Выбор

Юра тяжело дышит, протирает лицо холодной водой, чтобы хоть немного остудить горячечный лоб. В зеркале отражаются злые глаза, круги под ними и потрескавшиеся губы. Снова Лилия будет ругаться за пренебрежение красотой и внешним видом, но в данный момент это обстоятельство волнует Плисецкого меньше всего. Виктор улетел в Японию. Окей. Хорошо. В конце концов, Никифоров взрослый человек, удержать его - все равно, что ловить ветер в поле. Виктор такой же переменчивый, непостоянный. Он отдается своим увлечениям целиком и полностью, а о всех его планах и подоплеке к этим самым планам не знает даже Яков, знакомый с Никифоровым с первого шага на каток. В конце концов, они связаны, на запястьях носят имена друг друга. Что может измениться? Виктор всегда будет принадлежать Юрию. В тот момент Плисецкий в этом не сомневается. Но ради любопытства все же летит посмотреть на нового подопытн... ой, то есть подопечного Виктора. Ничего особенного. Толстый япошка с мелкими глазками, трясущимися руками и вечно заплаканной мордой. Кажется, он способен реветь по любому поводу. Это безумно раздражает и бесит. Поэтому улетает Юрий побежденным и успокоенным: Кацуки просто нечем соблазнить Виктора, тот поиграется и вернется. Игра затягивается до победы в Финале Гран-при, Виктор возвращается с япошкой в его страну. И Плисецкий совсем не ожидает получить через месяц приглашение на свадебную церемонию. Наверное, стоило догадаться раньше, когда в четырнадцать лет на запястье проступило имя знаменитого фигуриста, а тот не подошел к своей паре. В конце концов, Плисецкий перехватил его сам, но Виктор сбежал. Вернее, прощебетал что-то о возрасте и уголовной ответственности и перестал приближаться вообще, если поблизости не было посторонних. Плисецкого это бесило и одновременно радовало. Казалось, это забота. Тогда какого черта?! Родственная душа - тот, кто примет тебя, поймет, поддержит. Тот, кто будет принадлежать тебе полностью, без остатка. И кому будешь принадлежать ты. Последнее условие раздражало Плисецкого всю жизнь, если честно, он не считал, что Виктор владеет им. И уж совершенно точно не владеет Никифоровым сам. Ему нужно вернуть блудного соулмейта, показать, кто на самом деле его пара, даже если придется закатить скандал. Не впервой. Юрий в последний раз смотрит в зеркало и выходит из туалета аэропорта, чтобы поймать себе такси. Адрес в приглашении указан иной, не Ю-топия. Спальный - семейный - престижный район Хасецу. Не за чертой города, но достаточно удаленный, чтобы его жителей не беспокоили шум центра и возможные набеги журналистов в случае двух фигуристов. Двухэтажный дом, самый обычный, с красной крышей, маленьким балкончиком, большими окнами на первом этаже. Каменный забор с почтовым ящиком, на котором заботливо выведены имена владельцев сразу на трех языках: русском, японском и английском. В конце концов, и у того, и у другого полным-полно знакомых за границей. Почему-то вид этого ящика бесит еще больше, так как говорит о серьезности намерений. На участке за домом царит нездоровое оживление. Снуют родители Кацуки, его сестра, Минако и подруга детства Юко, расставляя на вынесенных столах угощения, как японские, так и русские. Сам Кацуки под руководством Виктора вешает на крыльцо и ветки деревьев цветочные гирлянды из синих и белых роз. Юрий фыркает: пафосно, как и любит Никифоров. Сам он в леопардовом костюме выглядит белой вороной на этом празднике жизни. Первым его замечает Виктор, говорит что-то обеспокоенному Кацуки и идет к соулмейту. - Поговорим в доме, - бросает он. Все же знает Плисецкого не первый день. - Даже не поздороваешься? - насмешливо щурит кошачьи глаза Юрий, его раздражает собранность, холодность и дьявольская уверенность в себе