Малфою — малфоево

Предрождественская круговерть захватила магическую Англию. Тысячи волшебников и ведьм метались по магазинам, разметая то, что осталось, а продавцы радостно потирали руки, когда удавалось под шумок сбыть товар, который не продавался в течение года. Волна разноцветных огней и мишуры расходилась от Лондона до самых отдаленных уголков страны, оседая искрящимися каплями на крышах, обвивая многочисленные ели, проникая в каждый дом. Праздничная музыка и звон наполняли воздух днем и ночью, ни на секунду не давая забыть, что до Рождества осталось две недели… неделя… один день… На фоне бесконечного гомона и суеты умиротворенная тишина Малфой-мэнора казалась диковинкой. Шумный и яркий праздник в этом доме будто разом остепенился: величественно мерцала огнями громадная ель в большом зале, уютно потрескивали камины, перед которыми за неспешной беседой проходили вечера, кое-где изредка слышался мелодичный негромкий перезвон рождественских колокольчиков. Обитатели мэнора заранее озаботились подготовкой к празднику и теперь никуда не спешили, наслаждаясь тишиной и заслуженным отдыхом. Нарцисса давно уже жила во Франции и в Англии почти не появлялась, Драко коротал время с Северусом в очередной попытке заставить этого упрямца согласиться на официальное партнерство в качестве подарка к Рождеству, поэтому в доме остались лишь домовики и Люциус с Гарри. Эта пара наделала много шума после окончания войны, когда всплыла правда не только о героизме Снейпа, но и о тайной диверсионной деятельности сиятельного лорда во славу «добра». Никто, кроме Северуса, так и не узнал, что вся эта деятельность имела перед собой лишь одну цель — не дать погибнуть неугомонному гриффиндорцу, который с поистине змеиной ловкостью проскользнул в сердце и душу гордого аристократа. Никто не узнал, чего на самом деле стоила Гарри война и победа — никто, кроме двух слизеринцев. Бой в министерстве заставил Малфоя внимательнее присмотреться к Золотому мальчику. Глядя на скупые, хлесткие выпады гриффиндорца и на то, как он комбинирует заклинания, Люциуса посетило дежавю — подобный стиль боя, только гораздо более отточенный, он видел лишь у одного человека. Заинтригованный Малфой решил понаблюдать за героем, для чего регулярно заявлялся в Хогвартс с проверками. Внимательный взгляд отмечал то, чего не хотели видеть остальные: искусственные улыбки, рваные движения и постоянное едва видимое напряжение в каждом жесте и взгляде. А в одну из ночей лорд наткнулся на надежду магического мира, который в зверином отчаянии громил комнату, выплескивая боль от потери крестного и нервное напряжение, переполнявшее его. Волны чистой силы свивались маленькими смерчами, рвали одежду, оставляли кровавые мазки на коже. Люциус от этого зрелища впал в ступор — никогда, ни при каких обстоятельствах магия не могла навредить своему носителю. Но когда Гарри Поттера останавливали прописные истины? Буйство прекратил заявившийся на пороге кабинета Снейп, который, не долго думая, запустил Ступефаем, влил в горло парализованного мальчика зелье и утащил его куда-то в темноту подземелий. Спустя еще пару дней состоялась откровенная беседа с Северусом Снейпом, который после принесенного Непреложного обета рассказал Малфою о том, что он действительно тренирует и опекает Поттера по мере сил. — Вот только все зря… — горько обронил Снейп, и Люциус потратил еще почти час на вытягивание из скрытного зельевара подробностей о хоркруксах и подозрениях, что часть души Темного Лорда живет в Поттере, а значит, тот обречен. Библиотека Малфой-мэнора хранила множество древних, почти исчезнувших знаний. Нашлась там информация и по хоркруксам. Люциус почитал и ужаснулся, когда окончательно понял, что именно сотворил Волдеморт, и чем это грозит всей Англии в целом и его семье в частности. Впрочем, деятельная натура аристократа не позволила ужасаться слишком долго. Малфой еще раз наведался к Снейпу с торжественным известием, что вопрос с кусками души Волдеморта он берет на себя — слишком хорошо Люциус представлял последствия победы сумасшедшего маньяка. К тому же хотелось нагадить Дамблдору — Северус поделился подозрениями о том, что старик знал о природе связи между Поттером и Волдемортом. Знал — и ничего не предпринимал, готовя мальчишку на убой, стремясь, чтобы тот дожил до финальной битвы, и только. Люциус, даром, что сам потомственный