Лагерь у моря

      Командир теперь уже бывшего отряда смотрел на приближающийся к нему кошмар, окруженный клубящимся туманом, чьё присутствие подавляло, заставляя кровь стынуть в жилах, а сознание — испытывать страх. Змея не спешила: ползла медленно, ни на мгновение не сводя взгляда со своей жертвы, пустые глаза — не выражали ничего. В них не было злости или радости — просто безмолвная, холодная сталь, в них был приговор, который уже оборвал жизни многих солдат.       Туман ограничивал видимость, и, кроме змеи, командир видел лишь часть стены обсерватории да несколько метров земли перед собой. Некогда залитая солнцем поляна на холме, где так весело проводили время отдыхающие, теперь была окутана удушливой тьмой. Свет солнца не мог пробиться сквозь туман, и вокруг царила ночь. Боец сделал пару вдохов — так и есть, даже дышать тяжело, но опускать руки глупо: раз уж зажали в угол, почему бы не укусить напоследок? И командир рассмеялся про себя, почувствовав сравнение с загнанной в угол мышью.       — Ну давай, тварь, — яростно закричал он, приготовившись сорвать чеку с гранаты, — сожри, и подавись мной!       Приготовившаяся было к рывку змея застыла, и, спустя миг, стала с остервенением трясти головой, словно прогоняя с морды надоедливое насекомое, реальность задрожала. Боец почувствовал, как туман стал реже, и, пользуясь заминкой, отступил. А точнее — побежал, с такой скоростью, с какой в жизни не бегал.       — Где-то здесь, ну же, — он бежал вдоль стены в поисках двери, постоянно озираясь, даже наверх поглядывая.       — Бинго! — командир остановился возле двери в обсерваторию и одним мощным пинком выбил её с петель, просто по привычке, а дверь вовсе не была заперта. Боец с досады сплюнул на землю: вот она, основная проблема таких людей — привычка решать всё силой, не понимая, что однажды коса найдет на камень.       В обсерватории было пусто: ни души, темные помещения, заставленные книгами и звездными картами, а также уходящая наверх лестница; туман был и здесь, проходя сквозь стены — для него законы физики были пустым звуком. Бросив бесполезную винтовку, командир со всех ног рванул наверх, стараясь выжать всё из свалившейся на голову форы. Попав на верхний этаж, где тумана уже не было, он вышел на крышу башни. Полукруглая комната, накрытая куполом, в которой, собственно, и находился телескоп, была окружена площадкой с перилами, именно тут боец и перевел дух. Стараясь восстановить дыхание после такого бешеного спринта наперегонки со смертью, он осмотрелся.       Туман не доставал сюда, клубившийся на несколько метров ниже, и боец почувствовал, как сжимавшие его тиски ослабли, он наконец мог вдохнуть полной грудью. Солнце светило ясно, создавая нереальную картину: залитая светом вершина башни — и утопающий во тьме холм. Здесь было тепло и, с легким гулом, заработала доселе сдохшая рация.       — Командир, прием, — раздался из рации женский голос, голос снайпера отряда, — что у вас там стряслось?       — Прием, нет уже никаких "нас", отряд пал, остались только мы вдвоем.       — Но, но как?       — Ты где, боец? — спросил командир, медленно двигаясь по площадке, осматривая каждый сантиметр окружающего пространства.       — На дереве, откуда и стреляла, хотела слезть, но тут туман под ногами, от одного его вида страшно.       — Отставить, — сказал глава, — туман — это смерть, оставайся на месте, и готовься меня прикрыть.       — Так точно, — короткий ответ, и рация снова замолкает.       Если есть связь, то можно вызвать вертолет, пусть эвакуируют нас, подумал командир, потянувшись в карман за телефоном.       Но идиллию прервали: внизу, в темноте, боец увидел смутную тень, длинную тень… и над туманом поднялась огромная голова. Не успев даже испугаться, командир увидел, как, недовольно прикрыв глаза, тварь спряталась обратно во мрак.       — Не можешь существовать вне тумана? — задал вслух вопрос боец, ни к кому конкретно не обращаясь.       Расстегнув один из карманов, солдат вытащил пачку сигарет, и, прикурив от там же лежащей зажигалки, в пару затяжек выдул сразу две. Выпустив изо рта клубы дыма, он достал ещё одну. Ситуация патовая: они не могут уйти — тварь не может достать их. Землю не видно, и сказать, что там происходит, невозможно, но где-то там, в тумане, лежат девять его подчиненных, которых он сам обрек на гибель. Ну что стоило прислушаться к ученым, а? Аномалия такой силы, кто может справиться с ней?       