***
Он уже решил. Ещё неделю назад абсолютно точно решил, чего он хочет от Торна. И то, что он его хочет, тоже. Потому что с того самого "приёма" всё пошло кувырком. Вся благополучная и полностью устраивающая его жизнь. Даже выбор порно стал гораздо сложнее и раза в два дольше. Оказывается, не так много актёров внешне похожих на Торна снимается в видео определённой направленности! Впрочем, и это тоже помехой надолго не стало: если Чарли не находил того что нужно, то сознание само услужливо подрисовывало ему лицо сексолога. Возрождало из памяти его пробирающий голос, ощущение прикосновений его пальцев… Чарли понял, что это превращается в навязчивую идею, когда начал видеть Торна даже в мужчинах-моделях для новой коллекции. Когда понял, что подсознательно ищет схожие черты, и перекроил почти весь план относительно будущей фотосессии, да и кампании в целом, специально под альфа-типаж мужской красоты. Листая в метро по дороге домой новостную ленту на смартфоне, совершенно случайно обнаружил, что успел уже даже там найти Торна и подписаться на его страничку. И хорошо хоть ума хватило не со своей основной запрос отправить, а с рабочей. Хотя вряд ли Торну придёт в голову проверять, кто там к нему стучится. Тем более с его количеством подписчиков. Как у кинозвезды, ей богу! Это всё с одной стороны придаёт Чарли уверенности: он всегда, всегда добивается того, кто ему нравится. Будь это даже самая недоступная девушка из всего окружения. И даже то что Торн мужчина, положения дел не меняет, о нет! Всё только хуже становится, наоборот, полярно переворачивается, и Чарли немного теряется даже, ощущая не липкость ладоней, а предвкушение, острой ноткой покалывающее язык. Ему ещё никто так не нравился. Не притягивал, словно безвольный винтик намагниченной лентой. И именно это, если посмотреть с другого ракурса, и пугает. Пугает то, что так сильно, так по-настоящему впервые, и с мужчиной. Не просто с мужчиной даже, а с Торном, от одного вида которого у Чарли совершенно по-глупому, неожиданно подкашиваются коленки, а в горле становится противно сухо. С Торном, который, совершенно не понятно, чувствует ли что-то к нему. Способен ли в принципе. Как бы то ни было, Чарли не привык отступать. Именно поэтому он сейчас открывает дверь в клинику доктора Торна. С каждым шагом на негнущихся ногах ближе к кабинету, в который в прошлый раз ворвался совершенно наглым образом, а сейчас едва слышно стучит кулаком по деревянной поверхности. — Доктор Торн вас ждёт, можете проходить. Миссис Роуд слишком тихо возникает за спиной, и Чарли от неожиданности сильнее, чем нужно, опирается на ручку, в итоге буквально вваливаясь в кабинет. И как с ним уже много раз бывало, собирается. Не теряется, а, наоборот, успокаивается. Даже сердце отбивает положенные шестьдесят ударов в минуту. Только сейчас это не экзамен в университете и не собеседование в фирму, принадлежащую его отцу. Это мужчина, которого он хочет. Прямо перед ним. — Не ожидал вас снова здесь увидеть, Чарли. — Торн усаживается в кресло, поправляет очки и делает приглашающий жест. Какое-то время они смотрят друг на друга. Как будто не месяц не виделись, а… вообще никогда. Для Чарли это и правда первый раз. Первый, когда он смотрит на живого Грегори Торна не как на светило науки, а как на своего потенциального парня. Морщится собственным мыслям, потому что "парень" совершенно не вяжется с сильным и уверенным в себе взрослым мужчиной. Но тогда кто? Любовник? Возлюбленный? — Чарли? Вы передумали? Хотите уйти? — совершенно будничным, ничего не выражающим голосом. Это бесит. Потому что там должно, просто обязано быть что-то, за его неприступной маской доктора. Настоящий Торн. Чарли хочет именно такого… Совершенно точно. И пускай он пропустил половину курса по психологии в университете, навыков на то, чтобы вывести этого Мистера Спокойствие на чистую воду, ему хватит. — Ну что вы, доктор Торн, — с наглой улыбкой растягивая слова. — Я так долго хотел прийти. Чарли подходит почти вплотную, но не садится на предложенные кресло или софу, а, резко развернувшись, заходит Торну за спину. Обнимает его за плечи всё-таки немного дрожащими руками и, вдыхая густой древесно-ментоловый аромат его кожи и волос, совершенно блядcким голосом произносит: — То что было на прошлом незапланированном сеансе, доктор, — почти касаясь губами аккуратной мочки. Почти. Как сам Торн в прошлый раз. — Я слышал… Это можно делать не только пальцами, — жарко выдыхая, с жадностью оглаживая литые плечи. Только вот насладиться Чарли не дают, и уже в следующее мгновение Торн проворачивает то ли бросок из восточных единоборств, то ли ещё что-то не менее дикое, но Чарли оказывается на полу, носом аккурат перед его коленями. Чувствует мёртвую хватку на предплечье и с каким-то животным страхом следит за