манипулятор, такой подход категорически не одобрял. Именно в комнатах Снейпа он впервые столкнулся с Поттером не как враг, но как союзник. Постепенно в их общении оставалось все меньше холода, росло и крепло доверие. Люциус проникался уважением к гриффиндорцу, узнавая его самого, а не смутный образ, тиражируемый газетами, а Гарри восхищался умом и изворотливостью Малфоя, который на пару со Снейпом создавал виртуозные комбинации по срыву планов Волдеморта. Люциус сумел найти нужные слова, которые облегчили груз вины за смерть Сириуса, и совместно с Северусом убедил мальчика в том, что тот не несет ответственности за все происходящее во время войны. Иногда лорд принимал участие в тренировках, и тогда Поттер млел от ощущения чужой магии, волнами растекающейся по залу. Он вообще ловил себя на странных реакциях и желаниях, которые пробуждал в нем аристократ, что не осталось незамеченным старшими магами. Малфой, как более сдержанный, аналогичные порывы в себе успешно давил, не желая рисковать всем, чего они добились, из-за не вовремя разбушевавшихся гормонов и пытаясь сохранить дистанцию. Но все оказалось без толку, когда однажды зельевар экстренно вызвал Малфоя, ругаясь, на чем свет стоит. Оказалось, к нему в покои в невменяемом состоянии вломился Поттер, заливая пол кровью с разбитых кулаков и искря силой так, что невозможно было приблизиться. Лишь магия аристократа — ледяная и несокрушимая, как арктический айсберг, привела мальчишку в чувство достаточно, чтобы Люциус смог подойти ближе и прижать к себе дрожащего от напряжения гриффиндорца, делясь уверенностью и силой. Как оказалось, причиной срыва стало умение оказываться в нужное время в нужном месте — Гарри подслушал беседу Дамблдора с одним из портретов о том, что он и вправду хоркрукс, и директор приговорил его «во благо магического мира». Ощущая под ладонями худое тело и гладкую кожу, ласково ероша растрепанные волосы, Малфой, наконец, признался себе, что хочет большего. Он желал безраздельного владения, окружить собой, укрыть за крепкими стенами родового мэнора от всех проблем и опасностей, перекроить мир, лишь бы только не видеть больше раздавленного и опустошенного предательством взгляда. А если Люциус чего-то хочет, он это получает. Поэтому Малфой удвоил усилия по скорейшему завершению войны с минимальными потерями, чтобы иметь возможность уделить все свое внимание заполучению Гарри Поттера, чем вызывал у Снейпа, который знал друга как облупленного, ехидную ухмылку. Усилия эти не прошли даром. К тому моменту, как Дамблдор решил-таки поделиться с Гарри информацией о хоркруксах (умолчав о том, что один из них в самом мальчике) Малфой обнаружил и уничтожил четыре вместилища из семи, а о местонахождении остальных уже знал и активно работал над их заполучением. Директору все сложнее становилось скрывать растерянность, когда он не обнаружил искомого в доме Гонтов, а потом еще и в пещере их с Гарри встретила лишь пустота да обугленные от адского пламени стены. Операция по вторжению Пожирателей в Хогвартс, на которую у Альбуса имелись свои виды, также провалилась благодаря Люциусу — узнав от Драко о задании Волдеморта, Малфой-старший просто сдал половину участников грядущей операции аврорам, а сам остался вне подозрений. Планы Дамблдора один за другим летели гиппогрифу под хвост, а он никак не мог выявить виновника и вернуть контроль над ситуацией, отчего с каждым днем все больше смурнел, а Снейп с Малфоем потирали руки. Единственное, чего не мог решить Люциус — и это приводило его в исступленную ярость — было извлечение хоркрукса из Поттера. Древние темные трактаты, редчайшие свитки, уникальные фолианты — ни один из них не давал ответа на вопрос: «Как вытащить кусок чужой души и не убить носителя». А больше всего бесило то, что мальчик смирился. Ни Снейп, ни Малфой ничего не могли сделать с тихой обреченностью, которая поселилась в нем. Северус плевался, шипел и ругался, Люциус увещевал и убеждал, но все бесполезно: Гарри согласился с неизбежной смертью и жил по инерции, безропотно ожидая уготованной судьбы. Даже сильные люди имеют свой запас прочности, и подслушанное: «Мальчик должен умереть от руки Волдеморта», — растоптало этот запас в мелкое крошево. К Рождеству седьмого курса все находились на грани — нервный, язвительный и угрюмый больше обычного Северус, отточенным за годы шпионажа чутьем ощущавший в воздухе