Ответ пришел, откуда его никто не ждал: внезапно туман дрогнул и стал втягиваться, словно из ванной выдернули пробку. Посреди черного непроглядного потока возникла воронка, затягивающая в себя всё. Постепенно отступая, туман возвращал реальности краски и свет, и, в самом конце, в воронке исчезла и змея, напоследок недовольно зашипев. А там, где был центр воронки, стоял человек.       Высокая фигура, с трудом державшаяся на ногах, рядом со скамейкой, где лежали так и не пришедшие пока в себя рыжие девочки. От удивления сигарета выпала изо рта бойца, и он во все глаза смотрел, как тяжело дышавший Док проверял пульс у двух своих спутниц. Почувствовав взгляд, здоровяк повернул голову в сторону обсерватории и пропал… Просто исчез, без всяких спецэффектов и вспышек, растаял!       Потянувшегося было к пистолету бойца остановил тихий, усталый голос.       — Прежде, чем мы оба наделаем глупостей, — раздалось совсем рядом, — дай сказать пару слов.       Так и есть — Док уже был на площадке, в паре шагов от командира, и выглядел неважно. Под глазами темные мешки, ноги дрожат, дышит ртом, с видимым усилием втягивая воздух в легкие. Он поочередно переводил взгляд с бойца на скамейку на земле, и после каждого раза, как Док видел пострадавших девочек, по его лицу пробегала тень. Чешуя и хищные глаза исчезли, но боец нутром чувствовал: попробует выстрелить в него сейчас — и змея покажется милой и безобидной зверушкой, ведь только человек способен на самую страшную, осознанную жестокость.       — После того, как убил моих людей, тебя на дипломатию потянуло?!       — Я, — все тем же усталым голосом ответил Док, — я никого не убивал, эта тварь, она не слушает меня, действует сама по себе. И поверь, с большим удовольствием она сожрала бы меня, если смогла. Первое, что я сделал, придя в себя, это отвлек её внимание, спасая, между прочим, твою шкуру. И теперь я обменяю твою жалкую жизнь на две дозы антидота против той дряни, которую вы нам вкололи. И ради всего святого, скажи своему снайперу, что второй раз я могу и не справиться, пусть уберет меня с мушки.       Правду ли он говорит? Или блефует? Выбор небольшой, тем более, пытаться устранить его сейчас — боец нащупал рукоять пистолета и тут же отпустил его — глупо. И дело даже не в риске для жизни: уничтожать человека, способного обуздать стопроцентную аномалию,  — слишком большая роскошь; даже если получится, начальство закопает их живьем: вояк в мире много, а вот таких вот — единицы.       — Противоядия нет, это просто транквилизатор, через часа два придут в себя, и воспоминания о сегодняшнем дне у них будут смутными, — командир без страха посмотрел ему в глаза, — и если ты ждешь извинений, их не будет!       — Извинений? — голос Дока теперь звучал печально. — Извиняться ты должен перед своими людьми, вот только поздно уже. Не думаешь?       И Док со всех сил ударил по куполу обсерватории; раздался жалобный гул металла.       — Идиоты! Что за игры! Нельзя было поговорить?! Зачем напали?! Да я за всю жизнь и мухи не обидел! — он всё же сорвался. — Если девочки пострадают… — док наклонился к всё ещё сидящему бойцу, так, чтобы их глаза были вровень.       И во взгляде не было угрозы или злости — просто холодная решимость: сейчас эти глаза были страшнее пустых глазниц уничтожившей отряд призрачной твари. И, второй раз за много лет, боец, прошедший горнило бесконечных миссий, где жизнь много раз висела на волоске, почувствовал страх. Пробирающий до костей, животный страх.       Внезапно зазвонил телефон, причем у Дока. Зазвонил — и тут же стих.       — Коллега, я прекрасно понимаю, — раздался из динамиков, которые сами переключились в режим громкой связи, приятный женский голос,  — но если есть возможность, попрошу не убивать этих людей. Они сами себя уже наказали, а выжившим мы добавим, будьте уверены. В свою очередь, обещаем не трогать вас и никого из тех, кто с вами связан, вплоть до конца смены.       — Хотите, чтобы я поверил? — иронию в голосе Дока не услышал бы только глухой.       — Коллега, я, как и вы, доктор, ну, не совсем обычный, правда, но, не против, если, я буду обращаться именно так? — голос из телефона умело манипулировал интонациями. — Заметьте, я не лгу: оставить вас в покое после того, что вы продемонстрировали? Да и, положа руку на сердце, уверены, что всегда сможете контролировать аномалию, что завтра от неё не пострадает дорогой человек?

