Письма Санте

В канун Рождества все улицы, заполненные суматошными людьми, были запорошены белоснежным снегом. Он медленно падал с небес в виде крошечных снежинок и опускался землю и на розовые щеки снующих туда-сюда людей, тут же превращаясь в стекающую вниз к подбородку прозрачную каплю. Облаченный в длинный весенний плащ, который явно не подходил к погоде на улице, мужчина сидел напротив большого окна и, покусывая кончик ручки, внимательно смотрел на падающие на стекло снежинки, плавно скользящие по стеклу вниз, оставляя после себя влажную дорожку. Мужчина любил снег. Он любил Рождество. Любил новогоднюю суету, любил смотреть, как дети бросали на землю пакеты с едой и подарками, которые помогали родителям донести до дома, и начинали лепить огромных снеговиков, кидаться снежками друг в друга. Вскоре к ним присоединялись и родители, ненадолго снова окунаясь в детство. Они жертвовали шарф, шапку, варежки для нового снеговика, пытаясь сделать его самым красивым в городе. А после, полностью закончив с детскими забавами, они всей семьей отряхивались от снега, хватали с земли покрытые пушистым снегом пакеты и торопились домой. Успеть сделать праздничный ужин, украсить елку, испечь имбирное печенье для Санты… Дел было настолько много, что уже примерно в шесть часов вечера улицы начинали постепенно опустевать. Детский смех утихал, снеговики стояли на жутком холоде в полном одиночестве. Все сидели дома, изредка поглядывая через замерзшее окно на улицу. Мужчина отвел взгляд от окна. У него была куча дел, которые нужно было успеть сделать до наступления Рождественской ночи. А если он будет продолжать так мечтательно всматриваться в окно и считать снежинки, опустившиеся на стекло, он точно ничего не успеет. На столе лежала огромная куча - иначе это не назовешь - детских писем, адресованных Санте. Мужчина, устало улыбнувшись, окинул их быстрым взглядом и, усевшись за стул спиной к окну, взял из кучи первое попавшееся письмо и стал внимательно в него вчитываться. “Хачу радиупровляимый витролет каторый я видил в тарговам центре вчира. Майкл 4 года” Мужчина улыбнулся, прикрыв рот ладонью. Он подумал, насколько же похожи друг на друга большинство детей! За все несколько лет, что он разбирает детские письма Санта-Клаусу, он ни разу не нашел просьбу подарить детям что-то абстрактное. Что-то, что нельзя купить в торговом центре. Счастье близких, здоровье родных, понимание… Большинство просили лишь об игрушках, модной технике. И это происходило независимо от возраста детей. Тяжело вздохнув, мужчина отложил письмо в стопку прочитанных, записал на отдельном листе бумаги адрес, имя ребенка и игрушку, о которой он просит. Он прекрасно запоминал все письма. А потому разбивать стопку прочитанных писем на те, которые можно осуществить, и те, на которые мужчина даже не думал тратить время, не было необходимым. Протянув руку к куче непрочитанных писем, он взял в поверхности еще одно и снова принялся внимательно читать. - Кастиэль! - успев прочитать только “Дорогой Санта!”, мужчина поднял голову к вошедшей в комнату без стука девушке в зеленом костюме эльфа. - Я принесла еще! - Конечно, Элис, ты можешь войти! - усмехнулся Кастиэль, указывая девушке на кучу писем. - Прости, - она улыбнулась и положила стопку писем на стол, рядом с кучей непрочтенных. - Обязательно прочитай! - Непременно, - кивнул мужчина, откладывая письмо обратно к непрочтенным, и взял первое письмо из новоприбывшей партии. - А что в них особенного? Кто-то попросил живую лошадку? Или лучшего друга? - Не важно, что они попросили. - Элис была настолько счастлива, рассказывая о тех, кто написал эти письма. Она так же, как и Кастиэль, очень любила Рождество и детей. - Ты бы видел их лица, когда они кидали эти письма в общую коробку! Как будто это их последний шанс! - Ты что, специально откладывала их письма? - Нет, конечно нет… - девушка отрицательно закивала головой, но под напряженным вопросительным взглядом мужчины быстро сдалась. - Да. Они сегодня просто потоком шли! И не только дети! Там были и взрослые. - А ты думала, что в Санту верят только маленькие дети, которые, - Кастиэль прокашлялся, вспоминая последнее прочитанное письмо, - “хатят радиупровляимый витролетик каторый видели в тарговам центре”? - он тихо засмеялся. - Иногда даже взрослые просят чего-то у Санты. Вот только, увы, так же, как и дети - ничего абстрактного. - Ты ведь всем сможешь помочь? - Элис с надеждой взглянула на мужчину. - А зачем, ты думаешь, я спускаюсь сюда каждое Рождество? - Кастиэль развел руки в стороны. - Думаешь, ангелам заняться больше нечем? - Прости, - девушка снова глупо хихикнула и, поправив зеленую курточку, поспешила удалиться