скорую развязку; измотанный и растерявший былой лоск Люциус, который, также предчувствуя грядущий конец, продолжал лихорадочно искать путь спасения для Гарри; выцветший и потухший Поттер, отдалившийся от друзей и приятелей, коротающий вечера в комнатах слизеринского декана. Глядя на мрачного Снейпа и бесцветного Гарри, Малфой решительно потребовал от них явиться к сочельнику в Малфой-мэнор. После того, как Люциус отвел от своего дома угрозу превращения в штаб Волдеморта, тот окопался у Лестрейнджей. Малфой же, побродив по пустому поместью — Нарцисса вместе с сыном укатила во Францию — решил, что находиться одному в огромном доме слишком тоскливо, а запертые в Хогвартсе зельевар и герой могут пойти на убийство — Снейп уже жаловался другу на «тонкие» намеки директора, который жаждал приобщить унылого Золотого мальчика и угрюмого шпиона к предпраздничной вакханалии. Так что лорд решил совместить приятное с полезным: не остаться одному в канун Рождества и избавить от скрипящего на зубах искусственного веселья Северуса с Гарри. Праздник прошел тихо — мужчины посидели у камина, распили бутылку сухого вина, которое терпкой горечью оседало на языке, оставляя вяжущее послевкусие тревоги. Рассеянный свет огня бросал на сидящих в креслах людей резкие тени, делая горькие морщины на лице более глубокими и вытягивая на поверхность тщательно спрятанный страх, который плескался в глубине глаз, украдкой проглядывал сквозь скупые движения и оборванные фразы. Когда где-то в доме пробили куранты, Гарри вздрогнул, выплывая из оцепенения. Люциус успокаивающе коснулся его спины, стирая невольное напряжение. — За будущее, — хрипло каркнул Северус, поднимая бокал. — За будущее, — подтвердил Малфой. — Чтобы оно у нас было, — шепотом добавил Гарри, залпом опрокинул в себя вино и тут же закашлялся от ожегшей горло терпкости. Люциус изогнул губы в усталой улыбке, глядя на покрасневшего парня. — Кто же глотает вино, как водку? Придется мне заняться твоим умением пить, когда все закончится. Поттер улыбнулся в ответ. Уверенность, с которой мужчина говорил о времени «после», заставляла ненадолго забыть о том, что он обречен, и это скорее всего его последнее Рождество — Малфой уничтожил все хоркруксы, до которых смог добраться. Остались только Нагайна и он сам. Посидев еще немного, они разошлись по комнатам. Люциус вертелся, взбивал подушки, считал павлинов, но уснуть никак не мог. Проворочавшись несколько часов, он решил пройтись до кухни, но по дороге остановился. В комнате, где они встречали праздник, кто-то был. Поджав колени, перед жарко полыхающим камином сидела тонкая знакомая тень. Съежившийся на ковре Поттер напоминал в неровном свете детеныша тестрала — такой же угловатый и потусторонний. Он тускло смотрел на огонь, обхватив себя за плечи, словно никак не мог согреться. Сгусток обреченной тоски, неуместный и чуждый в празднично украшенном зале среди разноцветных огоньков и ароматной разлапистой ели. Терпение невозмутимого лорда закончилось. Он вздернул мальчишку за ворот пижамной рубашки, заглянул в блеклые глаза и яростно прошипел: — Не смей думать, что я позволю тебе умереть! Ты мой, а Малфои свое не отдают. Робко заикнувшийся Гарри был бесцеремонно заткнут. Сложно возражать, когда во рту уверенно орудует чужой язык, а губы горят от чувственных укусов. Уложив поплывшего мальчишку на диван, Люциус принялся покрывать его поцелуями, прикусывать бешено бьющуюся жилку на шее, вылизывать острые ключицы. Когда аристократ запустил под рубашку прохладные ладони, Гарри вздрогнул, выгибаясь в попытке то ли прижаться ближе, то ли уйти от контраста разгоряченной кожи и холодных рук. Малфой помог плохо соображающему партнеру избавиться от пижамы и с удовольствием осмотрел оказавшийся в его власти подарок. Тренировки со Снейпом принесли свои плоды — болезненная худоба переплавилась в поджарую сухощавость молодой гончей, немного отросшие волосы разметались в искушающем беспорядке, глаза засияли жизнью и страстью, а губы чуть приоткрылись, напрашиваясь на еще один поцелуй. Люциус с удовольствием впился в рот подчиняющим поцелуем, глотая стоны, толкая все глубже в омут удовольствия. Нетерпеливые руки огладили тело, невесомым прикосновением очертили скрытый бельем член, потерли влажное пятно, проступившее на ткани. Гарри в ответ волшебно захныкал, притираясь сильнее к ласкающей ладони. Малфой с