрылась за кабинетными перегородками соседнего помещения. В столовой во время обеда люди, словно в коровнике, помычав сперва о чем-то на раздаче, припадали головами к своим тарелкам и, причмокивая, начинали делиться друг с другом впечатлениями от проведенных недавно выходных дней. Изо дня в день одно и то же меню. Что они там придумать больше ничего не могут или рефлекс у нас как у собак вырабатывают, чтобы слюна хорошо выделялась? А впрочем — думала ли я сама о еде, когда пережевывала пищу?! После обеда время словно остановилось. Сильно хотелось спать и еще сильнее от того, что негде было прилечь. Чтобы не удариться лбом о клавиатуру пришлось несколько раз пить кофе, от чего опять получила замечание от старшего менеджера. Уже давно создавалось впечатление, что основным его занятием было контролировать послеобеденное время своих сотрудников. Я попыталась развеять дремоту планами о том, чем можно заняться в понедельник вечером. Мысли о нем, с кем недавно и неприятно пришлось расстаться, становились все более назойливыми. «Кто первый начал» и «Кто виноват?» — эти вопросы давно уже стали привычными и угнетающими, поскольку если разбираться по совести, то без боли в сердце ни у кого не получалось на них ответить. Вместо этого становилось грустно и печально в голове от мыслей, которые самостоятельно разбредались в поисках его, цепляясь за различные эпизоды, состоявшие из кусочков прошедшего недавно лета. Зачем я вообще начала думать об этом? Конец рабочего дня начинался для всех раньше на полчаса. Время, когда можно было за счет фирмы покопаться в своей личной почте и отправить кому-то несколько необязательных смайликов, авансом за хорошее расположение. До сих пор было непонятно, чем можно было бы заняться вечером. До спасительной и вечно бурлящей событиями пятницы, за которой можно было спрятаться, было далеко. Вспомнилось пять стадий принятия смерти с дополнениями «Отрицание, агрессия, торг, депрессия, принятие, суббота, воскресение». Внутри на короткое время улыбнуло, но ненадолго. Никто не звонил и не скидывал на сотку приглашения на день рождения, никто не приглашал на чашечку кофе. НИКТО, с кем бы я хотела быть рядом. Придется опять случайными эсэмэсками напоминать о себе. Может повезет, и кто-нибудь в ответ спросит: «чем занимаешься, подруга?» Так куда же все-таки направиться? Ладно, в пробке что-нибудь да придумаю. В уличной вечерней лихорадке хорошие идеи о том куда сходить и где поужинать, чтобы не напиться, так и не приходили. Мысли о нем не позволяли нормально расслабиться. Подлетающие к городу сумерки добавляли к тоске свои невеселые краски. Нет, так дело не пойдет. Слишком тоскливо. Скоро придется переходить на более сильные антидепрессанты. Давно пора с кем-нибудь познакомиться или ехать прямо к нему, засунув свою гордыню куда подальше. Это получится, это я могу. Поцелую его глаза, чтобы он не видел моего отчаяния. Прижмусь к нему и растаю, растаю. А что дальше? Время не рисовала за этими объятиями никаких перспектив. Нет, слишком грустно сейчас, чтобы застревать в этом вопросе. Позвонить прямо сейчас, пока эти мысли не переросли в ноющую боль?! Но я не позвонила ему даже после того, как выкарабкалась из дорожных пробок. Просто было больно, невыносимо больно от понимания безысходности, одних и тех же попыток что-то создать, возвращающих только злость, за свою слабость покончить с этим кошмаром. Ладно, остановлюсь возле ближайшего кафетерия. Там обязательно кого-нибудь встречу. К одиноким девушкам мужики быстрее клеятся. Все-таки клин клином надо вышибать. Пусть на время и не важно с кем, лишь бы рассеять память о нем. Возможно, это безумие поможет. Хватит болеть от разлуки. Пройдет время, и потом сам прибежит глаза мне целовать. А я подумаю… А что дальше? Когда я начала выбирать подходящую кафешку, то поняла, что все приличные заведения остались глубоко позади в дорожной пробке, из которой я так долго выбиралась. Желание вновь тратить время на дорогу, с еле текущим движением, не возникало. Поставив машину, и зайдя в дверь квартиры, я вспомнила, что ничего для холодильника так и не купила, и уже давно было пора сделать генеральную уборку дома. Под душем в ванной комнате пенящиеся струи ледяной воды взбодрили тело до неконтролируемой дрожи. Выйдя из ванной, я по привычке, словно в таинственном ритуале подошла к шифоньеру в спальне и достала оттуда его клетчатую синюю рубашку и в который раз одела на себя вместо халата. Всегда теплая и с еле уловимым ароматом его тела, она успокаивала меня, как только я укутывалась в это нежное воспоминание о нем. Когда-то перед самой разлукой эта рубашка была заброшена в корзину для белья, и так и не была мною постирана потому, что я еще не желала прощаться с тем, кто давно уже был не моим. Возможно, что от