Никифорова. Хочется разбить его маску, показать всему миру, какой на самом деле эгоист скрывается под ней. Какая сволочь. Но Юрий не уверен, что у него хватит сил. Злость клокочет в груди, Плисецкий смиряет ее простой мыслью, что если его сейчас выгонят за скандал, тогда он точно ничего не добьется. С Никифорова станется выволочь его за шкирку и силком посадить на самолет, проследить, чтобы точно улетел. В доме пахнет краской и чистящими средствами, он весь ненатурально сверкает свежим ремонтом, видимо, въехали новые жильцы недавно. Так вот чем они занимались весь месяц! Плисецкий раздраженно цыкает. Пока он в России себе места не находил, Никифоров тут семейное гнездышко обустраивал. Спина Виктора прямая, осанка королевская и совсем не напряженная, он не боится грядущего разговора. Заваривает чай и провожает гостя в гостиную, окна которой как раз выходят на всю эту предсвадебную суету. Если они не подерутся, никто так и не поймет сути разговора, ведь ведется он на русском. - Зачем ты приехал? - Не догадываешься? - Если на свадьбу, милости прошу. Но не устраивай скандал, не хочу портить день твоими истериками, - холодно обрывает его Виктор. Плисецкий даже опешивает, ему словно отвесили смачную пощечину. Вскидывается, но глаза Никифорова холодны, в них нет ни следа привычной игривой расслабленности. Неужели еще одна маска? Этот взгляд остужает быстрее русского мороза. - Почему? - с трудом выдавливает из себя, вместе с воздухом из внезапно сжавшихся легких. - Что "почему", Юра? Почему небо голубое? Почему трава зеленая? - Почему ты это делаешь? Ведь мы же... - Плисецкий задирает правый рукав, на коже каллиграфическим почерком выведено полное имя Никифорова. - Потому что у меня нет ни сил, ни желания возиться с гормонально неуравновешенными подростками, - честно, а потому удар еще болезненнее. - Юра, я подошел к тому возрасту, когда хочется покоя. Юрий фыркает, становится немного легче, когда удается вернуться в привычный образ. Никифоров напротив - все тот же ледяной король, прима фигурного катания. Какой тут может быть покой? Это противоречит всему, что Плисецкий знает о Викторе. - Покой? Тебе?! - он смеется, смех получается злым и слегка нервным. - Да ты заскучаешь с этим япошкой уже через два дня. - Целый год не скучал, - Виктор сладко улыбается. Крыса! - Юри умеет удивлять, может скрасить будни. В отличие от тебя, он взрослый человек, принимает меня таким, какой я есть. - Подчиняется тебе, бегает вокруг на задних лапках, - презрительно выплевывает Плисецкий. Это раздражало в сопернике сильнее всего - неумение отстоять собственную позицию, мягкотелость. - И это тоже, - а вот Никифоров против ничего не имеет, благосклонно кивает. - Яков считает меня ребенком, а каждому ребенку нужен взрослый, у которого можно поездить на шее, - снова усмешка. Но мужчина тут же становится серьезным. - Юри не идеал. За окном Кацуки о чем-то разговаривает с Мари, кивает задумчиво головой и нет-нет, да посмотрит в сторону окна. Правда, немедленно отводит взгляд и краснеет, что его поймали. - Мне нужен человек, который поддерживал бы меня в любой ситуации, не только брал, но и отдавал. Ты на это не способен в принципе. Слова Никифорова подобны заточенным лезвиям конька, режут душу, как лед. Четко, тонко, филигранно. - Я думал, ты повзрослеешь, в конце концов, переходный возраст длится до пятнадцати лет. Но тебе уже шестнадцать, а ты не меняешься. Наша совместная жизнь напоминала бы сражение, вечную нервотрепку по тем пустякам, которые взрослые способны обойти. Между нами разница в двенадцать лет, единственное общее увлечение - фигурное катание. Но и тут ты готов глотку перегрызть любому, кто косо посмотрит на тебя. Тебе нужен вечный кнут, как делает это Лилия, а я хочу хотя