Билет в один конец

      Чем глубже они заходили в сердце Электио, тем более оживленной становилась Цитадель. Она больше не казалась пустынной и необитаемой, не было ощущения безжизненности и пустоты. Стали появляться немногочисленные прохожие, праздно прогуливающиеся по мощенным мостовым. В отличии от Лаксаса и Леви они были одеты в нормальную яркую одежду и девушке даже начало казаться, что она вернулась в обычную реальность, но это не дарило ощущения радости, напротив добавляло тревоги. Все это было обманом, мороком, призванным пустить пыль в глаза, а на самом деле все иначе. Леви и сама не понимала откуда у нее взялась эта убежденность, но эти мысли не оставляли её ни на одно мгновение. Зачем хозяевам города пускать в новую прекрасную жизнь немногочисленных горожан, зачем разделять всех? Что-то здесь не так.       — А вот и башня, — мужчина замер на месте, и запрокинул голову, чтобы лучше рассмотреть величественное сооружение. Днем оно выглядело иначе, чем ночью, не было таким пугающим и жутким, напротив, вызывало легкий трепет в душе и даже восхищение. В темноте же башня выглядела иначе, Дрейар это точно помнил, тогда она казалась ему тесаком, вонзенным в плоть города, и иногда ему даже мерещились багряные капли крови, стекающие по его поверхности. И не ему одному.       Электио был двуличным городом, но никто не мог сказать, какой он настоящий. Он был обманщиком, он был тюремщиком, он был монстром, из лап которого невозможно вырваться.       — Ни охраны, ни преград, заходи — не хочу, — поежилась Леви, чувствуя себя неуютно.       — Бельзириону некого бояться, этот город и все мы принадлежим ему, — безразлично ответил Лаксас, направляясь к центральному входу в башню, что так и звала сюда и вовсе невозможно проникнуть при свете дня, да и ночью это рискованно. Иногда, мне даже казалось, что Бельзирион развлекался, позволяя нам считать, что мы на что-то способны.       — Звучит не очень обнадеживающе, словно все жители нашего города игрушки в руках большого ребенка, — прошептала девушка, покорно идя за своим сопровождающим. Они слишком просто добрались до цели, и это пугало. Что если мысли Дрейара верные, что если местный хозяин все знает и теперь забавляется, наблюдая за ними?       Леви безумно хотелось развернуться и сбежать, спрятаться, забиться в дальний угол и просто ждать, когда все разрешится само собой, но все же, она продолжала подниматься по белоснежным мраморным ступеням башни, неумолимо приближаясь к распахнутым настежь дверям. Сердце то болезненно сжималось, то начинало биться с невероятной скоростью, внутри что-то постоянно сжималось и даже дыхание сбилось, словно она снова поднимается по ненавистной лестнице.       — Нам придется разделиться, — неожиданно заявил Лаксас.       — Почему? Не благоразумней ли передвигаться вдвоем? — голос девушки трусливо дрогнул, и она непроизвольно сжала ладонь своего спутника, словно боясь, что он исчезнет и бросит её.       — Нет, не благоразумней, — сурово заявил мужчина, замирая на последней ступеньке. Ему было нелегко принять это решение, но иного выхода Дрейар не видел. — У нас мало времени, ведь сегодня Эльзу и твоего Редфокса могут казнить, — Лаксас на пару секунд умолк, собираясь с силами. — Цитадель огромна. Где держат пленников, мы не знаем. У нас нет иного выбора, ведь нужно обыскать как можно больше помещений. Понимаешь?       — Понимаю, — Леви понуро опустила голову, но руку Дрейара так и не выпустила. — Вот только от меня будет мало прока. Я ничего не знаю, не умею и вообще слабая.       — И эта говорит та, кто собирался пойти в Циталель в одиночку и орала на меня? — мужчина неожиданно потрепал девушку по волосам, словно она была маленькой девочкой. В некотором роде именно так он её и воспринимал — маленькая глупая девчонка, что влюбилась не в того человека.       — В таком состоянии я бываю не всегда, — Леви слабо улыбнулась и наконец, отпустила блондина, отходя на шаг в сторону. На душе было тоскливо, неуютно и как-то противно, казалось, что она делает что-то не правильное, абсолютно не свойственное ей.       — Это уже не важно. Я отправляюсь на верхние этажи, а ты осмотри подвалы и нижние десять этажей. Если что-то пойдет не так, беги и прячься, если поймешь, что все кончено, постарайся найти способ вернуться в Электио и помни, Фрид сможет прикрывать наше отсутствие только сегодня. Завтра мы должны быть на работе, словно этого дня не было вовсе.       — Я учту это, — Леви, не глядя на Лаксаса, направилась к дверям. Все правильно, Дрейар дело говорит — у них слишком мало времени для того, чтобы бояться или сомневаться в себе. Она должна взять себя в руки, а точнее продолжить держать себя в них. Пока что ничего страшного не случилось и вполне вероятно, что не случится, возможно, все самое страшное в Цитадели творится с наступлением темноты. А если так, то ей стоит поторопиться. *** В это же время в темнице       — Ненавижу! Слышишь, Бельзирион, я ненавижу тебя! — рычал Гажил в очередной раз, наваливаясь на прочную металлическую дверь. Он вкладывал в это простое действие всю скопившуюся в душе злобу и ярость, все оставшиеся силы, надеясь на то, что это поможет ему.       Не помогало. Все, чего удалось добиться Редфоксу, это появление новых синяков и того, что плечо теперь нещадно болело. Самым благоразумным было бы остановиться, успокоиться, сесть на холодный пол и смиренно ждать свой приговор, возможно даже умолять о спасении, но Гажил не мог так поступить. Он предпочитал бороться, сражаться до последнего! У него есть цель и даже две, первая найти Эльзу, а вторая вернуться к своей Мелкой, которая, наверняка, сейчас рыдает от страха и тревоги за него. Он обещал вернуться, обещал, что все будет хорошо, значит, так оно и будет!       Мужчина снова и снова набрасывался на двери, надеясь на то, что упрямство позволит ему продержаться еще немного и не потерять сознание от потери крови и боли. Наверняка, со стороны он выглядит, как настоящий безумец! Но разве это имеет значение?        — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — словно заведенный повторял Гажил, продолжая свое бесполезное занятие, от которого было только хуже. Это слово стало смыслом существования мужчины, тем, что помогало ему стоять на ногах и двигаться снова и снова. Он выберется отсюда, непременно выберется.