***

      Док.       Я не был уверен ни в чем, после того, что сегодня случилось. В голове возник образ: раскрытая пасть, нацелившаяся на хрупкую рыжую девочку. Да и выбора особого нет…       — Я согласен, после смены обговорим детали, — и, добавив в голос твердости, — но при условии, что больше никогда в это не будет втянут кто-либо, кроме меня.       — Естественно, естественно, — поспешил согласиться незнакомый собеседник, — я оставлю свой номер: по всем вопросам, смело обращайтесь, коллега.       И экран мигнул, напоследок высветив новый контакт: Д. Виолетта. Ц.       Взглянув на солдата, я не почувствовал больше злости, ничего, пусть живет. Всё тело дрожало от усталости, или это последствия транквилизатора?       — Шифт.       Спустившись мимо замершего вояки с обсерватории, я аккуратно, как только мог плавно, поднял девочек, и, перекинув обоих на плечи, медленно пошел в корпус. Не хочу, чтобы их видели в таком состоянии, сейчас уже я освоил ускорение настолько, что могу не переживать за столь ценный груз. Я вспомнил, как впервые поймал бабочку в этом режиме, и то, что от неё осталось. Прости меня, бедное насекомое, надеюсь, ты попала в бабочковый рай, где много цветов. Многие часы тренировок, когда я нес в ускорении хрупкие предметы, стараясь их не сломать, сделали своё дело: я мог перемещать людей, не травмируя их.       Добравшись до кабинета, я уложил рыжих на одну кушетку. Блин, ну почему я не удосужился узнать, где они живут?! Алиса и Ульянка так мило спали  — два рыжих солнышка, которые влипли в историю из-за меня! Ещё не поздно, можно вернуться к башне, и устроить картину — «боец спецподразделения, пролетающий над холмом, как фанера над Парижем.» Но оставим: сейчас месть — это эгоистично, никому, кроме меня от этого лучше не станет. Я погладил голову Ульянки, укрыл поудобнее Алису и лег на кушетку у противоположной стены: не знаю, когда они проснутся, но пусть я буду рядом, а не в соседней комнате, вдруг они испугаются?       Поставив телефон на зарядку, я ещё раз посмотрел на телефон: контакты, Д. Виолетта Ц. Д. Виолетта Ц.? Почему имя кажется таким знакомы… стоп. Я поднялся и вышел из кабинета: на двери висела бумажка с моим именем и контактами, я же тут временный заместитель. Сорвав листик, я обнажил под ним табличку с именем того, кого я замещаю.       Доктор Виолетта Церновна Коллайдер, ну здравствуй, коллега…       Откуда такая усталость? Чувствую себя так, словно не спал неделю. Последствия выброса аномалии, или просто ещё не отошел от отравы? Заперев дверь в кабинет, я рухнул на кушетку, комната медленно вращалась. Что скажу девочкам, когда они придут в себя? Сознание уплывает: последнее, что я запомнил, это две лежащие на кушетке девочки, озаренные солнечным светом, пробивающимся из окна. В лучах солнца плавали видимые глазу частицы пыли, легкой взвесью витающие в воздухе: надо будет… прибраться…

***

      — Нет, ну это уже надоело! — сказал я вслух, оглядываясь вокруг.       Снова это место: ночь, без луны и звезд, вокруг темные силуэты деревьев, а я стою на небольшой полянке. И что делать? Бежать нет смысла: от того, ЧТО здесь живет, скорость не спасет. Я сел на землю, сосредоточился. Вытащить отсюда может только воля: вспомнить всё хорошее, всё теплое, не дать этому месту растворить себя. Улыбки, пушистые рыжие волосы, смех. Пустота уже начала отступать, как вдруг…       Из-за ближайшего к поляне дерева легкой походкой вышла Юля. Точно, эту ладную фигурку, с ушками и хвостиком, ни с чем не спутать! Понюхав воздух, она подошла и протянула мне лапку, словно говоря: хватайся Док, пойдем отсюда! Вокруг лишь мрак, до сих пор загадка, как я в нем вижу? Я посмотрел Юле в глаза: она улыбнулась мне, я ей. И затем, без малейшего перехода, я одним мощным ударом, атаковал её снизу вверх. Какой апперкот! Шиза бы мной гордился. С глухим стуком нека отлетела и впечаталась в дерево.       — Как ты… догадал-с-с-с-я?! — удивленное шипение, казалось, шло отовсюду.       Хрупкая фигурка лже-Юли взорвалась облаком черного дыма, и на месте, где она стояла, появилась огромная змеиная голова, тело которой не было видно, его кольца терялись в лабиринте деревьев, словно заполняя весь лес. Гадкая тварь! Скопировала облик Юли, видимо, ещё со времени, когда гоняла бедную девочку, пытаясь её слопать.       — Тело скопировано идеально, но Юля пахнет по-другому, — говорил я, вставая и готовясь в любой момент рвануть в сторону, — она пахнет теплым лесом, цветами, травой, дергает слегка левым ушком, наклоняя голову вниз, она — большая, добрая кошечка, и взгляд её тебе не повторить.       Мои слова глухим эхом разносились по призрачному миру, а тварь пока не спешила атаковать.       — От тебя же, — я выдержал паузу, прикидывая в уме, куда я ломанусь, когда змея бросится, — от тебя веет холодом, и, во что бы ты не превратилась, взгляд остается пустым.       — Хссс. Ты не глуп. Но рано или пос-с-с-дно… соверш-ш-ши-шь ош-ш-ш-ибку…       С нашей последней встречи змейка заметно подросла, хотя, казалось, куда ещё больше. Пошли впрок солдатики? Шиза говорил — она питается страхом, болью, а на холме всего этого было в избытке. Мир вокруг задрожал, реальность начала рассыпаться — кошмар на сегодня заканчивается, да? Безмолвно тварь провожала меня взглядом ничего не выражающих глаз.

***

      Первое, что я почувствовал проснувшись, — это тепло. В глазах плясали солнечные зайчики, весь кабинет утопал в ярком, дневном свете. Но тепло было не только от этого. Ульяна, неугомонный рыжик, каким-то чудом меня не разбудив, умудрилась забраться на кушетку и свернуться калачиком у меня под боком. Рыжая макушка упиралась мне в шею, и пушистая шевелюра мелкой щекотала кожу. Вот ведь… Как приятно-то. Сердце вдруг защемило: я не особо сентиментальный, но когда после кошмара просыпаешься и первое, что видишь,  — это такая вот, заспанная милая мордашка — тут любого бы растрогало.       Я аккуратно, стараясь не разбудить малышку, приподнялся. Алиса лежала и смотрела на нас с легкой усмешкой. Я приподнял брови и с немым вопросом посмотрел на неё, потом на Ульянку.       — Она недавно проснулась, — шепотом сказала Алиса, но в тишине кабинета, прерываемой лишь редкими звуками, долетающими в окно третьего этажа, её голос был слышен весьма отчетливо, — и сгрызла шоколадку на твоем столе, а потом — просто залезла к тебе.       У, блин, лунатик-сладкоежка! Я невольно погладил мелкую по голове: для неё ничего не жалко. И, спохватившись, посмотрел на соседку, и медленно убрал руку с мягких волос.       — Да ладно, Док, я не возражаю, — немного ехидно прокомментировала Алиса, — вижу же, как ты к ней относишься. Но учти: я ревную!       На подоконник с шумом, можно было сказать приземлился, но нет, с шумом рухнул воробей: наглые, откормленные детьми птицы, чувствовали себя хозяевами лагеря. Смастерить, что ли, Ульянке рогатку, помню, неплохо их делал. Хотя, вооружать это стихийное бедствие — Оля мне за это спасибо не скажет. Лето за окном создавало особую атмосферу: далекий шум прибоя, возгласы отдыхающих, свист морского бриза  — ляпота… Даже не глядя, я воочию представлял, что сейчас там происходит.       — Док, а что произошло? — задала старшая рыжая вопрос, которого я так боялся.        Сказать правду? Нет, я попробую не впутывать их в это — слишком уж они мне дороги стали. Впервые за несколько лет я подпустил кого-то так близко, открылся, снова позволил себе привязаться. Сколько раз уже обжигался, а жизнь меня ничему не учит, к черту, им я доверюсь. Ульянка заворочалась во сне и, недовольно фыркнув, спрятала глаза от солнца, уткнувшись лицом в меня. Эти рыжие заразы, ну как их можно не любить?!       — Алиса, — начал я осторожно подбирая слова, — там, под скамейкой, было осиное гнездо, и нас покусали, сильно. Простите, это моя вина. У вас обеих на них аллергия, и вы потеряли сознание.       — А, точно, припоминаю, перед тем как отключиться, я почувствовала, как меня что-то кольнуло в шею, — потерла старшая место, где в её изящную шейку впился дротик.       — Сейчас уже всё хорошо, опасность миновала. Так что продолжим наслаждаться отдыхом.       Моей наигранной улыбке позавидовал бы и опытный лицедей: всё же происшествие на холме оставило нехилый отпечаток. Надеюсь, подобного не повторится! Я пересел за свой стол и, на всякий пожарный, сжевал пару таблеток кофеина: если вояки не сдержат обещание, лучше быть бодрым. Спустя полчаса проснулась и Ульянка: протерев маленькими кулачками сонные глаза, мелкая медленно встала, и, осмотрев, нас задумчивым взглядом…       — Пить хочу, и голова кружится, — недовольно сморщила носик малышка: необычно видеть её, такую активную, сонной. Рыжик самая маленькая из нас, и перенести интоксикацию транквилизатором ей труднее всего.       Кулаки под столом сами собой сжались, до хруста в суставах: если бы я не тормозил тогда… Надо больше практики, и срочно, чтобы в следующий раз, случись нападение, размазать врага  — никакой жалости!       «Чувак, держи себя в руках», — подала голос шиза.        «И это ТЫ мне говоришь?! Тебя же хлебом не корми  — дай побольше зрелищ».       «Так-то оно так, но одно дело — просто побить, и совсем другое — то, что ты только что представил».        — Ладно, рыжики, — сказал я, протягивая Ульянке и Алисе по бутылочке с холодной минералкой: полезно иметь холодильник в кабинете, — до вечера, отдыхать.        — Но… — сказала было Ульянка.       — Никаких «но», Алиса объяснит почему, а пока — марш в постели!        Когда рыжие ушли, я почувствовал необъяснимую тоску: ненадолго расстаемся, а оставаться одному без них уже тяжело.        «А как же я? — имитируя голос Карлсона, вклинился в размышления Шиза. — Ща обижусь».        «Напугал.»        «И буду весь день напевать про себя липучие песни.»        «Ты этого не сделаешь!»        «Шейкер, шейкер…»        «Нет, нет, нет!»        «Лада сседааан!..»        «Заткнись! Заткнись!»        «Хорошо, что я, сам себе враг?» — сдался шиза.        «Однажды я от тебя отделаюсь!» — в шутку сказал я.        «Да ладно тебе, чувак, мы столько лет вместе, я тебе экзамены сдавать помогал, помнишь же? Память-то у нас одна».       Ещё даже не вечер, а с момента нападения, казалось, прошла целая жизнь. Девочки приняли историю с укусами или просто сделали вид? Как же тяжело врать, глядя им в глаза. Я посмотрел на экран телефона: там, среди контактов, было имя Виолетты. Из кожи вон вылезу, но ускорение надо улучшить или оборвать все связи с рыжими: если они пострадают из-за меня, этого себе я не прощу.       «Пора вооружаться, да, шиза?»        «Не знаю, что ты задумал, но мелькающие в голове образы мне нравятся!»