бы дома пряника. - Ты ничего обо мне не знаешь! Даже не пытался узнать! - Любишь кошек и леопардовый принт, невыносим в общении, тайком ешь шоколадные батончики, когда думаешь, что никто не видит. Любимый "Марс", а не "Сникерс". Прочитал "Гарри Поттера", не понравилось, так как главный герой тюфяк. Когда злишься, забавно встаешь на носочки, чтобы казаться выше. Когда высыпаешься, подпираешь стену левой ногой, когда нет - правой. Любишь дедушку, только он единственный непререкаемый авторитет для тебя. В прошлом году оббегал весь Петербург в поисках особенной мази для ноющих суставов. Мне еще перечислять? Юрий хватает ртом воздух, которого мало, катастрофически не хватает. Никифоров словами препарирует его заживо. Подобные мелочи... о них говорят только близким людям, таким, как дедушка. Или родственные души. Виктор следил за ним, все это время собирал информацию. И мазь ту принес именно он, потрепал по макушке, пожелал дедушке здоровья. Кажется, Юрий огрызнулся в ответ. Плисецкий уже не помнит. И не знает, что сказать. Что можно сообщить в ответ? Тут бы выстрелить автоматной очередью мелочей из жизни Никифорова, показать серьезность своих намерений, но обойма подозрительно пуста, а те редкие патроны, что спрятаны в загашнике, теперь кажутся холостыми. - Ты не любишь его. - Нет, - спокойно подтверждает Никифоров, и Юрий снова задыхается. - Но он мне нравится. Достаточно, чтобы пожелать присвоить себе навсегда. Эта свадьба - не более, чем очередной каприз гениального фигуриста, не пожелавшего оставлять понравившуюся игрушку. - Кацуки знает, что мы пара? - Мы не пара, Юрочка, - поправляет с противно вежливой улыбкой мужчина. Так и хочется съездить по тонким губам, смазать ее навсегда, смыть кровью. Плисецкий глубоко вдыхает и выдыхает, успокаивается. - Но мы родственные души. И да, Юри об этом знает. Юрий не знает, просто не знает. Ничего. Пальцы до боли впиваются в подлокотники кресла. Фигурист впервые обращает внимание на обстановку в доме. Та вполне себе европейская, видимо, япошка даже здесь уступил Никифорову. Или нет? Кажется, говорили, что Кацуки учился пять лет в Детройте, мог привыкнуть. - А он в курсе, что своим поступком разбивает сердце уже своему соулмейту? - Его родственная душа погибла через два месяца после обретения имени. Сердечная недостаточность, тут не было ничьей вины. Продуманная сволочь! Выбрал человека с чистыми запястьями! Конечно, никто не будет претендовать на Кацуки. Внезапно сходит спокойствие. Ледяное, безмолвное. Юрий смотрит на Никифорова, ничуть не волнующегося в день своей свадьбы, и думает, сколько времени понадобится, чтобы молодая пара развелась? Как скоро наскучит блистательному Виктору серая повседневная жизнь с вечно поддакивающим японцем? - Родственные души вовсе не гарантируют, что пара проживет в согласии всю жизнь, - Никифоров смотрит в окно, улыбается Юри, а тот отвечает робкой, но полной безудержного счастья и неверия улыбкой. - На Земле семь миллиардов людей, среди них найти одного-единственного - невероятная удача. Мои родители не соулмейты, они поженились в институте и с тех пор живут душа в душу тридцать лет. Слова правдивы, от них становится тошно. Родители самого Юрия являются родственными душами, но это не помешало отцу сбежать к черту на куличики и больше не появляться. Виктор поднимается одним гибким движением, поправляет свитер. Даже в домашнем Никифоров выглядит как для обложки модного журнала. Абсолютная противоположность Кацуки. - Оставайся, если хочешь, но не устраивай скандал. Прояви уважение к Якову. Ему не понравится, если его подопечный засветится в какой-нибудь газетке по такому поводу. Мужчина покидает комнату, оставляя Юрия одного. В окно Плисецкий видит, как тот цепляет улыбку-маску, подходит