тихим смешком убрал руку, опустился всем телом сверху, покрывая поцелуями ходящую ходуном грудь, пощекотал языком один сосок, второй сжал пальцами и чуть потянул, заставляя Поттера послушно податься следом. Через несколько минут пристального внимания соски налились кровью, заалели, а Гарри окончательно растерял все слова и только жалобно постанывал, не в силах сопротивляться оглушающей волне ласк. Довольный Люциус шелком волос проскользил по втянувшемуся животу, вырывая новый восхищенный вздох. Прочертил дорожку от сосков до пупка, подул на влажный след, обвел языком тазовые косточки и сполз еще ниже. Поттер широко раскрытыми глазами смотрел, как аристократ с видимым удовольствием зарылся носом в пах, вдыхая аромат молодого тела и невинности. Такой живой, такой юный. Обреченный… Нет! Люциус тряхнул головой и облизал член, стирая ненужные мысли, заполняя сознание запахом и вкусом своего мальчика. Гарри взвыл, ошеломленный остротой ощущений, никогда ранее не испытывающий ничего подобного. Руки неосознанно вцепились в распущенный водопад волос, чьи невесомые прикосновения к нежной коже на внутренней стороне бедер добавляли происходящему остроты. Гибкий язык щекотал уздечку, обводил поджавшиеся яички — Гарри с хрипом вдыхал терпкий, густой воздух. Мягкие губы посасывали головку и пощипывали чувствительную плоть — Гарри глухо стонал, выгибаясь на лопатках. — Не могу… Люц… Не могу больше… Малфой поднял глаза, любуясь на мечущегося под ним юношу. Его драгоценный мальчик был так прекрасен — неопытный, покоренный силой удовольствия, которое обрушил на него старший партнер, подошедший так близко. Люциус не стал больше мучить Гарри. Он вобрал его член до самого горла, сделал несколько сильных движений и низко застонал, посылая вибрацию, которая стала последней каплей и расчертила мир разноцветными фейерверками. Когда зрение прояснилось, Гарри обнаружил Малфоя, который задумчиво растирал по его животу собственную сперму. — Ты… почему ты… — Поттер залился краской, не зная, как сформулировать вопрос. — Выживи и получишь все остальное, — прошептал этот коварный змей. Стимул оказался весьма соблазнительным, и Гарри старался изо всех сил. Он тренировался, как проклятый, пытался вытянуть из директора подробности о хоркруксах, перерывал по ночам Запретную секцию. О дне нападения на Хогвартс предупредил Малфой через Гарри — даже Снейп не знал о грядущей операции, а мальчик, который выжил, списал свою осведомленность на связь с Волдемортом. За день до битвы Северус передал Поттеру записку с приказом явиться к нему после отбоя. Стоило двери в личные покои слизеринского декана захлопнуться, как на Гарри налетел беловолосый шторм — закружил, завертел, заставил потерять голову и забыть обо всем на свете. Сам Снейп отправился патрулировать коридоры — уснуть в эту ночь он бы все равно не смог, а так и сам проветрился, и время любовникам предоставил. И все же, несмотря на предупреждение, атака началась внезапно. Люциус серебряной молнией летал по полю, обратив палочку против Пожирателей, которые не успели отреагировать на предательство и падали, сраженные точными заклинаниями. Малфой метался, выискивая знакомую черноволосую макушку и, не находя, приходил в отчаяние. Неужели Гарри все-таки пошел к этому чудовищу? Он не отдаст его. Гарри принадлежит ему, Малфою, а Малфои свое не отдают никому — ни всяким Темным Лордам, ни любителям лимонных долек. В разгар боя со стороны Запретного леса раздался усиленный Сонорусом голос Волдеморта, который вещал что-то о том, что надежда мертва. Когда Малфой разглядел в руках помятого Хагрида безжизненное тело, мир для него померк. Он не слышал, что ответили из замка, не видел, как Снейп стремительным взмахом испепелил Нагайну, выплескивая ярость от собственного бессилия, от того, что не уберег, не спас. Все, что видел Малфой — это своего мальчика, лежащего без движения в огромных руках полувеликана, и причину этого — уродливое, противоестественное существо. Оно не должно дышать, быть в этом мире, когда его Гарри лежит без движения. Бой закипел с новой отчаянной силой. Люциус рванулся вперед, прокладывая путь, стремясь уничтожить, стереть эту тварь с лица земли, разорвать его голыми руками, чтобы кровь хлестала из горла, чтобы его смерть была мучительной… Губы на бегу вышептывали древнее заклятье, активизируя метку, которую Малфой оставил на плече