bleeding trapdoor

Тайлеру девятнадцать, и он зачем-то поступает в университет на психологический факультет, чувствуя себя гангстером, волей-неволей затесавшимся в ряды легавых (разве что гангстеры не плачут по ночам). На груди тяжело и грязно. Он вздыхает, трет запястье и втягивает еле подвижные пальцы в рукава свитера. Ноябрь в этом году начался еще в сентябре. В деканате не говорят ничего, что Тайлер не воспринял как символ своей непринадлежности этому месту. В этом году процесс ремонта общежитий «слегка» вышел из-под контроля, потянув за собой череду споров, а затем бумаг, и бумаг, и бумаг. Ему вручают канцелярский объедок — с адресом — и выставляют за дверь — с извинениями за неудобства. Буквально в полуквартале от здания университета, соответствуя ярлыку на листке в руках Тайлера, стоит узкий многоэтажный блок. Внутри оказывается слишком свежо: прозрачные стены, карусельные двери, запах оттертых до рези в глазах полов и отельные коридоры с большими круглыми окнами, овитыми гирляндами. Тайлер не уверен, по какому критерию отбирали студентов на временное проживание здесь. Девушка за стойкой улыбается и говорит много: номера для студентов — с пятнадцатого по двадцатый этажи, заселилось всего трое, возьмите вот это, распишитесь вот тут. Тайлер улыбается (у него почти получается) и успевает понять только пятнадцать, двадцать, три. Он опускает взгляд на лист бумаги и ручку, которую она вталкивает в его пальцы, оглядывает семь пустых строчек, и вписывает свое имя напротив 20A. Так хотя бы наверняка, если что. В кармане вибрирует пачка сигарет. Тайлер просит работницу присмотреть пару минут за его вещами и почти выбегает за пределы стеклянных стен. Первой в его руках оказывается сигарета, и он успевает затянуться перед тем, как принять вызов. — Мы с Мэл заселились, тут просто невероятно, — выдыхает в трубку Эшли, и Тайлер почти слышит, как Мелани улыбается и поддакивает. — Твоя комната где? Есть новости для тебя, и это не телефонный разговор. — В общежитиях не хватает мест, нас отправили куда-то вроде отеля. Адрес скину, тут недалеко, — Тайлер хмурится. — Что-то случилось? Эшли колеблется, и Мартинез разжимает ее ладонь, забирая телефон. Она ждет долгие две секунды, и Тайлер чувствует, как его пальцы подрагивают от ожидания. — Мы не хотели тебе говорить это вот так, — Тайлер думает, что не хочет этого слышать, — но Брендон и Эшли видели Джоша сегодня. У деканата. За углом срабатывает сигнализация; Тайлер давится дымом и чувствует, как на пальцы и за шиворот начинает капать. * Им было одиннадцать. Точнее, Тайлеру было одиннадцать лет и семь месяцев, а Джошу — одиннадцать и двенадцать. В честь этого они — Джозефы и Даны — вместо обычного субботнего ужина должны были поехать на рыбалку, и Тайлер с Джошем все утро провели, копаясь во дворе в поисках червей. Когда их позвали в дом во второй раз, Джош поднялся с земли и потянул Тайлера за собой к поливочному шлангу, помыв сначала свои руки, а потом направив поток воды на ладони Тайлера. Тайлер испачкался гораздо сильнее. От его рук грязь почему-то отмывалась хуже, и на третье «Мальчики, вы готовы?» из кухонного окна Джош бросил это дело и засмеялся. Они стояли наполовину в тени своего домика на дереве, и Дан провел мокрыми пальцами по солнечной щеке Тайлера, стирая пыль с лица. Тайлер прикрыл глаза, подставляясь под прикосновения, с полным червей ведром и свободной ладонью Джоша в черных руках. За закрытыми веками Тайлер не увидел, как резко их лица сблизились, а пальцы Дана легли на его грязную шею. Джош переплел их свободные руки и наклонился, мягко впечатываясь губами в губы Тайлера. Следующее, что помнят глаза маленького мальчика, — вскрик Лоры и глаза его собственной мамы. Он не понимал оттенков их лиц, но почувствовал страх. И Джош почувствовал тоже, сжав его пальцы крепче. Лора схватила Джоша и, позвав Эшли, Эбигейл и Джордана, увела его к машине. Джош оглянулся на него в последний раз. Ведерко тихо упало на землю. * Тем вечером Тайлер