к Кацуки и помогает с очередной гирляндой. Ладонь его мягко, ненавязчиво скользит по талии японца, тот снова краснеет и чуть ли не плачет. Тьфу, смотреть на эти нежности противно! Этот брак долго не продержится, Плисецкий не сомневается. Кацуки вновь наберет вес, в очередной раз разрыдается, опустит руки, тогда Виктор его и оставит. Только пусть не рассчитывает, что Плисецкий примет его с распростертыми объятиями. Он покидает дом с парадного выхода, на прощанье громко хлопнув дверью. Свадебное видео появляется в сети через пару дней, на странице Виктора. Плисецкий из любопытства заглядывает туда время от времени. Ничего необычного, ни голубей, роскошных машин или тому подобной фигни, которая могла бы понравиться Виктору. Все скромно, почти по-семейному. Ну, насколько может быть скромным прием, на котором присутствуют призеры Гран-при. Пхичит Чуланонт притащил с собой друга, Кристофф Джакометти чуть ли не плачет в сторонке, весело улыбается Минами. Подписание документов, кольца и фуршет прямо там. Никаких привычных для России конкурсов, застолья. Гости ходят, общаются между собой. И танцуют. Юрий отмечает, что Никифоров с поросенком в паре смотрятся очень даже ничего. А по улыбке Виктора можно даже подумать, что он влюблен. Кацуки так вообще светится, вызывая волну умиления в комментариях и сотни лайков. Юрий не соизволит злиться, вопреки ожиданиям Бабичевой, его больше бесили ужимки фигуристов на Гран-при, нежели это. Театральное представление, клоунада, где у каждого клоуна своя маска! Решение приходит неожиданно. Показать Виктору, чего он лишился. В конце концов, его поросенок вышел из спорта, да и на свою нынешнюю позицию забрался с трудом. Через пару месяцев о нем забудут и не вспомнят, а Юрий продолжит сверкать еще десяток лет. И Виктор мог бы быть рядом, сверкать вместе с ним, блистать на пьедестале. Если бы не выбрал этого проклятого япошку. Плисецкий заберет все возможное золото и покажет, чего Никифоров лишился.

***

Юрию Плисецкому двадцать пять, его карьера на пике, он вообще не желает уходить со льда, но планирует сделать это в двадцать восемь - чтобы утереть нос одному бывшему пятикратному чемпиону. Самое время подумать о том, чем он планирует заниматься после. Один из десяти профессиональных фигуристов идут в тренеры, остальные находят себя в других сферах и отраслях. Жан-Жак занимается рекламой и карьерой певца. Кто бы мог подумать, что Джакометти имеет образование графического дизайнера. Минами окончил педагогический - не трудно общаться с детьми, когда сам по психологическому возрасту еще из пеленок не выполз. Сейчас, правда, он еще спортсмен, но, говорят, этот сезон его последний. Пхичит известный фотограф и блоггер. Да, страсть к фотографиям у него была всегда. Равно как и социальным сетям. Но перед тем, как закончить карьеру, он хочет посмотреть на жизнь Виктора изнутри, так сказать, собственными глазами увидеть его сожаления, а в том, что они есть, Юрий не сомневался. Как можно сравнивать его, чемпиона и русскую фею, с японским поросенком? Снаружи, конечно, все выглядит слишком идеально. Его соулмейт как раз стал тем единственным случаем из статистики, который остался в фигурном катании. Их с Кацуки спортивная школа прославила Хасецу, пара ставила Минами программу, с которой он не просто дошел до финала, но и занял серебряное второе место. Русская страстная натура многое дала школе фигурного катания Японии. Например, театральность, умение выражать и показывать свои чувства. Ученики Виктора мелькали в призерах, он нашел идеально выверенный баланс между японской точностью и трудолюбием и чувственностью, эмоциональностью. Плисецкий скрипел зубами, когда Фельцман признал, что, может быть, Виктор не такой уж плохой