приближающимся лицом Торна. — Да, это возможно. Как я понимаю, вы хотите более подробных… разъяснений. — Он окидывает Чарли с ног до головы оценивающим, чуть насмешливым взглядом. Вся уверенность и наглость сразу улетучивается в далёкие дали. Он снова чувствует себя жертвой, попавшей в ловушку к опасному хищнику. Две долбанных недели настраивался, прокручивал в голове все возможные варианты, репетировал, и в итоге проиграл, едва успев зайти. За-ме-ча-тель-но. От прикосновения доктора по телу волнами расходится жар, и оно же не даёт спрятаться, клубочком свернуться где-нибудь в тёмном месте, не чувствовать себя таким беззащитным под этим взглядом. Словно уже раздетым и связанным. — Перед тем как мы начнём, мне нужно кое-что узнать. — Торн притягивает его ещё ближе, почти соприкасаясь губами при каждом слове. — Про это ты тоже узнал на практике с кем-то? — Что? — Чарли никак не может сосредоточиться на низком голосе, то и дело ловя себя на мысли, что хочет почувствовать прикосновение этих губ. Хочет проверить, такие ли они мягкие, как выглядят. Языком провести, прикусить зубами, чтобы остался след… Хватка становится ощутимее, причиняя боль, и это возвращает его в реальность. Хотя он совсем и не против получить несколько меток от Торна. — Нет… Как бы я смог сам? Чарли искренне не понимает, почему его ответ вызывает у доктора такую довольную улыбку, но наслаждается, впитывая каждую изменившуюся чёрточку идеально высеченного лица. Да уж, природа над ним определённо потрудилась на славу. — Действительно, это было бы слишком экзотично даже для тебя. — Торн рывком ставит его на ноги и ведёт в ту самую комнату. Захлопывает дверь, и Чарли кажется, что звук запирающего механизма слишком громко щёлкает. Внутренне сжимается от прошившего позвоночник холодка страха, потому что как ни настраивайся, а делать это в первый раз, да ещё и с мужчиной… страшно. И ему совсем не стыдно это признать. В этот раз Торн его не связывает, а сразу идёт к комоду, что-то выискивая в ящичках, и у Чарли появляется возможность осмотреться. Комнатка небольшая, отделанная в том же стиле, что и кабинет, но в то же время разительно отличающаяся. Сначала он не может понять, чем именно, переводя взгляд от застеленного дивана на книжный стеллаж, вешалку с выглаженным запасным костюмом, и до сих пор не уснувшим ноутбуком на стеклянном журнальном столике. "А… Это, должно быть, его личная комната. Да уж, для такого трудоголика совсем не удивительно и ночевать на работе". Эта догадка почему-то согревает Чарли изнутри, возвращает крупицу уверенности. Если комната личная, значит пациентов он сюда не водит, значит… У него действительно есть шанс? Кончики пальцев покалывает от предвкушения, и Чарли решается. Осторожно, как можно более неслышно подкрадывается к стоящему спиной Торну. "Может, на этот раз обнять его за талию? Или лучше так же, за плечи? Сложновато, конечно, ведь он выше головы на две так точно, но если привстать на носки… Чёрт, да как вообще правильно соблазнять мужчину?!" — злится, пыхтит как паровоз, не решаясь в итоге даже прикоснуться к объекту своего желания. Который не глядя, словно с самого начала знал, что Чарли застыл у него за спиной, притягивает за руку ближе, ставит рядом с собой. От открывшейся картины у Чарли челюсть отвисает в прямом смысле. Он неверяще смотрит то на один предмет, лежащий на комоде, то на другой и, не в силах выдавить хоть слово, переводит вопросительный взгляд на Торна. — Я выбрал самые распространённые и легкодоступные игрушки, — игнорируя уничтожающую ауру Чарли, абсолютно спокойным голосом говорит Торн. — Думаю, знакомство с ними займёт какое-то время. Я расставил их в удобном для использования порядке, но, в принципе, ты можешь выбрать любую на свой вкус. Так просто, как будто инструкцию по эксплуатации пылесоса в магазине зачитывает, а не предлагает Чарли взять одну из этих инопланетных штук. Неужели его опять неправильно поняли? Он ведь совсем не этого хочет… Не этих чернично-фиолетовых длиннющих вибраторов и странных напальчников с проводами. И уж точно не связку разного размера шариков с рельефными узорами и шипиками. Он хочет Торна, настоящего и живого! И уже собирается, резко развернувшись, выкрикнуть ему это прямо в лицо, но… Больно въезжает носом прямо в грудь Торну, неожиданно оказавшемуся слишком близко. Снова чувствует себя неуклюжим подростком. Злится, не решается посмотреть наверх, боясь опять наткнуться на до зубовного скрежета противную надменную ухмылочку. — Что же ты молчишь, Чарли? — Ещё на шаг ближе, а ему дальше просто некуда отступать, ручки комода и так уже довольно ощутимо врезаются в бёдра. — Или позволишь выбрать мне? — Торн легко касается его подбородка, заставляя приподнять лицо и посмотреть на себя. И Чарли готов поклясться, что этому чёртовому