слышал, как его мама ровным голосом говорила с Лорой по телефону. На следующий субботний ужин пришли Мартинезы. Еще через неделю Джозефы ходили на ужин к Франджипани. Через месяц пришли сразу две семьи — Уикс и Ури (гиперкомпенсация, криво улыбается сам себе Тайлер теперь). Данов Тайлер больше не видел никогда. Ни одного из них. За все годы тема Джоша поднималась очень редко, но каждый раз это било прямо по ребрам. Тайлер наизусть знает вопросительное разочарование в глазах собственной матери. Он знает, что она устала. Он знает, что она не понимает. У всех есть маленькое воспоминание-ощущение из детства, которое всплывает, когда особенно плохо. Маленькая мечта о тепле, которую ты охраняешь, которая забирается под кожу и остается с тобой на всю жизнь. Мечта Тайлера осталась в тени их с Джошем домика на дереве. Тайлер считает по месяцам. Семь лет и семь месяцев Джош живет в его шкафу. Все, чего хотел бы Тайлер, — услышать от него хотя бы простое «привет», чтобы его пагубная, извращенная вера не умирала. Семь лет и один месяц Джош постоянно ему снился, пока Тайлер не перестал видеть сны совсем. Девяносто один месяц подряд он говорил матери, что все в порядке, а потом находил свою комнату в полном порядке и не находил своих стихов. После второго такого случая Тайлер начал менять замки и изменять привычке писать имя Джоша между строк стихотворений. Теперь он пишет имя Джоша на своей коже. (Так хотя бы наверняка, если что.) Тайлер едва слышит собственное «Вы уверены, что это он?». Тайлер урывками улавливает голос Мелани; кожу уха и шеи слегка жжет от вкраплений оправдания в нем: — Брендон не хотел рассказывать, тогда и без того было тяжело, но Джош, он, — она словно протаскивала слова по горлу, и Джозеф представлял, чего это ей стоило, но ему вся эта история стоила гораздо большего. — Он возвращался в Коламбус около года назад с какой-то группой. Брендон ходил на их концерт. И сегодня узнал его, когда тот выходил из деканата еще с парой ребят, но не успел поздороваться, — Тайлер затягивается до потемнения в глазах. — Мне так жаль, Тай. Тайлер сбрасывает вызов вместе с пеплом сигареты, опираясь на влажное дрожащее стекло. В Коламбусе идет дождь. Перед глазами стоят шесть пустых строчек. Может ли одна из этих строчек принадлежать Джошу, если его тоже вызывали в деканат? Прежде чем успевает осознать, Тайлер стоит над стойкой регистрации и весь трясется, мокрый и взъерошенный, словно он не студент лучшего университета штата, а какой-то наркоман с ручкой в руках. Он поднимается в номер под одну из тех идеальных песен, которые созданы для выключенных магнитол и медленных лифтов. Он оставляет вещи у двери, свет — невключенным и выходит в коридор, к огромному люку двадцатого этажа, в котором мерцает темнеющий город. У окна стоит пепельница. Тайлер тратит несколько секунд на то, чтобы понять, как открывается форточка в самом верху окна, падает на полукруглый мягкий подоконник и закуривает. Даже в свете гирлянд его руки лишь чуть светлее, чем девяносто один месяц назад. Пусть. * Когда Джош добирается до университета после семи часов пути, вокруг то и дело снуют студенты, преподаватели и работники. Дан вдыхает полной грудью; он скучал по духу Огайо: двадцатилетние нигилисты со слишком богатым для двадцати багажом, сердобольные нимфы и черствые нимфетки, на губах которых блестит отголосок выдержанного в бочках яда. За какие-то (Джош надеется, что хорошие) заслуги его отправляют вместо общежития куда-то еще. Спустя каких-то десять минут Джош оказывается в смешанных чувствах и мокрой насквозь куртке перед стойкой регистрации. Он отдает паспорт работнице, пробегается глазами по списку и выхватывает собственное имя напротив номера 20В. Он моргает. Надпись не исчезает. Не успевая толком удивиться, Джош поднимается на строчку выше, на которой тем же, но менее дрожащим почерком вписано Тайлер Джозеф; совсем рядом — 20А. Джош замирает. Девушка за стойкой отсчитывает семь щелчков ручкой. Живот сводит от какого-то