из комнаты. - Ты пока что единственный настоящий ангел, с которым я знакома! Мужчина ничего не ответил на это. Лишь улыбнулся уголками губ и, проводив девушку взглядом, взял одно письмо из новой стопки. В последнее время Кастиэль стал часто задаваться вопросом, почему он однажды, наплевав на все запреты и правила, решил спуститься с небес на землю? Со спокойных небес, со своего личного уголка в раю, где он жил последние несколько миллионов лет в качестве обычного бестелесного ангела. Кастиэлю всегда нравилось быть ангелом, но лишь от того, что он не знал другой жизни. Он был прикован к небесам, покидать которые были строжайше запрещено. Не говоря уж об овладении человеческим телом, что вообще каралось по очень строгим правилам. Но так же Ангел обладал необычным для ангелов характером. Именно этот характер и заставил его однажды забыть о правилах и, рискуя навлечь на себя гнев Отца, спуститься в мир людей, ненадолго вселившись в тело первого встречного мужчины. Ему хотелось узнать, каково это – ходить на двух ногах, чувствовать на коже дуновение ветра, слышать настоящий детский смех… Дети. Пожалуй, они были одной из самых главных причин, почему Кастиэль решился походить в облике человека. Он любил детей. Любил наблюдать за ними с небес, следить за их развитием, резкой сменой интересов, за всей их жизнью. Порой вмешивался в их жизни, стараясь уберечь их от каких-либо неприятностей, напрочь забывая о том, что вмешиваться в людские судьбы также запрещено. Запреты, запреты… Сплошные запреты! Жить в таком мире так долго, не имея рядом единомышленников очень сложно. Даже ангелам, которые, казалось, были абсолютно довольны своей жизнью. Ведь они спокойно лежали на мягких облаках, разговаривали друг с другом совершенно ни о чем. И так миллиарды лет подряд. Многие уже давно забыли, для чего вообще Господь создал Ангелов. Они просто существовали без определенной цели. А живущие под небесами люди тем временем крупно страдали из-за невмешательства высших сил в их судьбы. Они безуспешно молились каждый вечер, взывали к помощи, а жители небес и понятия не имели о том, что кому-то нужны. Все ангелы были заняты лишь одним – обсуждением, действительно ли облако, на котором лежит Михаил, похоже на маленькую аквариумную рыбку из человеческого мира? Кастиэль, кажется, единственный, кому надоели эти вечные восседания на облаках, знал, что помочь абсолютно всем он не сможет. Пусть и отчаянно хотел. Пока он находился на небесах, помочь кому-то было просто невозможно. За это полагалось одно из самых серьезных наказаний. Вот только никто из оставшихся на небесах ангелов не знал, что это за наказание. Однако тех своих братьев, кто однажды пошел против воли Отца и помогал людям с небес, уже давно никто не видел. Кто-то говорил, что их заточили в Ад. Кто-то думал, что у них отняли силу, стерли воспоминания и отправили в человеческий мир. Догадок было много, но едва ли хотя бы одна из них была верной. «Можно подумать, теперь я помогаю им!» - угрюмо подумал мужчина, зачесывая волосы назад. Он часто с грустью вспоминал, для чего он вообще однажды спустился в этот мир. Он хотел помогать детям. Но почему-то он стал помогать им не в больнице, а в обычном торговом центре. И только в канун Рождества. Возможно, это и не приносило детям здоровье. Но зато это делало их счастливыми. Пусть и на короткий срок. Новое письмо, оказавшееся в руках у Кастиэля, было очень жестким, холодным. Глянцевая бумага была гладкая, а растекающиеся по ней чернила – черными, сливающимися в одно большое мрачное пятно. «Вот хоть бы раз попалось письмо с сердечками или, хотя бы, написанное яркой фиолетовой ручкой», - снова мысленно пробурчал Кастиэль. Он уже хотел отложить это письмо в сторону, но вспомнил умоляющий тон Элис, которая принесла ему письма, увидел, что письмо начинается со слов «Дорогой Санта!» и, тяжело выдохнув, откинулся на спинку стула и начал читать. «Дорогой Санта! Я понимаю, что тебя, наверняка, не существует. Но так уж вышло, что я до сих пор верю в чудеса. И верю, что, если хотеть чего-то очень сильно, оно сбудется. Так вот, мне не нужны подарки. Лучше подари их детям из детдомов. Им они нужны больше. А я прошу только об одном. Я хочу играть с парнями в футбол. Я хочу бегать по лесу и дышать воздухом. Я хочу чувствовать, как от усталости у меня быстро бьется сердце и дрожат ноги. Я прошу у тебя этого уже второй год. И не только у тебя. На день рождения, когда падает на щеку ресница, на все-все праздники. Каждый вечер я смотрю через окно на звездное небо и жду чуда. Но оно так и не случается. Я по-прежнему не могу ходить. Я прошу тебя всего лишь о паре здоровых ног, которые у меня забрала та жуткая авария. Это ведь для тебя раз плюнуть! Прошу, всего лишь две ноги. И мне хватит этого до конца жизни. Я больше никогда и ни о чем тебя не попрошу. Дин Винчестер. 