сексологу нравится то, что он видит, потому что его взгляд темнеет, становится ещё… опаснее. Торн может хоть тысячу лет изображать из себя неприступную скалу, но против физиологии не попрёшь. Как, собственно, и самому Чарли, у которого краснеют, кажется, даже пятки. От невозможности разорвать этот контакт и в то же время от необходимости. Хотя бы просто вздохнуть. Вспомнить, как это вообще делается. Только вот воздух из лёгких выбивает одним махом, когда Торн нависает над ним, шепчет на ухо таким дразнящим, до дрожи в коленях сексуальным голосом: — Тогда мы начнём вот с этого, — протягивает руку и берёт крайний слева, тот самый, фиолетовый вибратор. — Будем увеличивать нагрузку постепенно, — хрипло, жарко, прихватывая уже абсолютно красную мочку и втягивая, больно проходясь зубами и тут же зализывая языком. Чарли не успевает сдержать стон, весь подаётся вперёд. Чтобы стать ещё ближе. Чтобы раствориться в этом чертовски сексуальном сексологе. — Уши, значит? Ожидаемо. Очень хочется ответить Торну в такт что-нибудь нелицеприятное, но Чарли просто не может соображать. Язык неповоротливой культёй внутри ворочается, и ноги почти не держат. Словно он снова на своём выпускном, впервые надравшийся вдрызг. Только в этот раз опьянение гораздо сильнее и не в пример приятнее растекается по телу. Торн это тоже понимает, ухмыляется и буквально затаскивает его на застеленный диван. Толкает несильно, но этого хватает, чтобы Чарли упал. Подушки и одеяло оказываются на удивление мягкими. А он-то представлял себе, что Торн спит на досках, как какой-нибудь заправский буддийский монах. — Так и будешь мешком тут валяться? — Ставит одно колено на край дивана, а Чарли очень хочется сказать, что если Торн ждёт от него каких-то действий, то первым делом ему самому стоило бы перестать трахать Чарли взглядом. Хотя… Он может ответить и по-другому. В конце концов, лакомый кусочек тут не только он. Чарли, не переставая откровенно пялиться на его губы, тянется вверх, пытается ухватиться дрожащими руками за пуговицы на рубашке, неуклюже целуя гладко выбритый подбородок, но Торн резко останавливает его. Перехватывает руки своими, переплетает пальцы и, словно Чарли марионетка, начинает расстёгивать его же руками его рубашку, начиная от наглухо застёгнутого воротника и сразу же проводя языком широкую мокрую линию по обнажившейся шее. Выгибая его до хруста в позвонках. Потому что раньше Чарли никто так не касался. Он всегда брал инициативу полностью в свои руки и только сейчас понял, что, по сути, кроме поцелуев никогда ничего и не испытывал. Да и вряд ли хоть одна из его длинного списка девушка смогла бы так его распалить. Вряд ли хоть одна из них с такой уверенностью втиснула бы ему колено между ног, заставляя сильнее раскрыться, вряд ли стала бы растирать и пощипывать затвердевшие соски. — Н-не… — Чарли по инерции пытается вырваться, когда его руки, всё ещё направляемые Торном, принимаются за ширинку на брюках, но только рвано выдыхает, почувствовав его пальцы, очерчивающие через ткань боксеров давно уже вставший член. — Здесь чувствительность хорошая, — сильнее нажимает на головку. — А вот здесь, — носом чертит вокруг соска, — Нет. Но это поправимо, — улыбается по-садистски, полностью игнорирует подавшегося бёдрами навстречу ему Чарли и отходит к комоду. — Думаю, это тоже не помешает. — Мои соски и не должны быть чувствительными, гений. — Чарли с сомнением смотрит на странного вида браслет и соединённые с ним проводами напальчники. — Я же не женщина. — Эрогенные зоны у мужчин не так уж сильно отличаются от женских. — Торн переключает что-то на запястье и снова склоняется над ним. — Просто чувствительность некоторых нужно раскрыть. Например, вот так, — сжимает, и Чарли вскрикивает, ощущая вибрацию, исходящую от его пальцев. Только при прикосновениях появляющуюся, но даже самых невесомых. А губы Торна уже на его ключицах. Изучают, ласкают, сводят с ума, заставляя ужом извиваться под сильным телом. И правда мягкие. Его губы. Гораздо приятнее, когда Торн их пускает в ход, чем эту виброперчатку. Но разве его кто-то спрашивает? Нет. Он должен полностью подчиняться своему доктору. Что Чарли и делает, послушно сгибая в коленях разведённые ноги, сам стягивает трусы и отбрасывает, кажется, прямо на незакрытый монитор, и единственная мысль, которая вспышкой возникает с каждым новым прикосновением, — совсем скоро. Ещё чуть-чуть, и он почувствует Торна. Всего. Внутри. Настоящего, живого и до невозможности горячего. На них обоих сейчас, наверное, яичницу жарить можно. В этот раз Торн не использует пальцы — сразу приставляет к узкому входу смазанную силиконовую головку и чуть надавливает. По кругу водит на самом низком режиме, но Чарли и этого хватает, чтобы нетерпеливо податься навстречу. Захлебнуться собственными эмоциями, когда