гриффиндорца в их последнюю ночь, призывая партнера назад, натягивая связующую нить между ними. Даже смерти не позволено отбирать то, что Малфой считает своим! И когда на очередной громогласный призыв Волдеморта сдаваться раздалось звонкое: «Обломаешься, Томми!», — а в Лорда полетел знакомый всем Пожирателям фирменный Экспелиармус, ярость сменилась рвущим сердце счастьем. Получилось! У него получилось! Люциус с удвоенным энтузиазмом принялся за сокращение поголовья Пожирателей, которые мешали ему добраться до своего мальчика. Когда Малфой прорвался в Большой зал, палочки героя и Темного Лорда вновь оказались связаны золотой нитью. Взмокший от напряжения Гарри не отводил взгляд от противника. Нервы были на пределе, силы тоже. Поэтому чужая, но очень знакомая магия, ласково обвившая гриффиндорца, стала полной неожиданностью — от удивления Поттер едва не отпустил палочку, но перепачканная в саже ладонь удержала его. — Давай, мой хороший, — раздался над ухом шепот, и к спине прижалось сильное разгоряченное тело. — Люциуссссс, — яростно прошипел Волдеморт, с ненавистью глядя на то, как бывший преданный слуга вливает свои силы в мальчишку, делясь с ним поддержкой и магией древнего рода. — Ну же, Гарри, пора с этим покончить. Гарри направил по связавшему их лучу волну сырой силы с единственным посылом — чтобы Волдеморта не стало. Магия, многократно усиленная под влиянием Малфоя, послушно отозвалась на это желание, развеивая Темного Лорда в пепел. Битва закончилась. Но победа — не значит конец сражений. После смерти Лорда началась неразбериха с арестами — под общий шум доблестные авроры сгребли Снейпа с Малфоем, и только появление на пороге Аврората разгневанного героя, искрящего силой, как праздничный салют, избавило мужчин от неприятного соседства с дементорами. Затем были изматывающие суды, которые чиновники попытались превратить в показательные расправы. Объявить виновными всех, кто принадлежал к опальным родам, не разбираясь в деталях — таков был лозунг начавшегося беспредела. Как объяснил Люциус: «Устранить наследников и запустить руки в семейные сейфы — обычная политика победителей». Но и тут их ждал облом. Когда Гарри узнал, что путевка в Азкабан выписана седьмому и почти всему шестому курсу Слизерина, он пришел в ярость и… протащил в суд Риту Скитер. Разгромные статьи о «напуганных детях, виновных даже в своем появлении на свет» и «жадных крысах, грызущихся за власть» сделали свое дело, и под зарвавшимися чинушами зашатались кресла: народ требовал новое, справедливое правительство. А сражения продолжались. Несмотря на победу в деле студентов Слизерина, общество, подогреваемое прессой, впало в истерику, видя, как их кумир состоит в отношениях с бывшим Пожирателем. Обыватели напрочь забыли, что Малфоя, как и Снейпа, оправдали и признали его весомый вклад в победу. Жадные до сенсаций журналисты не давали победителю Темного Лорда прохода, доводя до нервных срывов и неконтролируемых выбросов магии. После того как Люциус застал своего Гарри без сознания из-за магического и нервного истощения на Гриммо-12, потомственный интриган не только взял дело в свои руки, но и подключил Снейпа. Потому что никто не смеет покушаться на сокровище сиятельного лорда и мешать его планам по окончательному покорению национального героя. Адвокаты Малфоя не зря ели свой хлеб — на редакции обрушилась череда исков, суды выигрывались один за другим, на счет отдыхающего в Малфой-мэноре Поттера перечислялись компенсации, назойливых поклонников и всех, кто имел на героя виды, Люциус заставлял замолчать деньгами и шантажом, а Северус — зловещей улыбкой и званием Мастера ядов. К тому моменту как Гарри пришел в себя и был готов снова вступить в бой за право жить так, как хочется, оказалось, что он уже окончен, все недовольные заткнуты, а газеты рассыпаются в комплиментах: «Союз новой эпохи — золотой мальчик и платиновый аристократ», «Мир, скрепленный любовью», «Страсть, победившая войну». Невозмутимые Малфой и Снейп, которые вели себя так, будто они тут совершенно ни при чем, впервые заставили Гарри почувствовать, что такое настоящая семья — не шумные заверения и душная опека, а спокойная уверенная помощь. Когда вместо кудахтанья и вопросов: «Можем ли мы чем-то помочь?», молча подставляют плечо, снимая слишком тяжелый груз, позволяя быть слабым и уставшим и знать, что никто за это не осудит. Именно