совсем животного страха и непонимания. Кто-то крутит карусель, и по пяткам подталкивающе бьет холодный ветер, а Джош зачем-то сжимает ручку меж пальцев. В Коламбусе идет дождь? Джош не знает. Он дышит ровнее. Ничего не произошло. Кому вообще нахуй нужна эта философия? Дьюи, Сартр, Ясперс, треклятый Фрейд — в этих именах не было столько смысла, сколько в простом Тайлер. Он даже не помнит, когда в последний раз слышал это имя не в своей голове. Марк с пятнадцати лет зудел у него под ухом о том, что это детское, что «так не бывает, чтобы люди настолько долго убивались по друзьям детства». Не бывает пьяных истерик и зеленого чая каждое первое декабря, не бывает неловкой тишины при случайном упоминании кем-то Коламбуса — посмотри на меня и скажи, что такого не бывает, Марк. Джошу похуй, всегда было похуй — Тайлер тоже не забыл. Это не то, что Джош планировал. Он обещал себе найти Тайлера однажды, он планировал это годами, но не то, что Тайлер найдет его. Почти дотрагиваться до того, чего не касался много лет, — сущее искушение. Джош хочет получить ответы, но не хочет задавать вопросы, поэтому благодарит девушку за стойкой несколько раз, поправляет рукава рубашки и идет к лифту. Пока лифт поднимается на двадцатый этаж, Джоша начинает потряхивать. Годы ожидания того, что, уже казалось, должно остаться в прошлом, словно разъедают его изнутри и снаружи — лишь бы Тайлер не решил выйти из номера прямо сейчас. На этаже всего два номера на двоих и шесть приглушенных лампочек, — и это важно. Большое окно кажется незначительным, пока Джош не слышит привкус остаточного дыма. Тайлер курит? Джош поправляет себя: Тайлер тоже курит? У окна стоит пепельница. Джош прикидывает: сигарету небрежно затушили, не докурив одну вторую. Для него: где-то между четырнадцатым и семнадцатым этажом (между тем, как Джош закатил глаза на автотьюненной строчке «Ведь ты так нужна мне, детка», и его облегченным выдохом на вступлении, должно быть, нечаянно включенной хорошей песни). У окна все еще тонко дымит смесью терпкого одеколона и никотина, и это важно. Когда дверь номера 20В тихо стучит о деревянный косяк, сигарета в пепельнице скурена на две трети; Джош находит спальню и не раздеваясь падает на кровать. Он несколько минут по привычке вырисовывает пальцем контур чернил на бедре сквозь ткань джинсов и засыпает под ритмичную партию капель за окном. * Им не удается встретиться — удается не встретиться — три целых дня подряд. В первый день учебы Джош, обуваясь, слышит легкий запах дыма, сквозящий через щель между полом и входной дверью. Он втягивает столько воздуха, сколько может, выдыхает в холодную поверхность, прислоняясь к ней лбом, и выходит только тогда, когда шаги Тайлера исчезают за углом. На этот раз сигарета в пепельнице скурена до фильтра; за закрытым окном самое сердце Коламбуса все еще обливается кровью. Когда дверцы лифта тихо отталкиваются друг от друга, в пепельнице две скуренные до фильтра сигареты. Джош обнимает себя обеими руками, закрываясь от холодного воздуха из открытой форточки, и заходит в лифт. * На следующий день Тайлер сидит в свитере и боксерах, укутавшись в одеяло, у своей входной двери с полвосьмого утра и ждет. Ждет, когда хлопнет дверь напротив, с блокнотом и ручкой на коленях. К девяти посреди пустой страницы блокнота всего одна строчка: я замерз Он переносит ручку к собственному запястью и обводит тусклый контур первой буквы. Где-то между третьей и четвертой буквой имени, между 9:13 и 9:14 утра Джошуа Дан негромко закрывает дверь номера. Его шаги звенят в ушах и незаметно переходят в мигрень, когда Тайлер прикладывается несколько раз затылком о дверь, пишет ниже «ты слышишь?» и закрывает глаза. * Третий день — выходной. Тайлер пишет о том, что не умеет летать. В углу страницы он вырисовывает человеческую фигуру — (не то чтобы он хорош в этом — не то чтобы он контролирует свои руки) — пытается воспроизвести лицо, каким оно могло бы быть сейчас меньше чем в ста метрах от него. Рисует и тут