Торн неторопливо, дразняще проводит пальцами по всей длине члена. Вибрирующими, сука, пальцами. Обхватывает, начинает плавно надрачивать, то и дело нажимая подушечками сильнее, и Чарли уже не то что стонет — скулит, умоляя дать ему больше. Всё тело горит, плавится под электрическими разрядами, прошивающими от каждого прикосновения. Это слишком сильно. Слишком. Пытаясь увернуться от пальцев Торна, опустившихся от члена к поджавшимся яйцам, Чарли делает только хуже: приставленный ко входу вибратор проталкивается глубже, и неприятные, словно его на кол насаживают, ощущения топят всё наслаждение. — Тебя что, снова связать, чтобы не рыпался? — недовольно шипит и, кажется, повышает вибрацию на пару уровней, осторожно вводя игрушку до упора. Переключает ещё кнопку, и небольшая головка внутри начинает кругообразно двигаться, в какой-то момент задевая ту самую точку. Чарли сдавленно охает и зажмуривается до режущей боли в глазах, комкая руками покрывало. Он хочет обнять Торна, раздеть, прижаться каждой клеточкой, тоже целовать, почувствовать на вкус солоноватую кожу, впиться зубами, но… Не решается. А потому проделывает всё это только в своей голове, на сотни кусков распадаясь от нахлынувшего удовольствия, когда Торн осторожно добавляет к вибратору несколько пальцев. С ужасом чувствуя на своих груди и лице горячие капли. Не находя в себе смелости открыть глаза и посмотреть на Торна. Он ведь не… Не разделся ещё даже, а Чарли уже кончил. Как позорный девственник, коим он в принципе и является, но… — Чарли, — мягко, успокаивая интонациями голоса и заботливо салфеткой убирая с него следы спермы. — Для первого раза очень даже неплохо. На сегодня всё.***
"На сегодня всё". Чарли от злости переламывает ни в чём неповинный карандаш, и ещё один сотрудник соседнего отдела в страхе шугается, предпочтя подойти со своим вопросом к миленькой коллеге, сидящей рядом, нежели к нему. "Всё, да не всё!" — Чарли косится на свою стильную кожаную сумку, которую теперь прячет за семью печатями в закрываемой на замок полке, потому что… Внутри, убранная в чёрный не просвечивающийся пакет, лежит тёмная пробка в форме фаллоса. Вообще-то Торн дал ему целый набор, сказав, что их необходимо вставлять за два часа до приёма, с каждым разом увеличивая размер. Видите ли, так им будет проще: меньше времени будет уходить на подготовку. У Чарли ведь совсем нет опыта. И возражения не принимаются, это обязательное условие для продолжения их курса. Если нужно, Торн, разумеется, может показать, как правильно вставлять. Руками Чарли, чтобы тому было понятнее, как потом повторить это самому. Нет? Он справится сам? Прекрасно, всегда бы он был таким покладистым. А уже через пять минут покладистый Чарли оказывается выпнутым за дверь с подарочком наперевес. Нет опыта… А кто в этом виноват, а? Кто виноват, что у него до сих пор нет опыта нормального секса?! Что приходится, как и раньше, чуть ли не каждый вечер надрачивать, представляя лицо этого самоуверенного засранца сексолога. Представлять, что это его руки, и не только на члене… Он ни за что не признается Торну, но несколько раз вставлял себе эти самые пробки в процессе, а потом тихо ненавидел весь мир. Потому что каждый чёртов раз после оргазма, безусловно более яркого, чем обычно, на него накатывает такая опустошённость, что хоть плачь. Каждый раз дома и каждый — после приёмов у Торна. Только после последних в несколько раз острее. Чарли всё время убеждает себя, что вот сегодня он уж точно узнает, что происходит между ними. Не пойдёт за Торном в специальную для их приёмов комнату, не будет безвольной куклой плавиться под умелыми руками и давать вставлять в себя все эти игрушки из набора юного извращенца. Спросит, наконец, прямо: почему, чёрт возьми, Торн, доводя его буквально до исступления, сам даже рубашку не снимает. Максимум рукава закатывает, и то только чтобы не испачкаться в смазке или его, Чарли, сперме. Не даёт к себе прикоснуться даже, хотя сам до мельчайших подробностей уже изучил его тело и нашёл все возможные эрогенные зоны. И Чарли готов поклясться, что Торна это тоже заводит, по крайней мере его глаза за считанные минуты из серых становятся почти чёрными, а голос — хриплым до мурашек, но… Не кончает же он себе в штаны? И уж точно не самоудовлетворяется после, ведь Чарли слышит голос миссис Роуд, которая приглашает следующего пациента каждый раз, едва он выходит из кабинета. Неужели это и правда только лишь метод лечения? С другими "проблемными" пациентами он проворачивает то же самое? В той же комнате? Отчасти именно потому, что боится получить ответы на эти вопросы, Чарли сдаётся, даже не начав. Сколько бы ни прокручивал в голове самые разные варианты, а выхода, кроме как уйти, в случае положительного ответа у него просто не останется. Гордость не