кажущегося аромата давно уже ничего и не осталось, как и не осталось ничего и от наших отношений с ним, но всякий раз накидывая на себя эту рубашку, я вновь и вновь как будто ощущала прикосновения к своим плечам его теплых рук. Эти печальные мысли с непреклонной настойчивостью всегда проникали в меня, лишь только стоило прикоснуться глазами к клетчатому покрывалу с воротником и рукавами, но я почти каждый вечер продолжала свое безумное переодевание в прошлое. Что бы хоть как-то отогнать от себя грустные мысли, я села за компьютер. Надо порыться в интернете. Посмотреть почту. Все равно после таких водных процедур сразу и не уснуть. Морально устаревший домашний компьютер, как всегда долго грузился и перезагружался, и мысли о нем сразу заполнили эту возникшую пустоту. Пройдя на кухню и заварив чай, я попыталась прогнать эту вновь надвигающуюся как грозовая туча, печаль. Но внутри меня какое-то пространство, заполненное им, начинало снова и снова оживать. Что-то влекло в боль как в возможность опять забыть себя в виде маленького и никчемного объекта. Что же тревожило меня в этих воспоминаниях? Может все-таки это дремлющие во мне мысли о том, что пока я дышала каждую минуту его образом, он раскладывал в наших отношениях кирпичики под свои изгибы, так как было ему удобно и комфортно, с возможностью в любой момент уйти даже и из этого состояния. А может мое предательство, так искусно спрятанное за сотнями оправданий? Но обычно эти мысли недолго задерживались во мне потому, что с ними неудобно жить, и потому, что всегда находились причины, по которым я всегда готова была простить и ему, и себе. Лучше уж не думать об этом и оставить мысли о нем там, где оставила и его — в прошлом. Наконец-то компьютер загрузился и, отпив глоток бодрящего чая, я начала бессмысленно блуждать пальцами по клавиатуре. На почте как всегда было угрюмо от навязчивых комплиментов и предложений познакомиться. Неужели и здесь позволю себе решиться с кем-то познакомиться? А почему бы и нет?! Есть ведь и среди этих воздыхателей приличные ребята. Только как сразу понять — кто есть кто? Какая я все-таки отчаянная! — подумала я. Идеальный образ мужчины, когда-то сформировавшийся в голове веселой и беззаботной девчонки, всегда был в конфликте с реальной жизнью уже вполне взрослой девушки. И избранный образ только создавал очередное разочарование, усиливающее ощущение обманчивости грез и тревоги за будущее. Все время одна, и вокруг только подогревающая отчаяние назойливая настойчивость близких, родственников — «пора замуж», «пора обзаводиться семьей», «пора рожать», «пора», «пора», «пора» … Для кого пора?! Почему надо?! Кому и что я должна больше чем самой себе?! Это моя жизнь! Я совершенно спокойно могу жить и одна. Ничего страшного и неприемлемого в том нет, если я просто для себя рожу ребенка. Только — «Как это будет выглядеть? Что скажут люди?! Тебе пора поумнеть!» — Послышались откуда-то отголоски чьих-то возмущений. Но разве мнения людей делают нас счастливыми? Бесконечная череда каких-то обусловленных необходимостей всегда находилась в противоречии с моим настойчивым желанием найти для себя того единственного и достойного моего ожидания мужчину, в котором я могла бы раствориться без остатка. Внутри начал подкатывать к горлу комок горечи и отчаяния. Но кроме угрюмого рычания ничего наружу не выплеснулось. Ворох разноцветной ватаги электронных кавалеров заполнил раздел знакомств на моей странице. «Спасибо за огромный мир с сюрпризами!» — с горькой иронией подумала я. Может и не удалять их? Пусть своим вниманием глаза порадуют еще какое-то время. Потерпят. Ну, а после кастинг проведу, — подумала я, и стало немного веселее от этих мыслей. «Наверное, уже совсем скоро придет то время, когда я совсем перестану понимать, кто передо мной, и начну вешаться на мужей своих подруг, на сослуживцев, на всех, кто окажется хоть мало-мальски приличен для моих неприличных связей», — с горечью подумала я, щелкая по клавиатуре компьютера, ища возможность зацепиться своим вниманием за что-нибудь интересное. Отчеты об активных действиях друзей, дарящих друг другу подарки, обменивающиеся мнениями и вступающие в различные никчемные группы, мгновенно возвратили мое раздражение. Бездельники! Из нескольких сообщений, адресованных мне с текстами, указывающими лучше любого резюме об интеллектуальных способностях человека, было одно, на котором остановилось внимание. — «Вы есть Счастье и Любовь!» — гласило это несколько удивительное своей прямотой послание от совершенно незнакомого человека. Кликнув по фотографии своего гостя, от которого пришло сообщение, я оказалась на его домашней странице. С фотографии на меня смотрело улыбающееся, несколько бледное лицо. Что-то приятное и трогательное исходило от его взгляда, несмотря