же затушевывает. Через стену-коридор-стену Джош повторяет ту же процедуру, что практиковал из года в год: в сотый раз за день снимает с блокировки телефон, где уже открыт фейсбук, и не без усилия отталкивает палец от буквы Т, мысленно отбивает наказанием по своим же рукам. Он так привык к тому, что Тайлер — это что-то только его, что-то запретное, старое, но навсегда. Это неправильно. Это все неправильно. * Под вечер — под «просто знай, что больно от всего» в левом наушнике — вибрация от двери 20В бьет по 20А; а заодно и по кружке с красным чаем в руках Тайлера. В нижнем углу лежащего у него на коленях блокнота расплывается розоватое пятно каркаде чуть выше размытого лица. Тайлер оставляет все, кроме одеяла, в комнате, подхватывает с тумбочки «Удушье» и сползает по стене у порога. Вечер выходного дня — и Джош может перейти дорогу пьяному водителю, стать жертвой ограбления, отравиться ядом с чьих-то губ. На этой мысли Тайлер почему-то словно смотрит в зеркало — сколько яда Джош мог бы собрать с этих губ? Тайлер дергает канцелярскую резинку на руке и возвращается в Дансборо. Третий день — почти целый: Тайлер сидит у двери и не слышит шагов — одиннадцать — не слышит музыки из лифта (через вечно закрытые двери — непосильная задача) — полдвенадцатого — и — без десяти двенадцать — не слышит собственного дыхания. Он почему-то кашляет вместо того, чтобы сразу вдохнуть, и только потом забывчиво начинает дышать снова. Без двух минут понедельник — без приличной одежды ниже пояса — он выходит покурить в коридор, оправдывая это желанием выветрить мысли о Джоше из квартиры и нежеланием выветривать из нее бродящий запах сигарет потом. Джозеф падает на полукруглый подоконник, сгибая ноги в коленях, и, опустив пепельницу на пол, закуривает. Дождь почти перестал; капли чего-бы-то-ни-было на изнанке окна черные в полумраке полуночи. Тайлер улыбается, наблюдая за кровоточащим люком, и спрашивает себя, кому эта кровь принадлежит. Ему? Джошу? Кто-нибудь еще замечал, что в лунном свете кровь кажется черной? (Особенно на снегу, — Джош замечал это каждое первое декабря с пятнадцати до семнадцати лет, сбегая от родителей на задний двор с натирающим перочинным ножиком в ботинке и антисептиком в кармане.) Тайлера будит щелчок лифта. Кости ноют во всем теле, словно переломанные, и он мнется несколько секунд, но заставляет себя встать. Тайлер облокачивается на выступ стены у окна, путает шаги с мигренью, а ощущение того, что кто-то стоит у него за спиной, — с паранойей. Прежде чем он начинает понимать, между ними уже (все еще) целый метр. Внутри бьется все, что может: сердце, уверенность, стекло. Джош выдыхает — Тайлер будто слышит свое имя и вдыхает. Руки у Джоша сильные, думает он и понимает руки Джоша на его бедрах. Джош мягким, исполненным страха движением тянет Джозефа на себя. Тайлер жмурится и позволяет себя повернуть, позволяет дотронуться до своей щеки, шеи, затылка, уткнуться себе в плечо. После пары минут в таком положении он немеющими пальцами поднимается по ткани чужой рубашки. Только после того, как Тайлер утягивает грудную клетку Джоша в объятии, он заставляет себя открыть глаза. У Джоша волосы розовые и ужасно мокрые — Тайлер обещает себе пожаловаться на погоду позже (обязательно с бюджетным британским акцентом), пока не понимает, что влага на его плече однородна с той, что у Джоша в волосах. Капли чего-бы-то-ни-было полупрозрачны у него на лице; Тайлер изгибается в агонии — в руках Джоша — и не улыбается, но снова спрашивает себя, чья эта кровь. Его или Джоша? Тайлер засыпает — в слезах — в руках Джоша. Джош относит его в номер, и Тайлеру снится, как его пальцы, цепляющиеся за край люка и скользкие от стекающей с него крови, перехватывают. * Он не знает, спасли его или утопили. * Следующим утром никто из них не выслушивает ни запаха дыма, ни стука мигрени за входной дверью; Тайлер лишь секунду мнется, обвивая пальцами ручку. Следующим утром пепельница остается пустой. В университете все сложнее. Тайлер