тренер, как он отзывался в самом начале. Но это не поможет. Юрий видел Виктора на соревнованиях. Тот мелькал в дорогих костюмах, поддерживал подопечных, правда, без той ошеломляющей вульгарности, как с Кацуки. Кстати, супруга своего он не брал. Говорил, что оставлял заботиться о школе и остальных учениках. Неужели поросенок таки потолстел? Или облысел? Неужели у них не так все гладко, как утверждает Никифоров? Дверь домика распахнулась, изнутри вырвался собачий лай. Виктор вышел к почтовому ящику за почтой. - Юра? Что ты здесь делаешь? Плисецкий не мог ответить. Приехал позлорадствовать? Убедиться, что у тебя все плохо? Кажется, Виктор понял, потому что в холодных глазах мелькнули и погасли искры странного чувства. - Проходи, - мотнул головой. - Гостем будешь. Юрий шагнул за Виктором, с порога его окутало тепло и запах домашней еды. Из зала несся заливистый лай, навстречу хозяину выбежали две пушистые, кудрявые ракеты. Маккачин Второй и Вик-чан. - Юри, у нас гости! - за эти годы японский Виктора значительно улучшился. - Минами приехал? - из бокового ответвления выглянул Кацуки, растерянно замер, но его удивление не продлилось долго, сменилось теплой улыбкой. - Юрио-кун, добро пожаловать? Нужно подготовить комнату? - перевел взгляд на мужа. - Нет-нет, - эта сволочь улыбнулась в ответ, - Юрио не задержится надолго, он только поужинать. У него какая-то важная встреча. Подмывает сказать, что никакой встречи нет, но тогда Виктор его просто вытолкает взашей, Никифоров не станет терпеть что-то, что ему не нравится. Для Юрия это будет слишком унизительно. Его проводят в столовую, совмещенную с кухней, где при ярком свете Юрий вынужден был признать, что Кацуки не такой уж поросенок. Вернее, совсем не поросенок. Фигурист явно поддерживает форму, для мужа старается. Мысли отдают злобой, когда он смотрит на обтянутую черной водолазкой спину, округлые плечи, которые легко обнимает Виктор, помогая с тарелками. Да и Виктор... Реальность на соревнованиях не сильно отличается от реальности домашней. Копна серебристых волос, чарующая улыбка, более открытая, чем позволительно перед камерами. Стройная талия, узкие бедра. Как будто не было прошедших лет. Разве что морщинки в уголках глаз говорят о прожитых годах. Юрий ест, старается вежливо отвечать на доброжелательные вопросы Кацуки, потому что Виктор смотрит тем самым, запомнившимся со свадьбы холодным взглядом. Только теперь Плисецкий видит в нем предупреждение "Не навреди". И это относится к Юри! Каким-то образом японский поросенок умудрился войти в сферу доверия Никифорова. Плисецкому больно видеть, что тот не размяк, что внутри, под уютной домашней оболочкой, кроется все тот же ледяной стержень, в любой момент не потерявший формы зверь, хоть и прикормленный, оскалит клыки и загрызет. Размякшего Виктора было бы просто забрать. Нет, унизить, показать, чего лишился. Этому Виктору не нужны его признания, нет дела до Плисецкого, кроме как соперника воспитанников его школы. В соседней комнате звонит телефон, Юри извиняется, уходит. Под ногами второго хозяина крутятся собаки. Дали же прозвища! Юрий смеялся, когда прочитал сообщение на странице Никифорова. С мужчины напротив не слетает домашний лоск, но взгляд становится острее. - Зачем ты здесь? - Ты все еще его не любишь? - вопрос вырывается сам собой, какой-то жалобный и нелепый, каким Юрий не чувствовал себя уже давным-давно. На этой кухне, в компании явно счастливой семьи... Виктор тяжело вздыхает, ерошит серебристые волосы и делает глоток вина. А затем усмехается, горько и радостно одновременно. - Люблю, - слово падает камнем, взлетает птицей, обрубает крылья за спиной. Виктор откидывается на спинку стула, смотрит прямо и открыто. - Не поверишь, Юр, полюбил. Сначала