на какую-то скрытую печаль в глазах. «Мир прекрасен!» — гласил его статус. «"Ничего себе» — подумала я. «Чувственный мужик… Еще и доступ к себе ни от кого не заблокировал. Блаженный…». Неожиданно динамики компьютера мяукнули, и на страничке высветилась информация о получении сообщении. «Тьфу ты, забыла невидимку включить, перед тем как полезть в чужой «огород». Теперь придется отвечать на разные дурацкие вопросы потому, что умные вопросы у таких полуночных болтунов вряд ли найдутся», — подумала я с некоторой долей злости на саму себя. — Привет. Как ваши дела? — принесся откуда-то, даже неведомо из какой дыры, вопрос. Так и знала, что будет банальная, ничего не значившая переписка, убивающая только время и интеллект. Ладно, подумала я, немного попереписываемся, а там, если что может отключиться электричество или интернет. Благородных причин для прекращения диалога можно было всегда в избытке найти. — Привет. Все «Ок»! Как сам? — Прекрасно! — Можно поинтересоваться, чем я тебя заинтриговала? Понравилась? — Если честно, не совсем. Вы на фотографиях как-то грустно смотрите на мир. Меня это однозначно уязвило. Не хотелось уходить ко сну с таким реверансом от совсем незнакомого собеседника, и я написала. — Зачем тогда уделять свое драгоценное время человеку, которому отчего-то грустно? — Почему бы и нет. Это не сложно. Меня, если честно, заинтересовал ваш статус в сплошных вопросительных знаках, и почему вместо вашего имени стоят одни прочерки? Люди, которые пишут с маленькой буквы свое имя и фамилию обычно чем-то огорчены в жизни. Что касается вашего статуса, даже и не знаю, что сказать. Возможно у вас какая-то свежая и тяжелая рана на душе. Стало несколько неловко потому, что это было не самое лучшее начало для очередного интернет знакомства. И мой печальный и изобилующий вопросительными знаками статус угрюмо свидетельствовал на весь мир о моем явном отношении к нему. — Ты случайно не какой-нибудь психолог гештальт терапии? Может ты кришнаит? — Написала я и тут же представила себе лысого человека завернутого в оранжевое одеяло активно и с серьезным видом выполняющего свою работу по спасению человечества Чтобы несколько смягчить свой вызывающий вопрос, я добавила еще несколько веселых смайликов, которые совершенно не соответствовали моему терпению, и отправила сообщение своему гостю. — Нет. Я ни какое-либо «пси» и не кришнаит. Вам, наверное, тяжело быть искренней с самой собой? В ответ я хотела быстро ляпнуть по клавиатуре что-то о своем окружении, но, немного раздумав, встала и пошла на кухню снова заварить чай. Возвратившись с кружкой крепко заваренного напитка, я увидела на почте еще одно сообщение от полуночного собеседника. — Вам, наверное, действительно плохо раз уж вы до сих пор не отключили компьютер и не пишете ответ. — Нет. Просто чай наливала. А с миром, если честно, у меня действительно не все гладко. Как-то в ритм не попаду, чтобы с ним в ногу идти. — Можно спросить почему? Я посмотрела на часы. Уже было довольно поздно и мне опять угрожало не выспаться в эту ночь. Зато всегда оставался вариант в любую минуту сломаться модему или загореться электропроводке. Немного поразмыслив, я написала. — Нам достаточно маленького повода, чтобы любить свою домашнюю кошечку и всегда найдется десяток причин, чтобы ненавидеть своих соседей. Так уж он устроен этот мир! — Согласен. Когда мы наедине только со своими животными, мы всегда ощущаем себя одинокими потому, что по-настоящему, мы даже и их не понимаем. Все кажется несправедливым и поэтому нам тяжело полноценно ощущать жизнь. И от этого мы никого не можем по-настоящему любить и искренне сочувствовать. Понимая, что длинная тирада для абсолютно незнакомого человека похожа на заученную проповедь, я насторожилась от ощущения, что меня сейчас просто «разводят». Поставив на стол кружку с чаем, я стала внимательно рассматривать его личные фотографии. Их было немного, но на одном снимке я обнаружила странную группу коротко остриженных людей. — Сочувствовать?! Кому, зачем и за что? — спросила я после того как посмотрела его последнее личное фото, надеясь, что следующим ответом все более-менее прояснится о том, кто он такой. — А почему вы не спрашиваете, кого любить? Для вас это не вопрос? — Для меня это не вопрос. — с некоторой бравадой ответила я и немного постеснялась этого. Только через пару минут мне ответили. — Есть предположение, что вы одиноки и не потому, что вас бросили, а потому что ваша душа мечется среди людей и общается только со своим одиночеством. Закусив губу, я с некоторой злостью быстро написала. — Да что ты все заладил про мое одиночество? Хочу напомнить, что это ты ко мне в гости зашел, а не я к тебе среди ночи напросилась. И добавила: «Я поняла, ты из общества спасителей мира или еще