перестает избегать встречи с Джошем и начинает избегать вопросы от Эшли и Мелани. Брендон выглядит более виноватым и отмалчивается. В районе полудня — в районе главной аудитории их факультета — Тайлеру видится розовая макушка поверх десятков голов, но лишь на две секунды, пока поток не смывает по местам назначения. Это важно. Они не видят друг друга еще день. Тайлер не уверен, что запомнил лицо Джоша, едва разглядев его в полусонно-горящем состоянии в воскресенье, но его волосы розовые — не такие, как каркаде, больше похоже на мягкую сахарную вату, — и Тайлер хочет, чтобы в следующий раз они были сухими. Вечером среды Тайлер убеждает себя, что полон намерения — страха — встретить Джоша. Это намерение окупается одной сигаретой, сотней прочитанных страниц и лохматым Джошем, идущим в свою комнату в восемь вечера. Тайлер почти не смотрит, но знает, что тот слегка спотыкается и замедляет шаг. Джош проходит мимо своей двери, словно сомневаясь в том, стоит ли ему доходить до окна в конце коридора. Тайлер откладывает книгу, туго сглатывает, пытаясь подавить волну нарастающего пульса, бьющего ощущения в горле, пальцах, низу живота, бедрах. Джош остается, облокачиваясь на выступ, как Тайлер три дня назад. Тайлер жмурится, чтобы не видеть руки, волосы, бедра, лицо, и чувствует на себе аккуратный, практически извиняющийся взгляд. Через несколько минут — через собственное усилие — Джош опускает взгляд и хрустит пальцами откуда-то справа, на уровне коленей полулежащего на подоконнике Тайлера. Он выуживает пачку сигарет из кармана. Тайлер чувствует скопления чего-бы-то-ни-было на изнанке собственных глаз, заставляет себя их открыть и уставиться в пластиковый изгиб люка. Он не оборачивается. Пусть. Ровно через минуту — воздух все ещё чист, и в тишине слышны похлопывания по карманам джинсов. Левая рука Тайлера невольно поднимается по бедру, останавливаясь у кармана; указательный палец беззвучно отстукивает по картонному контуру пачки. Тайлер на него не смотрит. Джош вздыхает — Тайлер затягивается чистым, поделенным на двоих воздухом в последний раз — и пальцы исчезают в кармане. Взгляд Джоша нервно цепляет скулы Тайлера, изгиб носа, подбородок — все, что не губы, — и опускается на розовую зажигалку в его руке. Тайлер держит ее низко, в полсилы не играя заинтересованного, но играя в полсилы незнакомца. Когда Джош тянется за ней, Тайлер вдруг вздрагивает и отдергивает руку. Он дрожащими пальцами достает собственную пачку и — десять минут девятого — сжимает сигарету зубами. Никто из них не начинает разговор первым. Тайлер, весь дрожащий, поднимает себя с подоконника и глаза — на Джоша, встречаясь с его на несколько секунд. Он чувствует влагу на своем лице. Он чувствует взгляд на практически выцарапанном черной ручкой имени Джоша. Он чувствует взгляд на канцелярской резинке на запястье. Тайлер цепляет с пола пепельницу, оставляя ее на своем месте у подоконника, и закуривает. Джош отсчитывает две затяжки и подается вперед, оттесняя Джозефа к стене левее от окна, и, фиксируя его одной рукой за плечо, сводит необожженный конец собственной сигареты с тлеющим огоньком сигареты Тайлера. Тот почти уверен, что все наоборот, потому что в горло, словно от подожженного фитиля, бьет избытком дыма, и он кашляет, но не отстраняется. Сигареты разъедают друг друга — чертовски метафорично и ужасно банально, Джош, не находишь? — и Джош поглаживает его бедро свободной рукой, прикрывая глаза. Они синхронно тянутся к сигаретам, но Джош дотягивается почему-то быстрее и почему-то не до своей, оставляя руку Тайлера озадаченно висеть в воздухе. Он смотрит на Джоша несколько секунд, моргает, неуверенно зажимает подушечками большого и указательного пальцев фильтр его сигареты, отнимая ее от чужих губ, и затягивается. Тайлер прикрывает глаза и чувствует, как Джош вжимает его бедра в стену своими, выдыхает дым в лицо, прислоняется лбом к его лбу, обхватывает свободной рукой запястье, поглаживая собственное имя большим