думал, такой смешной, нелепый, подчиняющийся. Пока не заметил, что все равно делает по-своему. Он просто не приучен спорить, но отлично знает, что для него лучше. А, может, это я виноват? Научил на свою голову, - Виктор смеется, качает головой, как будто не верит самому себе. - Тогда хотелось уюта, спокойствия, ну, и ярких эмоций, разумеется. Получил вдосталь. Юри такой... такой... - у него не находится слов, а взгляд по-дурацки... мечтательный? Юрий не успевает насмотреться, мечта скрывается подо льдом. - Пять лет назад, после аварии... Юрий читал про это. Никифоров спешил из аэропорта, когда у его машины отказали тормоза. Был поврежден позвоночник, врачи говорили, что ходить сможет с трудом, не то, что вернуться на лед. - Люди познаются в беде. Юри был рядом, набрал учеников, чтобы позволить операции. Работал по двенадцать часов, а другие двенадцать посвящал мне. Не ругался, когда я истерил, как девчонка, - скулы Никифорова слегка краснеют, видимо, до сих пор стыдно. - Делал массаж, уколы, растирал, вывозил, чуть ли не на руках таскал. Однажды уснул на стуле возле моей постели. Свернулся клубочком, ноги под себя поджал, в руке телефон, по которому он Минами консультировал. И вроде бы не первый раз уснул, крепко так, хотя весь осунулся, не ел толком, наверное, двое суток тогда. С рассветом вновь бежал на занятия. А я смотрел на него и думал, какого черта мне еще надо? Симпатичный парень, любит до судорог, с родителями помирил, нравится им, я его родителям нравлюсь. Характер золотой, решительный, умный, верный. Так какого черта я выламываюсь? Что-то я разговорился... Старость, сентиментальным становлюсь. Никифоров делает еще глоток, переводит дыхание. - Юри ведь знал, что я не люблю его. Не на момент свадьбы, но все равно согласился. Хотя бы так, как сказал мне потом. Он меня на ноги поставил, во всех смыслах этого слова. Так что последние пять лет вымаливаю прощение, и дальше буду этим заниматься, - Никифоров подается вперед. - И я сотру тебя в порошок, Юрочка, если ты приблизишься к нему не с теми намерениями. Плисецкому бы фыркнуть, но страшно. Потому что его соулмейт сделал выбор. Сначала десять лет назад, а потом пять. Во второй комнате Кацуки о чем-то спорит с собеседником, расхаживает по комнате. Тон его становится все более взволнованным, и Никифоров хмурится. Плисецкий никогда не видел, чтобы так чутко реагировали на второго человека, даже в парах родственных душ. Юри возвращается в комнату. - Все в порядке? - немедленно осведомляется Никифоров, готовый уже сорваться и бежать, куда понадобится. Юрий понимает, что имел в виду соулмейт, говоря о вымаливании прощения. Он отдает Юри все: любовь, принятие, страсть. Все грани своей творческой натуры. Потому что Кацуки и так уже принадлежит целиком и полностью. При этом он способен защитить семью, видно по ледяным для Плисецкого глазам. - Да, Мари пока никого рожать не собирается. Ложная тревога. - У нее муж трусливый зайчишка, совсем как ты в начале нашего знакомства, - поддевает Никифоров, но мягкие жесты противоречат насмешке. Он поднимается, целует японца в темную макушку. - Я не боялся, я стеснялся! - возмущается Кацуки. - Не каждый день предлагают услуги тренера голым. Виктор заливисто смеется. Юрий чувствует себя чужим. Он с радостью покидает светлый, уютный дом, провожаемый Никифоровым до калитки. - Не жди того, чего не может быть, - Виктор серьезен и немного печален. - Иногда родственную душу можно найти и выбрать самостоятельно. - Ты растаял, - фыркает Плисецкий. - Да, - не отпирается Никифоров, и в глазах его больше нет льда. - Потому что мне не холодно. Плисецкий уходит к такси, а Виктор возвращается в залитый светом дом, где его ждут две собаки и выбранная им самим родственная душа.