позволит, если он раньше со стыда прямо там в головешку не превратится. И каждый раз, едва оказываясь рядом, успокаивает себя тем, что есть ещё следующий приём, ещё много приёмов, на которых можно будет поставить все точки над "i". Сам понимает, что тянет резину, но, во имя сатаны, как же офигительно приятно ощущать на себе его сильные руки. Слышать низкий с хрипотцой голос, чувствовать прикосновения мягких губ и позволять проделывать с собой такое, о чём раньше у него даже и фантазии помыслить не хватало. Закончив с поисками эрогенных зон, Торн решает поработать над выдержкой Чарли, которой тот, к сожалению, совершенно не может похвастаться. До сих пор. Именно поэтому на очередном сеансе он оказывается привязанным к стулу за руки и ноги, абсолютно голым. Абсолютно беззащитным, и это даже придаёт ещё больше пикантности. Страх совершенно не понятно как примешивается к удовольствию, делая его почти болезненным. Кисти сами сжимаются в кулаки, когда Чарли наблюдает за Торном, методично расстёгивающим запонки и заворачивающим рукава как всегда идеально выглаженной серой рубашки, открывая сильные жилистые руки. Уже от одного этого возбуждение горячей волной разливается по телу. Похоже, Торн выработал у него условный рефлекс на один только свой вид реагировать каменным стояком. — Мне обязательно быть… привязанным? — Даже несмотря на доверие к доктору, эта поза остаётся элементарно не слишком удобной. — Обязательно. — Торн что-то (Чарли не успевает разглядеть, что) берёт с комода, подходит к нему и садится на корточки меж его разведённых ног. — Ты наконец-то решил заняться собой, — с усмешкой произносит, оглаживая пальцами гладко выбритый лобок, спускаясь к мошонке. Сильнее разводит ягодицы. Чарли краснеет, моментально проклиная и себя за то, что всё же решился на эту совершенно ненужную нормальному мужчине процедуру, и Торна за любовь к идиотским комментариям. Хочется закрыться, свести колени. Слишком неловко и стыдно для него осознавать, что Торн прекрасно видит чёрное основание вставленной пробки. Как он её вставлял в офисном туалете, лучше было даже не вспоминать. От работы до клиники на такси минут сорок, а значит, ему ещё час с лишним нужно было проходить с этой херовиной в заднице и не спалиться. Что оказалось гораздо сложнее, чем думал Чарли. Потому что пробка второго размера не доставляла особого дискомфорта при ходьбе, но вот когда он, разозлённый подколом Ли в виде лекарств от запора и диареи на своём рабочем столе с припиской, что одно из них точно должно помочь, со всего маху уселся на стул, то чуть не вскрикнул на весь отдел. Так и просидел до конца рабочего дня красный, как свежесваренный рак, мечтая только о том, чтобы скорее добраться до чёртовой клиники. Чтобы высказать этому чудо-сексологу всё, что он думает о его методах. Только вот вечером оказалось, что весь Нью-Йорк — одна сплошная пробка из-за какой-то там крупной аварии на дороге, и в итоге до клиники Чарли пришлось добираться на метро. Больше часа в трясущихся вагонах, вспоминая всё самое мерзкое и расхолаживающее, что только можно, потому что засветить стояком в общественном месте и угодить в участок за непристойное поведение явно не входило в его планы. А в планы совета директоров, которому необходима кристально чистая репутация юного наследника Уилларда, и подавно. В итоге, оказавшись наконец в кабинете Торна, Чарли был готов на что угодно, лишь бы получить долгожданную разрядку. Если бы он знал, что ему предстоит, то подрочил бы разок в туалете клиники перед приёмом. — Хотел бы я на это посмотреть, — доктор очерчивает пальцами основание и осторожно вынимает пробку под его удивлённый вдох. Тут же вставляет сразу три пальца и кругообразными движениями словно проверяет, насколько шире стала разработанная мышца. Лично оценить плоды своего труда, так сказать. И Чарли уже чуть было не кончает, как Торн вдруг резко убирает пальцы, зажав член у основания. — Не так быстро. Как я и говорил, сегодня мы будем тренировать выдержку, — показывает Чарли очередную игрушку в виде фаллоса с широким кольцом сверху. Он не успевает спросить, зачем оно, как чувствует скользкую от смазки руку Торна на своём члене и то самое кольцо, сжимающее гораздо сильнее пальцев, соединяющую полосу, давящую на яйца, и сам фаллос, одним резким движением заполнивший его. Снова. — Это нам поможет. — Торн проводит по кольцу и отходит, с интересом оглядывая его. Рассматривая всего и везде, и Чарли слишком жарко и стыдно, чтобы посмотреть в ответ. Он опускает бёдра, стараясь закрыться, и вскрикивает, когда стимулятор внутри проезжается по простате. Он бы кончил, определённо кончил, но… Осознание слишком запоздало приходит, и Чарли, широко раскрыв глаза, всё-таки смотрит на Торна. Слишком довольного и ехидно ухмыляющегося Торна, снова деловито