пальцем. Полдевятого за углом раздается (должно быть, случайный) щелчок лифта. Хоть они оба знают, что на этом этаже никто, кроме них, не выходит, Джош отталкивается от стены, тушит сигарету в пепельнице и заходит в свой номер. Тайлер слышит, как двери лифта снова изолируют их от навязчивой музыки. Он тоже тушит сигарету, с трудом открывает форточку и переводит взгляд на дверь 20В. Он чувствует сквозняк и понимает, почему, — через пространство между дверью и дверным косяком видно (должно быть) пастельный окрас стен в темной прихожей. Тайлер смотрит туда, потом на свои ноги, на книгу, лежащую у окна, снова на незакрытую дверь. Как только он закрывает за собой дверь, погружаясь в полную темноту, его лопатки врезаются в нее. Выдох приходится прямо между губ Джоша перед тем, как Тайлера накрывает его телом. Пальцы Джоша, все еще холодные с улицы, берут старт с шеи и осторожно двигаются по застывшему телу Тайлера. Он стягивает подвернутые рукава свитера так, что они полностью закрывают ладони Тайлера, и приподнимает его полы, слегка царапая живот. Тайлер окончательно сдается, размыкая губы со звуком, больше похожим на очень тихое мяуканье. Он обмякает в руках Джоша и оставляет руку на его затылке. Вот так. Словно не было семи лет между ними двумя. От поцелуя на заднем дворе и до этого вот момента. Джош не сдерживается первый, то ли выдыхая, то ли вдыхая с его именем на губах, и спускается на его шею. Зеркальное Джош вырывается стоном. Тайлер смущается себя, зарываясь носом в плечо Дана, чувствуя, как тот прикусывает кожу чуть ниже уха. У Джоша приятный глубокий тембр с мягкими перекатывающимися согласными. Он понимает: — Я хочу слышать тебя, Тайлер, — он смотрит ему в глаза и лишь на мгновение Джозеф видит в них отражение одиннадцатилетнего себя. — Я не слышал тебя семь ебаных лет. И Тайлер целует его; выдыхает громче, чем мог бы себе позволить, собирает языком остатки имени Джоша с собственных губ, когда тот отвлекается на его щеки, шею и ключицы; тянет сухие розовые волосы и раздвигает ноги, впуская между ними горячее даже через ткань бедро. — Ты такой красивый, — рычит Джош ему в шею, потом на секунду обрывает себя и пробует, — я так скучал по тебе, котенок. Джош невыносимый. — Я скучал по тебе тоже. Джош невыносимый везде: на губах, на шее, бедрах, сердце; кожа к коже и не дает дышать; ведет ногтями по животу и выбивает Тайлера из равновесия, резко спускаясь ладонью к паху. Тот издает полузадушенный стон в потолок и болезненно сцепляет пальцы в волосах Джоша, который пытается заглянуть в его лицо в поисках протеста. — Мы можем остановиться, если ты хо- — Не хочу, — резко перебивает Тайлер и вынуждает Джоша вернуться к его телу. Чувствуется правильно: Джош всегда должен был стать именно этим человеком для него — они оба это знали. Тело Тайлера горит от жажды внимания; он трется о бедро Джоша, когда тот снова сжимает его через джинсы одной рукой, а другой поднимается к шее. Джош усмехается: — Может, хотя бы поговорим сначала? — и не имеет этого в виду. Тайлер качает головой: — Я тебе так все скажу. — Насколько далеко? — спрашивает Джош, слегка надавливая на бьющуюся вену. Тайлер ерзает: — До конца, — он импульсивно оставляет короткий поцелуй на губах Джоша. — Только дай мне… пару минут, хорошо? Джош кивает, возвращая поцелуй, и неохотно выпускает его из рук. — Только не отнимай у меня все удовольствие. Тайлер улыбается. Джозеф выходит из ванной — десять часов — и слышит, как гостиная слегка звенит, вытягивая первые аккорды Silver*. Он оставляет на себе свитер, неравномерно свисающий с плеч до середины бедер, и больше ничего. Джош стоит посреди комнаты без джинсов. В его руках бокал вина сорта для-среднего-класса и подключенный к колонкам, рядом с которыми стоит смазка, айфон. Тайлер думает, что все это вообще не адекватно. Тайлер думает, что любит свою жизнь. Джош голодно оглядывает его с ног до головы и медленно подходит (Тайлер успевает моргнуть). Тайлер перенимает бокал из рук и опрокидывает в