16 лет». Кастиэль молча неотрывно смотрел на письмо еще несколько минут. Разобрать неаккуратный размашистый почерк оказалось довольно трудно, но он был уверен, что все прочел правильно. Ангел быстро переводил свой взгляд с одного слова на другое. «16 лет… авария… не могу ходить» - он ненадолго останавливался на этих трех предложениях, по несколько раз перечитывая их и словно пытаясь отчетливо представить в голове картинку описанного в письме ужаса. Но полная картина так и не складывалась. Стоило мужчине представить радостного маленького мальчика, сидящего на заднем сиденье машины, он тут же хмурился и начал трясти головой, пытаясь отогнать от себя эту сцену. Слишком страшно… Он был еще слишком юн для подобного кошмара! «Что ж… Иногда попадаются и такие!» - мысленно признался себе Кастиэль. Он знал, что самое необходимое в этой его работе, – не испытывать сочувствия или симпатии и этим детям. Раз уж он взялся помогать Санте, то должен делать это так же быстро и абсолютно беспристрастно, как и он. Что поначалу сделать было очень сложно. Кастиэль то и дело выделял из списка всех детей тех, чье письмо тронуло его в какой-то степени больше, чем все другие. И ребенок, сверх того, о чем он просил у Санты, получал что-то еще, лично от Ангела. «Зря, зря, зря» - думал Кастиэль, смотря на выбранного фаворитом ребенка после Рождества. У большинства, как только часы пробивали полночь, сразу же менялось поведение. Причем далеко не в лучшую сторону. «Никаких фаворитов. Никаких фаворитов!» - твердил он себе не переставая каждый год подряд. И каждый год нарушал это правило. Всегда находился ребенок, который вызывал у Ангела симпатию или сочувствие. И в этом году таким ребенком оказался некий Дин Винчестер. Кастиэль не знал, что делать. Даже после того, как он отложил письмо себе в нагрудный карман пальто и продолжил читать остальные письма, быстро разбивая их на нужные и ненужные, он продолжал думать о том мальчике. Как ему помочь? Нельзя же вот так сразу вылечить ему ноги! А может это и будет лучшим вариантом? Он тихо проснется под Рождество и обнаружит, что может ходить. Нет-нет, совсем не то… Может, лучше выбрать более подходящий для него подарок? Например, внезапно освободившееся место в какой-нибудь хорошей клинике? Тогда это не будет выглядеть так уж невероятно! А может, лучше все-таки все сделать самому? Как в таких ситуациях говорят люди: «Нам нельзя светиться!». И просто так совершать такие вещи, как возвращение зрения от рождения слепому ребенку или восстановление обеих ног после аварии, – это бы запросто все разрушило. Неизвестно, что бы Кастиэля ждало дома после таких «фокусов». Если бы ангелам было позволено, они бы помогали всем и каждому. Люди бы не утратили веру в чудо. Это был бы новый идеальный мир! Но, к сожалению, подобные законы устанавливают далеко не ангелы. Они лишь подчиняются, исполняя эти законы. Как и люди, – независимо от того, нравится им это или нет. Через несколько часов, когда Торговый Центр уже давно закрылся, но в нем все еще осталось несколько работников, приводящих свои отделы в более Рождественский вид, Кастиэль, поправляя пальто, вышел из выделенного ему небольшого кабинета и направился к выходу. На улице все еще было холодно. Крупные хлопья белоснежного снега, запорошившие все дороги, все еще медленно падали с чистого, покрытого россыпью мелких звезд ночного неба. Губы ангела расплылись в улыбке. Как бы то ни было, он был без ума от Рождества и от зимы в целом. Если бы только ему выпала возможность ненадолго стать человеком, ощутить, как мерзнет кожа, почувствовать, как растворяются на щеках снежинки, оставляя после себя лишь крупные капли. Накрыть горячими ладонями заалевшие от мороза щеки. Сесть где-нибудь в парке под высокой сосной и наблюдать, как дети играют в снежки. Выйти на террасу, закутавшись в теплый плед, и медленно попивать из своей любимой кружки горячий шоколад с кусочками зефира. Именно это и значило быть человеком. И именно об этом мечтал Кастиэль всю дорогу от торгового центра до парка, где дети вместе с родителями уже давно слепили несколько снеговиков, облачили их в свою одежду и оставили на улице покрываться еще одним пушистым слоем снега. Возможно, с утра в этом парке появится еще больше детей, желающих создать своего собственного снеговика. Но до тех пор можно было расслабиться на широкой лавочке, неотрывно наблюдая за уже созданными снеговиками, и раз за разом прокручивать в голове два засевших в память предложения: «Дин Винчестер. 16 лет».