какой-либо сектантской белиберды, и ты сейчас уже начал меня посвящать в свою поднебесную науку. Все слишком пафосно и блаженно звучит. Уверена, у тебя сейчас на столе лежит какая-нибудь в сотый раз перефразированная библия». — У меня сейчас на столе лежит томик Жюль Верна, и я очень хочу путешествовать. — Тогда зачем тебе понадобилась я с таким вот двусмысленным отношением к жизни, которое не вписывается в твое желание отправиться в путешествие? Жизнь прекрасна, когда тебя никто не учит жить. Жизнь великолепна, когда никто не лезет со своими молитвами к тебе в сердце и не вылезает оттуда с твоей душой. Как будто всласть выругавшись на всю комнату, я зло ударила по кнопке «Enter». Стало даже как-то легче от этого словесного пинг-понга. Ответа не было некоторое время. Затем тонко мяукнув динамиками, компьютер высветил на мониторе сообщение. — Поверьте, жизнь становится еще прекрасней, когда у тебя четвертая группа рака. Я это пишу, не требуя жалости к себе. Ни в коем случае, пожалуйста. Жалость делает еще слабее. Просто мы живем в разных реальностях, и я забыл об этом. Мне кажется, я вас обидел. Извините. Растерявшись от прочитанного, я посмотрела на его фотографию. Немая печаль в его карих глазах становилась понятной. Еще более понятным становился просачивающийся через эту печаль, мудрый и трогательный взгляд. Несколько минут я блуждала взглядом по его страницам, по новому рассматривая фотографии, изучая странное название действующей на его браузере группы «Sosтрадание», в которой объединились в своем горе такие же безнадежно больные люди, как мой ночной гость, возможно, чтобы поддерживать себя общением. Было как-то не по себе от того, что на всех фотографиях, изможденные болезнями лица светились улыбками. Еще более странным казались статусы этих людей, которые дышали каким-то невообразимым позитивом и энергетикой. Я рассматривала страницы группы, онемевшая и притихшая от их трагедий, но не отчаяния, от мужества исходивших от этих людей и умения через боль, улыбаясь смерти, быть милосердными друг к другу. Внутри, периодически что-то выступало цензором и пыталось найти какой-либо подвох. Возможно потому, что не хотелось извиняться, возможно потому-что вся ситуация с незнакомцем казалась какой-то камерной и наигранной. Прошло, наверное, минут пятнадцать, пока ошеломленная и потерянная от неожиданного оборота, я решилась написать снова. — Простите меня. Я не догадывалась ни о чем. Мне показалось, что вы действительно из какой-то секты. Я ждала, когда мне ответят, тупо уставившись в мерцающий монитор и думая, как печально, наверное, ночью оставаться наедине с мыслями о своей скорой смерти. От очередного мяуканья динамиков я вздрогнула. — Не надо извиняться. Я вас понимаю, почему вы так отреагировали. Наверное, каждого человека мои вопросы удивили бы. — Вы сильный человек, если, несмотря на свои проблемы, пытаетесь образумить такую дуру как я, и этому я точно удивляюсь… Почему вас так мало в группе? — Мы просто организовались недавно. К тому же здесь существует элемент технологического отбора, поскольку не у всех есть возможность иметь компьютеры и оплачивать за услуги интернета, а старые люди просто не умеют ими пользоваться. — Я так понимаю, что среди вас только те, кто безнадежно болен? Ваше объединение, это какая-то альтернатива Хосписам? — Возможно. Хосписы по своему определению — это не лечебные учреждения. В хосписах людям облегчают страдания, обезболивают, ухаживают за ними, дают возможность их родственникам отдохнуть. А самое главное здесь с этими людьми общаются, избавляя их хоть частично от моральных мучений и изолированности от общества. Читая присланные мне строки, я проникалась во все происходящее с осторожностью, за которой, видимо, притаилась какая-то очередная фобия. «Сострадание» и «милосердие» — эти слова настолько редко присутствовали в моем лексиконе, насколько редко я, возможно, проявляла их в своей жизни. Вспомнились только два уличных котенка, которых я как-то раз приютила у своих знакомых. Но имело ли это отношение к милосердию, или это была лишь обычная жалость при виде милых пушистых мордашек. — «Вся наша жизнь — это дорога к смерти», — моя философия показалась мне сейчас абсолютно неуместной. И я опять постеснялась своей клавиатурной реплики. — Скажи, как я могу стать другом такому человеку как ты? — попыталась я загладить несколько корявую своей неуместностью цитату. — С таким отношением к жизни у вас вряд ли что получится. К нам жизнь и так повернулась не тем местом, чтобы еще общаться с человеком, у которого одни вопросительные знаки в статусе. Мне опять стало неудобно за свое электронное «резюме», и руки зачесались, чтобы быстрее навести там порядок, но тут же пришло еще одно сообщение. — Я не думаю, что это хорошая идея для