себя сразу все, отставляя его на ближайшую тумбочку. Это все по-настоящему. — Джош, пожалуйста, — почти хнычет Тайлер, чувствуя, как твердеет от близости. — Помоги мне. Его снова целуют. Тайлер гладит его бицепсы, широкие плечи, узкие бедра и чувствует себя так правильно. Они целуются несколько минут, пока Джош не оставляет на его губах очередное «такой красивый», поддевает край свитера, мимолетно гладит живот и без лишних вопросов обхватывает пальцами его член. Джозеф цепляется за его плечи и подается бедрами вперед, позволяя положить руку себе на поясницу. Джош поднимает свободную руку с его поясницы, тянется за смазкой, проникает под свитер, оглаживая задницу, и давит смазанным пальцем на колечко мышц. Тайлер шипит скорее от нетерпения, чем от ощущений, и принимает в себя поочередно два пальца. Джош целует его и решает не контролировать то, как он подается назад на его пальцы. Джош просит его встать на локти и колени, и Тайлер, опускаясь на пол перед ним, замечает маленькую татуировку на левой ноге над коленом. Тайлер моргает. Джош сделал татуировку с его именем. Джош прослеживает его взгляд и прикусывает нижнюю губу, когда Тайлер тянется к его бедру. — Сколько ей? — его голос дрожит параллельно рукам, гладящим кожу выше колена. — В два раза меньше, чем то время, что мы не виделись, — Джош улыбается какому-то своему воспоминанию, в котором Тайлера не было. Он наклоняется и целует его. Тайлер держится за мысль о татуировке даже тогда, когда Джош трахает его языком и пальцами, растягивая под себя. Он чувствует, как ломит сердце от удовольствия и боли, и подается назад сильнее. Джош оставляет горящий след на его заднице как предупреждение, и Тайлер задыхается, цепляясь пальцами за ковер. Он растянут достаточно, чтобы получать приятную тугую вибрацию от дискомфорта, когда Джош смазывает его и заполняет до конца. Джош меняет позу, спиной облокачиваясь на диван и утягивая к себе на колени Тайлера, который стонет от того, как это действие отдается внутри; из него будто тянут все органы разом, и незнакомая легкость ураганом пробивает все тело. Тайлеру до спазмов в сердце больно и хорошо от любого движения, любой мысли; Джош говорит, какой он хороший для него, и снова его имя, его имя, его имя. Движения становятся глубже и размереннее, и Тайлер постанывает с каждым толчком, опираясь рукой поверх татуировки собственного имени. — Блять, ты такой красивый, Тайлер, — Джош целует его влажную спину, двигаясь чуть резче, — такой узкий, — он чувствует, как правая рука перехватывает его поперек живота, а пальцы левой аккуратно обхватывают горло. Тайлер откидывается назад, сдавая контроль над собственным телом. Он теряет счет времени; открывает глаза, лишь когда песня снова меняется, и ловит отражение, не успевая понять, где именно. Джош, блять, невыносимый. — Я хочу видеть тебя, — хрипит Тайлер с переходящим в жалобно высокое «Джош» последним словом. Джош утыкается лбом в его спину, оставляя еще один поцелуй под лопаткой, замедляется и позволяет ему поменять позицию. Джош пахнет теплом, вином, сексом и фисташковым мороженым. Тайлер возвращает его ладонь на свое горло и сцеловывает остатки вина с его губ. Свободной рукой Джош царапает спину Тайлера, гладит ягодицы, тянет за волосы. Джош везде. Он облизывает губы со словами «вот так, котенок». Тайлер выдыхает тихое «папочка» синхронно с Разерфордом* в колонках, только чтобы подразнить, и позволяет себе смешок. Хватка на его шее сужается, и он резко перестает улыбаться, закатывая глаза от удовольствия: — Так хорошо, так, блять, хорошо, — Джош отпускает его горло и сталкивает их губы, зубы и языки. Когда Джош ускоряется, Тайлер едва успевает дышать, только держится за него и скулит. — Блять-блять-боже-Джош-господи, — тянет Тайлер на одном дыхании, и Джош раскрывает его сильнее, наверняка оставляя на ягодицах следы. — Я близко. — Давай, котенок, — разрешает он, сжимая горло и доводя его до оргазма. Тайлер чувствует, как от движений Джоша максимально