устраивающегося у него между ног. — Ты правильно понял, Чарли. Кольцо не позволит тебе кончить… Пока я не решу его снять. Только от тебя будет зависеть, как скоро. — Щедро выдавливает смазку на раскрытые ладони, и до Чарли долетает запах корицы. Размазывает по рукам, обхватывает пульсирующий от возбуждения член. Двигается плавно, медленно, словно издевается. Оглаживает другой напрягшийся пресс, пощипывает соски, чуть царапает и прибавляет вторую руку, нажимая на головку. Почти невесомо, то и дело добавляя смазку, а Чарли не просто вздрагивает — в конвульсиях бьётся от слишком резких, болезненных ощущений. Стоны превращаются во всхлипы, и он пропускает момент, когда начинает по-настоящему плакать, умоляя о большем. Может, в тот момент, когда Торн несильно, подушечками больших пальцев массажирует уздечку, легонько дуя на пульсирующую головку? Или когда Чарли окончательно сдаётся, поняв, что удобного положения просто не существует? Если выгнуться дугой и поднять бёдра, то стимулятор внутри слишком распирает сжавшуюся мышцу, а если, наоборот, максимально возможно опуститься, то с каждым движением Торна головка игрушки проезжается по простате, и каждый чёртов раз Чарли понимает, что переполнен до краёв, ему кажется, что ещё немного — и он просто взорвётся. И в то же время такого резкого, сильного удовольствия он не испытывал ещё никогда и не уверен, что испытает, даже наглотавшись каких-нибудь конских возбудителей. Хочет, чтобы оно продолжалось дольше, вопреки логике и противящемуся организму хочет ещё. Больше. Жёстче. И получает, когда Торн несильно шлёпает его по поджавшимся яйцам, надавливает на уретру, начинает надрачивать в бешеном темпе. Вот тогда он не выдерживает. Плачет в голос, умоляя Торна позволить ему кончить. Надеется, что это даст хоть какое-то облегчение, и не получает. — У меня вообще-то есть имя. — Торн вылизывает его ушную раковину. — Попроси меня хорошенько, Чарли, и тогда, возможно, получишь, чего хочешь. — Трётся щекой о его щёку, размазывая слёзы, собирает их языком, дышит рвано, буквально сводя с ума. — Грегори… — через всхлипы всё-таки шепчет Чарли. — Грегори, пожалуйста… Пожалуйста, дай мне кончить, умоляю… Чувствует улыбку и лёгкий кивок. Захлёбывается криком, когда Торн резко вынимает стимулятор и освобождает его от кольца. Сперма выплёскивается толчками, долго, и Чарли продолжает трясти, как при лихорадке. Он почти теряет сознание от нахлынувшего облегчения. Не сразу находит силы собрать себя в подобие чего-то цельного и встать. Рассматривает руки с покрасневшими от верёвок красными полосами, и только когда Торн заговаривает, его словно ледяным душем окатывает. — Двадцать минут. Очень неплохо, Чарли. Ты знаешь, что делать дальше. Осознание приходит постепенно. Что его снова попользовали, как одну из тех игрушек. Ровно в пятьдесят минут уложились, оставив десять на то, чтобы собраться и с более менее божеским видом выйти за дверь, освобождая место… Для кого? Пациента или очередного подопытного? Как бы то ни было, всё что осталось ему в очередной раз — опустошение. Мириться с которым Чарли больше не собирается, потому что просто невозможно. Не-воз-мож-но.***
Всю неделю он раз за разом прокручивает в голове слова Торна, и раз на двухсотый до него, наконец, доходит, что не так. Вечно невозмутимому доктору в тот вечер тоже далеко не сразу удалось нацепить на себя одну из своих масок, и в его голосе, интонации, жестах проскользнуло неприкрытое желание. Которое тогда Чарли просто не в состоянии был заметить или осмыслить. Зато прекрасно осознаёт сейчас, заталкивая чёртову пробку подальше в сумку, вместо того чтобы под смешки Ли пойти в туалет. Или он сегодня всё выяснит, или уволится к чертям собачьим! Ему надоело сто пятьдесят процентов времени думать о Торне и об его чувствах. Особенно когда это уже начало сказываться на работе. Сегодня, например, он настолько залип на модель, практически точную копию Торна, что сам не заметил, как потянулся к нему, развязал галстук и запихнул в совсем не такую изящную, как у его доктора, руку, расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки, обнажил ключицы и уже готов был прильнуть губами, как окрик фотографа вернул его в реальность. Чарли с трудом удержался, чтобы не врезать по наглой понимающей роже этого псевдо альфа-самца, и всю оставшуюся съёмку изводил его замечаниями и недовольством по поводу совершенно непрофессиональной, по его мнению, работы. И класть он хотел на то, что сам же недавно и утвердил его на роль центральной модели кампании. У него помутнение, ему можно. А отчитываться шефу за своё поведение в итоге нужно. Как оказалось, подколки на манекенщика никакого действия не возымели, а вот демонстративное выкидывание его телефонного номера, запихнутого им Чарли незаметно в карман брюк после съёмки, очень