Вас. Мы разделены пропастью друг от друга. Вам тяжело будет до конца понять человека, чья заветная мечта заключается лишь в том, чтобы прожить завтрашний день без боли или вообще не проснуться. Вы можете представить, как это — просыпаться и сразу осознавать, что этот день принесет с собой только безысходные страдания… и так изо дня в день? Немного подумав, я ответила: — Мне кажется, что каждый человек получает от жизни то, чего он заслуживает. Каждый человек несет свой крест. Это одинаково правильно как по отношению к религии, так и по отношению к здоровью. Кто курит, тот однозначно подавляет свои легкие, кто много пьет — тот, когда-нибудь получит сдачи от своего желудка или от печени. А может они сразу оба нападут на него — и это будет справедливо. — А Вы когда-нибудь видели умирающих от болезней детей? Маленькие птенцы, только что сорвавшиеся со своих гнезд, так и не научившись летать. Они в чем виноваты? Я знаю много порядочных людей, которые не заслуживают смертельных болезней даже, несмотря на то, что курят или пьют. Смерть не избирательна во времени, но ее и не избежишь во времени. — А как по поводу того, что Господь никогда не дает нам испытаний больше, чем мы можем вынести? — На мой взгляд, милосердие — это не вопрос религии, это в первую очередь отношение человека к самому себе. Представьте себе человека, который уже давно не работает. В инвалидной коляске это невозможно. Дома всем уже надоело вытаскивать из-под него медицинскую утку, массировать пролежни, каждую ночь слушать, как он стонет. Если раньше на него смотрели с любовью, то сейчас он стал чувствовать в их глазах только чувства, граничащие с личными страданиями от того, что близкие не могут ему ничем помочь. Изо дня в день они видят, как он тает на глазах, превращаясь в какое-то для них совсем незнакомое, разлагающееся существо, в котором скомкана боль, страх, страдание, несчастье, обреченность. Их любовь, которая с момента его рождения только росла и крепла, стала вытесняться чувством жалости, усталости, раздражительности. Обнаруживая в них эти перемены, ты как будто умираешь одновременно два раза. — Но они ведь преданы ему до конца. Как он может так думать? — отослала я сообщение с чувством какого-то недопонимания и не уходящего ощущения, что меня еще выводят на какой-то банальный развод. — Никто не имеет права осуждать их вообще, но чем лучше та преданность, которая сохраняется лишь терпением и усилием воли, а не чувством любви. Мы можем долго спорить, но одинаково печально и больно, когда приходится умирать два раза, находясь в том состоянии, когда у тебя нет надежды, когда внутри тебя уже существует маленькое кладбище, где похоронены все твои мечты, а на поверхности сознания плавают лишь осколки воспоминаний. Поэтому многие из нас мечтают о самоубийстве. — Чтобы не сойти с ума попробуйте думать, что все окружающее тебя нереально и не расставаться с этими мыслями, — попыталась посоветовать я, но поняла, что для этого почти что, ничего сама не понимаю и потому следом сразу добавила: — Самоубийство — это ведь самый большой грех! — Здесь я с вами согласен. Только вот многие безнадежно больные хотели бы сами выбрать для смерти время и час, и тем самым обмануть эту бабу с косой, не позволив ей торжествовать и злорадствовать над телом. Чтобы была еще возможность понюхать свежий и хрустящий хлеб и выпить бокал хорошего вина. Чтобы успеть подобрать добрые слова для всех, чтобы поцеловать свою маму, чтобы остаться в памяти любимых, таким, каким они его еще помнят и любят. С этими мыслями уходить гораздо приятнее. Легкая смерть — это последняя маленькая радость в жизни. Смайлик в конце этого предложения выглядел по моему ощущению как-то уж очень неуютно. — Ты собираешься убить себя?! — Нет. Я нет. Эти мысли всегда оживают в человеке за невыносимой болью. Только надежды всегда больше, чем страха. Чем глубже прячешь свой страх под любыми мелкими радостями, тем более по-человечески ощущается жизнь. Но все это только означает, что человек еще может терпеть боль и не более того. И когда-нибудь придет время, когда боли будет больше чем страха и надежды. Это слова одного моего друга, но не мои. — Я что-то слышала про эвтаназию. Кажется, переводится как «легкая смерть». Но она практически везде под запретом. А это означает для Вас, что надо терпеть, раз религии и законы не на вашей стороне, — робко продолжила я разговор, который холодил мое воображение. — Легко запрещать то, что тебя не касается. Если бы этот закон принимали смертельно больные люди, а не политики, манипулирующие понятиями о гуманизме в рамках своих стратегий среди живых и здравствующих, этот закон очень быстро бы приняли. Находясь внутри горящей квартиры, каждому захотелось бы иметь при себе ключи от закрытой двери. Когда есть