утягивается узел в животе, и слабо шепчет, лениво соединяя их губы: — Кончи в меня, — они даже не целуются, просто дышат друг другу в губы, и Тайлер практически умоляет. — Я твой, блять, пожалуйста. Тайлеру отпускает себя и ему (не) кажется, что он слышит «я люблю тебя», тогда, когда пальцы Джоша белеют на его бедрах (рядом с тем местом, где Тайлер обязательно набьет его имя). Он не помнит, как оказывается в кровати, но бормочет куда-то в подушку что-то в ответ и отключается. * Тайлеру снится, как его пальцы, цепляющиеся за край люка и скользкие от стекающей с него крови, перехватывают. * Его спасают. * Он просыпается от того, как Джош прикусывает кожу под его тазобедренной косточкой. Вместо того, чтобы растеряться и сбежать, Тайлер смотрит на него, такого же лохматого и с такой же улыбкой (с кончиком языка между зубов), как и семь лет назад, и почему-то смеется: — Господи, блять, — выдыхает он громче, чем обычно может себе позволить, и вплетает пальцы в розовые волосы. — Богохульство тебе идет, — Джош целует в том месте еще раз, а потом проводит дорожку поцелуев до самого подбородка Джозефа. — Приятно слышать это от мистера Я-с-четырех-посещал-все-службы И-ни-разу-не-возмутился, — усмехается Тайлер и уклоняется от мятного поцелуя в губы. — Мне тоже нужно почистить зубы. Он с трудом заставляет себя выползти из объятий Джоша и дойти до ванной. Джош из комнаты повышает голос: — В любом случае, поверь, к восемнадцати я уже вырывал страницы из Библии ради косяка. — Ловил мгновение? — хмыкает Тайлер с щеткой в зубах, заглядывая в спальню. Он чистит зубы достаточно тщательно, чтобы позволить себе целовать Дана, и возвращается к нему, седлая его бедра и тут же оказываясь перевернутым на спину. — Как угодно, — Джош слегка оттягивает его волосы, и Джозеф находит повод томно выдохнуть. — Среди моих все равно не осталось ни одного верующего. — Разве мамочка не говорила тебе не водиться с безбожниками? — поддразнивает Тайлер — не только словами — его пальцы ненавязчиво падают на резинку белья Джоша. — Разве твоя не говорила то же самое? — улыбка Джозефа слегка подрагивает, и он откидывает голову, каким-то образом оказываясь еще ближе к Джошу и подпуская к своей шее. — Разве мы не выяснили, что мнения, в которых наши родители сходятся, не приводят ни к чему хорошему? — шепчет Тайлер, припуская обиды в голос. Джош закатывает глаза, гладит его бедра, утыкаясь носом в шею, глубоко вдыхая и прикусывая изгиб адамова яблока. Они целуются до «Джош опаздывает на завтрак» часов — до разбитого вида — до входной двери от самой спальни — и окончательно отрываются друг от друга только к «Джош опоздал на завтрак» часам «но еще может успеть на пару» минутам. — Господи, это странно, — Тайлер качает головой, вводя свой номер в телефон Джоша в прихожей, и прикусывает губу. — Прошло больше семи лет, а я как будто каждый день был с тобой, словно- — Словно не было этих семи лет, — заканчивает Джош. — Но мы ведь можем к этому привыкнуть? Вопрос звучит уточняюще, Тайлер кивает и проводит по волосам Джоша напоследок: — Я скучал по тебе так сильно, Джей. — Я тоже скучал по тебе, — Джош мажет губами по его щеке, пальцами — по слегка размытой надписи на тайлеровом запястье, — поспи еще немного, — и стягивает с его руки канцелярскую резинку с обещанием увидеться в кампусе. Тайлер тратит полчаса на поиск лучших тату-салонов поблизости и выходит из дома за полтора часа до начала своей первой пары, договорившись встретиться с Эшли и Мэл в библиотеке. Они не спрашивают про следы на его шее — он не спрашивает про их. Джош, сидя в аудитории, набирает Марку: он нашел меня Тайлеру он пишет: встретимся после моей пары? трибуны или библиотека — выбирай Тайлер отвечает сразу: я люблю тебя И добавляет через секунду: сначала библиотека Капли чего-бы-то-ни-было на окне остаются засохшими каплями воды; пепельница — пустой, а Тайлер — в номере 20В (если только Джош не приходит к нему в 20А со своим вечнозеленым чаем и новым сезоном «Бесстыжих»).