даже задело. "Тоже мне, натура с тонкой душевной организацией", — Чарли допечатывает объяснительную и идёт в переговорную за распечатанной копией, шаркая дорогими ботинками по вычищенному полу. В итоге начальник отыгрывается на нём и за этот, и за прошлый раз, на совещании, трахая мозг добрых минут сорок. Как будто это не Чарли продумал всю кампанию от и до, и не он сам же приступил к реализации, пока этот расфуфыренный хмырь-метросексуал просиживает все дни на кожаном кресле в собственном кабинете. А тут, боже мой, модельку обидели! В позу встал и не знает, будет ли вообще продолжать работать. Пускай сначала в контракт посмотрит, умник. Особенно на пункт неустойки. Вот тогда-то желание работать снова проснётся как миленькое. Ехидные замечания в ответ на тираду шефа так и вертятся у Чарли на языке, но он сдерживается. Сам виноват, в конце концов. И тогда, и сейчас. Профессионал должен оставаться профессионалом, даже если у него полчаса назад на руках котёнок умер или рак предстательной железы обнаружили. Тем более что у Чарли всего-навсего… любовь к самодовольному и дико раздражающему сексологу Грегори Торну. Теперь он на собственном опыте может сказать, что неразделённое чувство это ни фига не круто. Наоборот: паршиво до необходимости надраться где-нибудь в клубе, желательно чтобы оказаться потом как минимум в соседнем штате с полнейшей амнезией, но… Это роскошь, которую он себе никогда не мог позволить, а потому всё что ему остаётся, это собрать уже наконец яйца в кулак и расставить все точки над "i". Либо у него получится сегодня, либо он так и будет всё больше превращаться в унылое, ненавидящее себя, а заодно и весь мир, говно, одиноко подрачивающее после работы на гейскую порнушку или фотки Торна в фейсбуке.***
Всё что ему нужно, это просто… Просто взять инициативу в свои руки сразу, как он всегда делал с девушками. Не дать Торну распустить свои самцо-феромоны, не дать даже слова сказать. Чарли прекрасно осознаёт, после стольких-то провалов, что стоит ему оказаться рядом и услышать пробирающий до дрожи в коленях голос, как он снова проиграет. Его решительному виду удивляется даже миссис Роуд, тараторя, что вообще-то до сеанса ещё двадцать минут и мистер Торн не привёл себя в порядок после тренировки, которую, к слову, очень плохо, что Чарли пропустил, но… Ему откровенно плевать. Он и не слышит толком ничего из того, что ему говорят, — кровь слишком громко шумит в ушах, и Чарли уповает только на свою способность собираться в решающий момент. "Ещё двадцать минут тут я просто не выдержу", — думает про себя, виновато глядя в сторону ушедшей ему за кофе миссис Роуд, тихонько пробирается к кабинету и заходит. Непривычно пусто и темно. Торна нет ни за письменным столом, ни в привычном высоком кожаном кресле. Только тонкая полоска света из приоткрытой двери в его личную комнату мажет по полу, и Чарли давит нервный смешок, думая, что вот он, его свет в конце тоннеля. Остаётся только выяснить, куда он его приведёт. Ладони противно мокнут, а в горле наоборот слишком сухо становится, когда он замечает Торна всё ещё в спортивной обтягивающей майке и тренировочных штанах, с перебинтованными запястьями. С влажными волосами, не до противного идеально уложенными назад, а беспорядочно падающими на лоб. Вот именно потому, что он так выглядит на тренировках, Чарли и перестал на них ходить. На полном серьёзе испугался, что в один прекрасный момент сам вложит Торну резинку в руки и раком встанет, подставляя голый зад и умоляя его выпороть. Хотя, лучше в таком случае и вовсе без резинок обойтись. Чтобы потом в раздевалке пялиться на покрасневшие следы от его ладоней. — Чарли? — Торн вопросительно приподнимает бровь. — Вы сегодня рано… Не даёт ему договорить. Костыляет себя на чём свет стоит за непозволительную в данной ситуации мечтательность и буквально набрасывается всем весом, опрокидывая гораздо более мощного Торна на диван. — Здравствуйте, доктор, — игнорируя собственные трясущиеся конечности, седлает Торна, обвивая руками за шею. Напрягается, внутренне готовится к противодействию, но его так и не следует. "Неужели… Неужели хоть сегодня наконец-то всё будет по-настоящему?" — упивается этой мыслью, наклоняется ближе, сначала утыкается носом в шею, вдыхая, как афродизиак на него действующий, густой запах Торна, поднимается выше, втягивает мочку, посасывает, придвигаясь ещё теснее. — Что ты делаешь? — От низкого голоса так близко Чарли вздрагивает и тут же затыкает его рот страстным, почти отчаянным поцелуем. Лучше он не скажет, лучше вот так, через чувства, вынет из себя всё, что накопилось за это время. Жадно оглаживает плечи, руки, млея от ощущения горячей кожи под пальцами. Перехватывает у запястий и ведёт по своей спине, сам кладёт на обтянутые брюками бёдра, чуть сжимает, заставляя