выбор, всегда легче переносить жар и пламя зная, что ты в любой момент можешь выйти из полыхающего помещения, которое уже невозможно потушить, и никто не будет подпирать дверь с другой стороны, ссылаясь на гуманизм и глазея на то, как ты по кусочкам тлеешь. — Но эвтаназия — это ведь все равно убийство? — спросила я, с возникшими в глубине тела воспоминаниями о своих душевных страданиях, и удивляясь, что до сих пор вовлекаюсь в тему, от которой бы раньше шарахнулась, как от кучи бегающих по полу пауков. — А как же аборты? Это тоже убийство. Мы не можем по желанию страдающего человека умертвить его почти не мыслящее от боли тело, и убиваем без согласия, уже начинающее мыслить в утробе матери, маленькое создание, у которого просто еще нет механизмов своей собственной защиты. Где же последовательность в законах? Куда делся гуманизм, и почему он требует от самоубийц обязательно умирать мучительно и с риском остаться навсегда живым калекой? Что-то непонятное тянуло меня продолжить разговор с этим человеком, и я пошла снова подогреть чай. Сделав пару бутербродов с сыром, я опять села за компьютер. — Кто Вы по вероисповеданию? — Спросила я, не подумав даже о том, есть ли у человека интерес продолжать этот затянувшийся диалог. — Я не верю, я знаю! Мне не нужны посредники и переводчики для того, чтобы самому беседовать с Богом. — Как понять, что тебе нужно, когда тебе ничего не хочется? Мне кажется, что Вы очень умный человек, и надеюсь, что у Вас еще есть время для общения? — Человек всегда, что-то да желает. Ничего не хотеть, это тоже определенная позиция в желании. Это здоровый пофигизм, который может подсказывать, что у вас все прекрасно, только Вы от этого не ловите удовольствие. А если серьезно, то согласно вашему статусу, у Вас какая-то скрытая глубокая боль. — Проблема моя именно в том, что я не могу отпустить, забыть… Очень много было стрессов, теперь мучаюсь. Это, как будто душа отделилась от тела и не знает куда идти и что делать. В этой безысходности так страшно. Еще страшнее от того, что никто никого по настоящему не понимает. — написала я, опять погружаясь в ощущения, после которых мне всегда хотелось напиться вина или еще чего покрепче. — Я для вас совершенно незнакомый человек. Я не психолог. Просто сейчас меня воспитывает Смерть и это придает небывалую ясность всему, что происходит с людьми. Я знаю, что все мы чистые и светлые. Вы опишите мне всю эту сердечную ситуацию от начала до конца, все как есть, ничего не скрывая. Я это — Вы. И общайтесь со мной, как со своим отражением. Ответы будут приходить к Вам сами собой. И страхи уйдут, и себя вы вспомните и воспримете этот опыт не как наказание, а как благословение увидеть то, что прямо сейчас не видется. Никакой религии и психоанализа. Только Вы и Ваше внимание! Это предложение меня несколько смутило, но что-то таинственное продолжало заманивать в беседу, которая и без того затянулась, как и затянулись мои переживания и боль. Когда же все-таки наступит тот день, когда я проснусь все еще одна, но жизнь уже будет спокойна и проста, и все что я буду делать, станет приносить мне радость? И мои поступки больше не станут требовать самооправдания. И везде мне будет хорошо. Никуда не нужно будет убегать из дома, отмахиваясь от назойливой тоски, как от назойливой мухи в маленькой комнате. И никто не придет, и будет все равно от этого. И то, что «все равно» будет приятно. Мысли бесконечным потоком приходили и приходили в голову, то оправдывая меня, то прося у кого-то помощи, то просто поскуливали, как брошенные щенки. Что я в принципе теряю? Подумала я. Только что собиралась броситься хоть к кому-нибудь на шею, а сейчас размышляю над тем исповедоваться ли мне человеку, который, по всей видимости, многое понимал в этой нескладной жизни? — Даже не знаю, как начать. Я всегда втягивала в свою жизнь «ненужных» людей. В 15 лет влюбилась. Не повезло. В 22 года полюбила, потом меня бросили. Эти отношения приносили мне сильные страдания. После, он женился на другой. Раньше страдала душевно, а теперь и физически. Обращалась к разной литературе. Потом уже к врачу, который был прав, когда сказал, что препараты не помогут, и я должна справиться сама. Успокоительные со временем стали все меньше помогать. Передозировки делала два раза назло самой себе. Отходила. У меня много вопросов, на которые я не могу найти ответы. И когда закипает мозг, я говорю: «наверно такова твоя судьба». Я решила, что я плохой человек, раз мне так не везет. Какой-то человек мне тогда сказал, что если пойдешь в религию то тебя обязательно в этом дополнительно убедят. Я отправила это сообщение и только потом поняла, что никому и никогда обо всем этом до сих пор не рассказывала. Было как-то странно и необычно от ощущения того, что я с кем-то только