поэтому, когда Рон в очередной раз закатил скандал о том «как ты можешь быть с этим мерзким Пожирателем, он, наверняка, все подстроил», Гарри, устав от бесполезных объяснений, молча указал на дверь. Люциус, который как раз находился на Гриммо и слышал обрывок скандала, сопроводил уход рыжего магическим пинком под зад и утащил Поттера в спальню, чтобы тот не успел погрузиться в пучины сожаления о потерянной дружбе. Как-то не до рефлексии, когда задницу ошеломительно прекрасно распирает член, соски ноют и пульсируют, потираясь о постель, зубы глухо взрыкивающего аристократа сжимают загривок, перед глазами вспыхивают звезды от каждого мощного толчка, а в ушах набатом отдается: «Мой-мой-мой!». Постепенно шум утих. Запуганные журналисты перестали караулить за каждым углом, а обыватели привыкли видеть вместе надменного, невозмутимого лорда и невысокого, обманчиво хрупкого героя. Рон так и не смирился, как и большинство Уизли. Из всего рыжего семейства на стороне Поттера оказались лишь Фред с Джорджем, вводившие героя в краску неприличными шуточками, да Билл с Чарли, которые прислали письма со словами поддержки и поздравлениями. Члены АД после разъяснительной лекции Гермионы, открытого одобрения Невилла и угрожающих ухмылок близнецов в сторону всех недовольных также приняли новые отношения своего лидера. Единственный, кто действительно мог и пару раз попытался причинить неприятности необычной паре — Альбус Дамблдор, вскоре слег с неизвестной и неизлечимой болезнью, которая лишила «великого светлого волшебника» разума и до конца его дней заперла в Мунго. Закрытый в мягкой палате, забытый обществом всего через несколько месяцев, он иногда шептал: «Змеи… Повсюду змеи… Виновен, виновен!». Но кто будет прислушиваться к выжившему из ума старику? После всех потрясений, выяснений отношений и разбирательств, решение встретить первое мирное Рождество в узком кругу было встречено горячим одобрением. И пока Драко окучивал Северуса в Тупике Прядильщика, Люциус наслаждался отдыхом наедине с партнером. Приятный вечер перед камином, раскрасневшийся, ярко сверкающий глазами Гарри — что может быть лучше? И ни следа горечи, пронизывавшей все вокруг в прошлое Рождество. Только пушистый снег за окном, аромат свечей и хвои, сладость вина на губах, тягучее, неспешно разгорающееся желание, когда объятия становятся все крепче, а ласки откровеннее. — Люц… Люциусссс, — горячий язык, выписывающий на шее узоры, сбивал с мысли и мешал сосредоточиться. — Да постой ты! Малфой оторвался от вылизывания вкусной, мерцающей золотом в отсветах камина, кожи. — Я внимательно тебя слушаю, Гаааррри, — бархатное мурлыканье стекло по телу прямо в пах, и Поттер с трудом заставил собраться разбегающиеся мысли. — Ты… ах! Ты обещал мне… Люциус вздохнул — уговор и вправду был. Гарри не оставлял попыток добраться до аристократической задницы, а Малфой со всей изворотливостью каждый раз ускользал от атаки. И вот три месяца назад они заключили пари — если до Рождества Драко удастся окрутить Снейпа, то Гарри покорно исполняет фантазию Люциуса, который заранее запасся мягкими веревками, плотной повязкой на глаза и с удовольствием предвкушал, как соблазнительно будет выглядеть в таком виде его мальчик. Если же Северус окажется слишком упрям и не сдастся к назначенному сроку, то Гарри, наконец, оказывается сверху и получает в распоряжение заветный тыл Малфоя-старшего. Сам Снейп вскоре после скрепления пари пережил несколько удивительных визитов. Сначала нагрянул Люциус с бутылкой коллекционного коньяка и долго расписывал прелести партнерства с молодым, полным сил юношей, перемежая речь намеками на то, что он совсем не против видеть зельевара в качестве близкого родственника. Спустя неделю заявился Поттер, который бесхитростно рассказал о споре и попросил Северуса продержаться, а взамен обещал отдать заныканные когда-то клыки василиска и простить висевший над Снейпом долг жизни перед почившим Джеймсом. Прежде, чем принимать решение, зельевар выудил из мнущегося гриффиндорца подробности ставок и долго хохотал, называя парочку фетишистами и идиотами. Тем не менее, уникальные ингредиенты и свобода от навязшего на зубах долга перевесили коньяк, так что Гарри получил заверения, что до Рождества, так уж и быть, Северус помаринует ничего не подозревающего Драко. — До Рождества еще несколько часов, — попытался отвертеться