Торна сделать то же самое, и тут же трётся о него выпирающим стояком. Так чертовски сладко и горячо. Ликует, когда он не убирает руки, послушно прогибается сильнее, чувствуя давление на поясницу, продолжая буквально пожирать его рот. Сминать мягкие губы, вылизывать, проталкиваться языком за ряд идеально ровных зубов, сплетаться с его и втягивать в себя. Мокро, пошло, и должно быть очень стыдно, но для Чарли сейчас существует только "офигительно приятно". Он словно мелкий воришка, продолжает самозабвенно шарить руками по желанному телу. Хочет почувствовать, наконец-то почувствовать Торна, суетливо подцепляет край майки, оттягивает резинку тренировочных штанов и уже почти… — Чарли, — Торн прижимает его теснее, забирая возможность пошевелить хоть какой-то конечностью. Вынуждая ответить. — В этот раз, доктор, — жарко выдыхает ему на ухо, — Я сам решу, что мы будем практиковать на приёме. — Кончиком языка собирает мурашки на загорелой коже, чувствует, как мышцы под его пальцами напрягаются, и… Ожидает чего угодно: что его завалят на диван и прямо так, без лишних прелюдий трахнут, или, наоборот, позволят и дальше верховодить, наконец-то давая полный доступ для всех грязных желаний, которых у Чарли в голове уже скопилось даже больше, чем нужно, или… Да даже того, что метеоритный дождь пойдёт, он ожидает больше, чем резкого толчка в грудину, от которого, не удержав равновесие, мешком валится на пол, больно ударяясь копчиком и только что не целуя носом кроссовок Торна. — Я не сплю с пациентами, — чеканит каждое слово, и от прежней хрипотцы в голосе не остаётся ничего. Зато пренебрежения, ледяного, пробирающего до костей холода — хоть отбавляй. И Чарли не понимает, почему тогда так пылает лицо, если изнутри его буквально замораживает. Поза, в которой они оказались, слишком двусмысленная, но он элементарно боится поднять взгляд, боится, что увидит… то, что и видит, собственно. Раздражение с примесью разочарования и какой-то даже злости. Открывает рот, чтобы хоть что-то сказать. Оправдаться. Напасть. Хоть что-нибудь, но связки как будто атрофированные, не хотят ни звука выдавать, и он только как рыба хватает ртом воздух. — Вам лучше уйти. Сеанса сегодня не будет. — Торн встаёт и, хмыкнув, отходит к вешалке на противоположной стороне комнаты. А у Чарли набатом в висках стучат его слова. Тело не слушается, словно парализованное. Не понятно только, чем больше: стыдом, растерянностью или уничтожающим всё внутри равнодушием этого чёртового сексолога. Как будто в отдалении слышит шорох снимаемой одежды и подрывается, пулей вылетает из кабинета.***
Едет почему-то не домой, а обратно в офис, по пути окончательно обглодав всё ещё припухшие от недавних поцелуев губы. Сталкивается с Ли у самого выхода. Тот, увидев, в каком состоянии друг, без лишних вопросов утаскивает его, как надеется сам Чарли, и правда в какой-нибудь бар, где можно хорошенько забыться. Только вот не берёт в расчёт, что Ли закоренелый трезвенник, и первые пять минут осоловело смотрит на заботливо подсунутую ему на коленки папку со списком всевозможных песен. Даже не сопротивляется, когда ему на голову водружают блестящую розовую ковбойскую шляпу. — Выкричись, петь всё равно не умеешь, я ж знаю, — весело подмигивает Ли и берёт с полки второй микрофон. — Право первой песни за тобой! Абонемент в караоке они продлевают раза три, полностью выдохнувшись, только когда стрелки на часах уже начинают лениво приближаться к четырём утра. Чарли не хочется разговаривать, ему вообще ничего не хочется. Кроме этой расслабляющей ломаной усталости во всём теле и полнейшей пустоты в голове. — Выглядишь как нанюхавшийся нарик. — Ли растягивается рядом с ним на диване и водит пальцем вслед за бликами диско-шара на стенах и потолке. — Я с тобой только сегодня такой добренький, на большее не рассчитывай. Хотя, — треплет кучерявую макушку, — Ты ж у нас тот ещё баран, уже завтра будешь с новыми силами покорять не поддавшиеся ворота. — Думаешь, я дебил? — морщится Чарли, перехватывая загребущую руку. — Думаю, ты баран, — передразнивает Ли и добавляет уже более миролюбиво, — Но этим и берёшь. Кого угодно уломаешь на то, что тебе нужно. И сейчас не отступай. Ничем эти ворота от других не отличаются. — Высвобождает руку и идёт к выходу, — Пойду рассчитаюсь что ль. В комнате впервые за весь вечер становится непривычно тихо. Ничем не отличаются, значит? Тут он не прав. Торн явно и близко не похож ни на кого из всех, с кем сталкивался Чарли раньше. Но вот сдастся ли он? После того, что было сегодня? Собирался вообще-то… Догадка вспышкой проносится в голове, и он буквально подпрыгивает. Не спит с пациентами, значит, да? Да пожалуйста, так даже лучше! Но лично Чарли никто не отказывал. Он уже знает, что будет делать. Теперь Грегори не отвертится. Ни-за-что!