что разделила сейчас свою печаль. И еще от того, как легко и просто, оказывается, это можно было сделать! Через несколько минут пришел ответ: — Не бегите больше от боли никуда! Повернитесь к ней. Там на самом деле уже ничего страшного не было и нет. Есть ожидание нового витка очередной боли, но это только от того, что считаете себя плохой, раз притягиваете к себе проблемы. И из-за этой мысли вы и попали в цикличность своих переживаний. ЗАПОМНИТЕ, ВЫ НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТЫ!!! Все это должно было произойти именно так, как произошло. Все старательно работали для вашего опыта и хорошо сыграли свои роли! — Вы точно сказали. У меня во всем Чувство вины, во всем!!! Когда от тебя все время что-то ждут, разве возможно выйти из этого состояния?! А плакать не получается… Не знаю почему… Внутри все горит, хочется поплакать, но не могу… К горлу подкатило знакомое и клокочущее желание зарыдать. Ум настойчиво начал искать виновного… Живите в Сейчас, отучайтесь от роли покорной жертвы. Присмотритесь к тому, что вы называете собою и как этот образ себя создается. А плакать не хочется, ну и не надо! Прелесть этой игры в том, что Вы сами устанавливаете в ней правила и самое важное, что Вы теперь не жертва, а радость, для самой себя в первую очередь! Спасибо большое. Мне давно нужны были эти слова. Наверное, я не так уж и невезуча, раз Вы мне написали. — Мне действительно стало гораздо легче на душе. Но, что-то было еще не понятно. Что значит — Что я называю собою? Разве я не являюсь собою? — Вы есть только то, что есть в Сейчас. Остальное игра воображения и прошлого опыта. Веря в них вы и начинаете страдать. Оставьте эти сомнительные категории как «наверное», «возможно». Это инструменты формирования формы и ее удержания. Вы совершенны! Насчет нашей встречи, все предначертано! Главное себя найдите на этом пути. Создатель на этой дороге нам много знаков в помощь подает. Мы просто их не замечаем, увлеченные игрой своих собственных теней. — У меня очень низкая самооценка, как ее улучшить? Простите меня, пожалуйста, что донимаю Вас своими проблемами. Вам сейчас самому нелегко. Меня считают красивой, но высокомерной… Но я… просто тону… Я устала в это играть… То, что Вы это признаете уже хорошо! Я могу давать много красивых советов, но без Вашего осознания себя, как совершенной и самодостаточной души, здесь ничего не получится. Ваше прежнее восприятие жизни в роли «жертвы» набрало такую инерцию, что в один миг ничего не образуется. Но, если Вы начали обращать внимание на того, кто задается вопросами о самом себе, то уже совсем скоро Вы почувствуете перемены. Возврат к состоянию депрессии будет еще происходить, и это может Вас сильно пугать и усиливать ощущение обреченности. Это нормально. Будьте готовы к этому. Представьте себе большую грузовую машину с кучей мусора, которая набрала скорость и мчится по гололеду. Двигатель Вы уже отключили, но инерция огромная и машина еще будет двигаться какое-то время. Если сильно тормозить, то Вас может занести и выбросить в кювет. Научитесь жить и Быть каждым мгновением. Осознавайте все, что бы Вы ни делали, и у Вас не останется места для грустных мыслей. У Вас даже не будет надобности поднимать свою самооценку потому, что проживая осознанно каждую минуту, теряется способность оценивать что-либо. Это не сложно. Когда Вы кушаете, Вы думаете только о еде, когда отдыхаете на природе, Вы только созерцаете. Понемногу начнет появляться спонтанная радость. Это и есть существование в настоящем моменте! Самое лучшее лекарство от всех переживаний отсутствие того кого следовало бы лечить! — Как-то не верится, что все может быть так просто, — написала я и с глубокой грустью добавила, — Мне ужасно не нравится моя работа и все, что с ней связано. Давно уже хотела поменять ее, но все как-то не решаюсь. Хотя уверена, что, несмотря на мои проблемы с руководством, резюме мне напишут хорошее. Я умею работать, но не получаю от этого никакого удовольствия. — Я думаю, что Вам везде будет сложно потому, что переходя на новую работу, вы не оставляете себя недовольную на прежнем месте. Свое недовольство как чемодан вы всегда носите с собой. И резюме не будет показательным на новом месте, поскольку описанные в нем Ваши характеристики нарабатывались и проявлялись только с прежним коллективом, который Вы не можете забрать с собой на новую работу. Не факт, что Вы проявите себя также и на новом месте. В любом бизнесе с Вас будут требовать стать лучшим, и это соревнование только разделяет всех сотрудников. Никому не нравится быть вторым или третьим в том месте, где карьера определяет все. Зато, если Вы принесете в коллектив атмосферу любви и тепла, Вы, конечно, не станете первой, но Вы будете любимой всеми, и работа, которую Вы