Малфой. — Ну Люций! — Гарри обиженно надулся, изображая вселенскую скорбь, и Люциус снова вздохнул. — Хорошо, ты выиграл и можешь получить свой приз, — мужчина покорно откинулся назад, рассыпав волосы по подушкам и вытягиваясь во весь рост на мягком ковре. Отважный гриффиндорец сглотнул набежавшую слюну и робко подполз ближе, не решаясь прикоснуться к великолепию, которое открылось перед ним. — В чем дело? — серые глаза насмешливо блеснули, — Герой магического мира не знает, с какой стороны подступиться к любовнику? — Ах, так? — Гарри взмахнул палочкой, и в руках его оказались серебряные ножницы, а на губах расплылась предвкушающая улыбка. Люциус с опаской смерил блестящий металл и передернул плечами. — Странные у тебя фантазии. Надеюсь, ты не отрежешь мне ничего важного. — Кто бы говорил, мистер «свяжу тебя полностью», — усмехнулся Поттер и приступил к делу. Оседлав бедра аристократа, Гарри завороженно провел ладонью по мягкой ткани, скрывавшей желанное тело, и сделал первый надрез. Обнажившаяся мраморная, будто светящаяся, кожа тут же была осыпана быстрыми поцелуями, а ножницы двинулись чуть выше, открывая еще немного перламутрового сияния. Пока Поттер завороженно следил за тем, как расползается белоснежная ткань, Люциус, не теряя времени, расстегнул пуговицы на рубашке склонившегося юноши и с не меньшей жадностью оглаживал изгибы молодого тела, по очереди сжал мгновенно заалевшие соски, скользнул пальцами за резинку брюк. — Люциус, ты что… ммм… ты что творишь? — Совершенно ничего, — невинно улыбнулся этот… змей-искуситель, поглаживая ямочки на пояснице и заставляя непроизвольно выгибаться, желая большего. — Ссссс… Это нечестно! Я тебя обездвижууу, — простонал Гарри, когда ладонь игриво скользнула ниже, оглаживая нежную кожу ягодиц, а под порывом невербальной магии брюки и вовсе испарились. — Нет уж, из нас двоих связанным будешь ты. Чуть позже. Люциус уронил руки, демонстрируя полную капитуляцию. Поттер собрал волю в кулак и продолжил вспарывать покорно расползающуюся одежду. Рубашка распахнулась окончательно, позволяя жадно скользить взглядом и руками по широкой груди, припадать к ней губами, как к источнику в пустыне. Брюки больше не скрывали ни длинных ног, ни налившегося страстью члена, который вызывал непреодолимое желание взять в рот. Разгоряченный, бесстыдно раскинувшийся и совершенно не стыдящийся своей наготы, Люциус был прекрасен так, что захватывало дух. Ему хотелось поклоняться, как древнему божеству, воспевать совершенную красоту сильного тела, стать верным жрецом и единственной жертвой на его алтаре. Прекрасно зная, какой эффект он оказывает на партнера, Малфой улыбнулся и чуть потянулся, еще больше выставляя себя напоказ. Гарри со стоном сжал собственный член сквозь боксеры, чтобы позорно не кончить только от того, как заиграли мышцы и вспыхнули блики на коже. Он должен собраться. Сегодня он — тот, кто берет, а не наоборот. — Понял, Люци? — Поттер потянулся выше, заглядывая в насмешливые глаза. — Сегодня я сверху! — Ну разумеется, Гаааррри, — греховно улыбнулся Малфой и впился в губы жадным поцелуем. Увлекшись посасыванием чужого языка, Поттер не заметил, как Люциус чуть приподнялся на локтях, давая себе место для маневра и сгибая ногу. Мягкое нажатие колена на член заставило Гарри задохнуться, прерывая поцелуй. Гриффиндорец попытался отстраниться, но сильная рука не отпустила его, а колено сдвинулось выше и снова вниз, посылая искры удовольствия по всему телу. — Нннагх… Люц! Оооо… Новое сильное нажатие, и ослабевшие руки подломились, а Гарри буквально рухнул на грудь аристократа, захлебываясь стонами и виляя бедрами в попытках усилить трение. Кожа горела, внутри тоже все зудело и ныло от нестерпимого желания чувствовать сильнее, получить больше… — Больше… — выдохнул Поттер, выгибаясь от очередного уверенного движения колена и окончательно теряя голову, когда Малфой всосал кожу на шее, ставя свою метку. — Пожалуйста! — Не могу отказать герою в его просьбе, — Люциус обвел языком ушную раковину, прикусил мочку, вырывая еще один стон и заглядывая в подернутые дымкой наслаждения глаза без единого проблеска разума. — Ты так красив, когда отдаешься инстинктам, Гарри. Хочешь больше? Так возьми! — И Малфой подтолкнул поплывшего любовника ниже, прижимаясь членом к его ягодицам. Поттера будто прошило током от этого соприкосновения. Облизнув губы, он сполз