ненавидите, возможно, станет Вашим новым увлечением. Попробуйте. Что вам мешает стать любящей там, где вам меньше всего хочется находиться? Каким-то образом я улавливала простую истину в этих словах, но еще никак не понимала, в чем состоит легкость этого восприятия. Вопросы продолжали доверчиво ложиться на клавиатуру компьютера. — Что делать, когда что-то сделаешь и сильно жалеешь? — спросила я у своего нового знакомого. — Задай вопрос самой себе, насколько это сожаление будет важно для Вас через год. — Наверное, это на очень-очень долго… — ответила я, и что-то горькое опять подкатило к горлу. Живя с такими сожалениями о прошлом, Вы двигаетесь в этой жизни спиной вперед и поэтому не замечаете, какие прекрасные возможности преподносит Живая Сейчастность. Каждый день что-то важное проходит рядом с Вами, для Вас и через Вас. Но Вы не замечаете перемен потому, что все внимание обращено в прошлое там, где некто «Вы» оставили какую-то боль. Это и есть жить не осознанно. Остановитесь в этом бесконечном переживании и с заботой посмотрите на то, что уже есть сейчас. На то, чему Вы должны быть благодарны судьбе, создателю всего, и себе в ком возникают все явления. Можно бесконечно долго подвергать все психоанализу и предполагать, что надо делать и что произойдет, но только все это будет бесполезной возней без понимания того, что своими воспоминаниями и сожалениями Вы умерщвляете настоящие мгновения, в которых жизнь преподносит сама себе радость. Сожалений на самом деле нет! Есть только страх испытать то же самое, что принесло Вам когда-то невыносимую боль. Этот страх просто трансформировался в Вас в бесконечное чувство вины, и поэтому Вы и идете в настоящем спиной вперед, боясь глядеть на то, что происходит прямо сейчас. — Я не знаю, как это сделать на практике… Поговорив с Вами, я начинаю понимать, что не знала, что для меня является покой и счастье… Я постоянно хожу по кругу, совершая одни и те же ошибки… Я отправила сообщение и задумалась над тем, возможно ли вообще совершать ошибки в состоянии покоя? Покой — это наше естественное состояние. Когда Вы начинаете беспокоиться о чем-то, начните наблюдать за мыслями и переживаниями. Какая бы плохая, негативная мысль не возникла, начинайте следить за ней. Наблюдайте за движением этой мысли, которая несет с собой поток переживаний и переводите внимание на того кто это знает. В состоянии осознанного наблюдения за негативными мыслями, они теряют способность развиваться дальше. Наблюдение создает определенную замкнутую форму, в которой мысли перестают цепляться за все новые и новые негативные темы и прошедшие опыты. Когда плохие переживания находятся в наблюдении, они очень быстро пожирают самих себя и не распространяются, как метастазы по всему Вашему существованию. Понаблюдайте за этим, и Вы заметите, как все переживания быстро уходят и прекращают хозяйничать в вашей голове. — Однажды я писала то, чего боюсь на листе. Прочитав медленно, пережив снова, сжигала… Ликвидировать удалось лишь один раз, больше не помогало… — Написала я. — В следующий раз, как только Вы начнете осуждать себя и сожалеть о чем-либо, погрузитесь полностью в это состояние и Наблюдайте. Наблюдайте за этими ощущениями, ни на мгновение не оставляя их без внимания. Сообщите затем о том, что происходило. Это важно! — Приходит вывод, что я ничтожество. Наступает разочарование и возникает боль. — Ответила я сразу, и тоска всей многотонной массой разом вывалилась на меня из темноты моих мрачных воспоминаний. Вы не поняли меня. Когда будете переживать, следите не за результатом, а за самим процессом. Не надо делать выводы и все резюмировать. Сейчас то, что Вы делаете, называется самокопанием. В этом случае можно такую яму выкопать, что никогда из нее не выберетесь. Любое негативное переживание вне Свидетельствования за самим собою отдаляет Вас от сущностного себя, и, как правило, Вы ставите себе оценки с большим знаком минус. Суть наблюдений состоит в том, что со временем Вы начнете понимать, что Вы — это не Ваши переживания, не Ваши мысли и не тот, кто считает себя ничтожеством и виноватым во всем. Вы начнете обнаруживать себя Настоящую, ту, которая не является этим хаотичным умом. Вы чистое, светлое и вневременное Сейчас, без какой-либо религиозной подоплеки в этом, и это является Вашей истинной сутью. Запомните, то, за чем Вы можете наблюдать, Вами не является! После этого ответа мой собеседник неожиданно вышел из сети, даже не попрощавшись со мною. Я почти не помнила, как подошла к постели поскольку старательно хотела понять некоторые советы своего ночного собеседника. Они с каким-то скрипом проникали в мою голову, но еще не могли видимо найти там свое место. Свернувшись клубком, я быстро уснула, уткнувшись носом в хлопковые клетки синих воспоминаний.