еще ниже, жадно присосался к горячей коже, втянул в рот влажную плоть и сглотнул, пропуская член глубоко в горло, мурлыкая от удовольствия, как кот, дорвавшийся до сливок. Люциус с удовольствием воспользовался случаем и сделал несколько резких толчков в гостеприимный рот. Не желая так быстро заканчивать, он потянул за взъерошенные волосы, с удовольствием полюбовался на припухшие губы и ниточку слюны, протянувшуюся от головки члена до рта. — Давай, Гарри, я же знаю, чего ты хочешь. Чего мы оба хотим, — Люциус пустил по телу Гарри волну магии, которая развеяла боксеры и осела на коже льдистыми, жалящими снежинками, посылая дополнительные импульсы удовольствия. Зачарованный бархатным, обволакивающим голосом, Поттер послушно уселся на бедра, приподнялся, направляя в себя внушительный член и медленно опустился, впуская до самого конца. — Дааааа… — эхом прозвучал двойной стон. Густой аромат хвои, вина и секса плыл по комнате, дурманя похлеще любого афродизиака и стирая последние границы. Гарри оперся ладонями о грудь Малфоя и сделал пробное движение, мгновенно отозвавшееся вспышкой удовольствия. Снова привстал, почти полностью выпуская член, и вновь насадился, постепенно ускоряясь, теряясь в ослепительном водовороте. Люциус придерживал ритмично двигающиеся бедра, позволяя любовнику самому задавать темп, и с наслаждением впитывал в себя прекрасную картину — извивающееся на его члене гибкое тело, медная кожа, расчерченная дорожками пота, влажные, налипшие на виски волосы и лицо, искаженное страстью. Отблески камина и огни гирлянды отбрасывали причудливые блики, превращая партнера в сказочное, волшебное видение. Видение обвело мутным взглядом комнату и вдруг замедлилось, потянулось куда-то в сторону. Малфой с веселым изумлением проследил за рукой, схватившей недопитую бутылку с вином. Впрочем, веселье быстро переплавилось в волну жажды, когда Гарри запрокинул голову, глотая рубиновую сладость. Несколько капель стекли по подбородку, расчертили алыми лентами грудь, увлажнили вишневыми мазками соски и скатились ниже — по животу, до истекающего смазкой члена. Там их перехватил Люциус, зачаровано потянувшийся вперед. Он обхватил подрагивающую плоть, растер капли вина по чувствительной коже, огладил липкими пальцами головку. — Больше, — сорвался с пересохших губ стон, — Мне нужно больше… — Поттер задыхался, смотрел умоляющим взглядом в попытке получить желаемое. — Маленький жадина, — Люциус усмехнулся и впился в бедра, совершая резкий, глубокий толчок. — Да! — Гарри вскрикнул, выгнулся, запрокидывая голову, беспомощно заскреб по груди лежащего под ним лорда. Малфой в ответ рыкнул, сжимая пальцы, оставляя синяки на нежной коже, и ускорился, каждым мощным ударом загоняя член до упора в горячую тесную глубину, вытрахивая из Поттера вскрики и умоляющее хныканье. Череду яростных толчков Люциус сопроводил звонким шлепком по упругой ягодице, и Гарри жалобно заскулил, балансируя на грани. — Кончай! — велел лорд, сопровождая приказ новым обжигающим шлепком. Повелительный хриплый голос стал спусковым крючком, который заставил Гарри послушно вспыхнуть и кончить без единого прикосновения, дрожа от сокрушительных волн оргазма, нахлынувших одна за другой. Внутренние мышцы судорожно сжались, запульсировали, выдаивая Люциуса. Глядя на содрогающееся в спазмах удовольствия тело, Малфой тоже отпустил себя и излился, заполняя Гарри своим семенем. Обессиленный и взмокший Поттер рухнул на грудь Люциуса, который крепко обнял его, прижимая к себе и с нежностью перебирая влажные волосы. Несколько минут тишину комнаты нарушали лишь треск поленьев и постепенно успокаивающееся дыхание. Наконец, Гарри шевельнулся, недовольно заворчал, чувствуя, как из растраханного ануса вытекает сперма. По телу тут же прошла волна очищающих чар, а ласковые пальцы, легонько массирующие кожу головы, побуждали мурлыкать и ластиться. — Жив? — Ты… ты… — Гарри безуспешно пытался подобрать слова, описывающие всю степень коварства самоуверенного лорда. — Слизеринец ты, вот! Люциус ласково засмеялся и чмокнул встрепанную макушку. — Зато ты был сверху, как и хотел.

***

За окном замерзшая и сердитая сова дожидалась, пока ее, наконец, заметят. К лапе была привязана короткая записка, написанная косым, летящим почерком: «Поттер, Драко оказался слишком убедителен. Мы заключили помолвку. P.S. расслабься и получай удовольствие».