Отражение в разбитом зеркале

Дауд поднимает доски, и крысы пищат, разбегаясь. Пленник... Корво вскидывает голову и смотрит на него осоловелыми глазами. Тивианский яд еще не до конца отпустил его из своих объятий, держит своими дурманящими лапами сознание, как любимую игрушку. – Поднимайся, – командует Дауд. Ждет неподчинения, протеста («Почему я должен слушаться своего врага?»), но Корво Аттано поднимается без лишних слов и возражений. Покачиваясь от слабости. Не вздрагивает, когда Дауд оказывается прямо перед ним, хотя делает шаг назад. В его глазах – отчаяние дикого зверя. И что-то еще – Дауд пока не может понять. – Время мыться. Мы же не хотим, чтобы ты подхватил какую-нибудь заразу, верно? – говорит он, разворачивая Корво за плечо, чтобы связать руки. Корво не сопротивляется, но Дауд не доверяет его покорности. В душевых он отпускает остальных. Ему приходится развязать Корво руки, чтобы его раздеть. Кажется, что в руках его кукла, пустая оболочка, а вовсе не живой человек. Корво сводит руки за спиной сам, когда с этим покончено. Дауд мотает головой. – Веревка намокнет. Можешь остаться так. Все равно ты слишком слаб, чтобы бежать. Корво молчаливо соглашается. Дауду хочется думать, что соглашается. За все время пребывания в Затопленном квартале бывший лорд-защитник не проронил ни слова. Ни одного проклятия, ни одного имени, связанного с этим проклятием. И Дауду нестерпимо хочется спросить, не проглотил ли он собственный язык. Не сгрызли ли его язык крысы. Он включает воду. Сначала холодную. Корво вздрагивает, когда струи ударяют сверху. Только. Дауд не спешит. Смотрит. И Корво, закрыв глаза, подставляет ледяной воде лицо. Приоткрывает пересохшие губы. Дауд ждет. Несколько секунд, прежде чем вцепиться пальцами в волосы. – Прекращай. Корво послушно смыкает губы и смотрит на него. Смотрит, не отрывая взгляда, пока Дауд не отпускает мокрые пряди. Корво опускает голову, и волосы липнут к лицу. Кожа белеет от холода. Дауд включает горячую воду. Тело Корво Аттано худое и покрытое шрамами. Дауд смотрит, вода шепчет, кричит, оглушает, бьет хлыстами-каплями по плечам и плиткам пола. Корво стоит, покачиваясь, и Дауд видит его лицо. О чем он думает с таким стеклянным взглядом? Об унижении? О ненависти? «Я ненавижу тебя, Дауд. Я убью тебя, Дауд», – на секунду ему действительно кажется, что Корво это скажет. Почти как любовное признание, отраженное в разбитом зеркале. Но губы плотно сомкнуты. Дауд сомневается, что Корво вообще помнит, что он здесь не один. Но Корво его удивляет. Корво переводит на него взгляд. Смотрит. Дауд протягивает ему мыло и разжимает пальцы. Взгляд Корво все так же направлен прямо на него. Неподвижный Корво Аттано, все с тем же стеклянным, странным взглядом. – Поднимай, – приказывает Дауд. Проверяет границы покорности. Корво опускает взгляд вниз, медлит всего секунду прежде, чем наклониться и поднять. Медленно, потому что тело после тивианского яда слушается плохо. Или, может быть, дает Дауду время осуществить задуманное, что бы он ни задумал. Если задумал. Но Дауд лишь стоит. Наблюдает. Ждет. Поднявшись, Корво сжимает в пальцах мыло, и Дауд впервые замечает, что у него дрожит рука. Корво не поднимает взгляда. – Не говори только, что не знаешь, как этим пользоваться. Дауд позволяет себе немного насмешки, но Корво будто бы и не слышит. Мыло ускользает из его пальцев, и Дауд слышит вдох, на секунду вырвавшийся из шумной пелены воды. Взгляд поднимается к Дауду. Ассасин сам поднимает мыло, чувствуя на себе взгляд. Этот взгляд впивается крюками в кожу. Выпрямившись, Дауд грубо вжимает Корво в кафель, упирается ладонью в шею. Касается куском мыла его плеча, проводит краем по выемке ключицы, ловит ритм дыхания. – Не сжимай слишком сильно, иначе выскользнет, – говорит он и усиливает хватку на шее, будто проверяя собственные слова. Отстраняется, вновь протягивает мыло. Пальцы Корво на короткое мгновение касаются пальцев Дауда... Нет. Задерживаются, теплые и влажные, огрубевшие от обращения с оружием. Убрать руку? Что-то останавливает, будто вокруг их запястий обернули цепи. – Дауд... – хриплый голос, едва пробивающийся сквозь шум воды. – Пожалуйста... Корво смотрит на него, смотрит ему в глаза, и Дауд заглядывает в саму Бездну. Как он мог этого не разглядеть? Этот человек захлебывается в своем горе, бьется о лед безумия. Ему не всплыть, нет, не всплыть, пока кровь не растопит лед. Может, она ляжет вторым слоем, непробиваемой коркой. – Позволь мне уйти, – голос все еще слаб. Это просьба, а не приказ. Нет, пожалуй, это даже мольба. – Эмили... Голос подводит Корво. У Дауда под ногами хрустит лед. – Пожалуйста, Дауд. И его худое, ослабевшее тело говорит: «Делай, что хочешь, но отпусти. Я должен ее спасти, я должен, я должен». Дауд отдергивает руку. Он знает, что Корво сбежит, рано или поздно, если не пристрелить его здесь и сейчас, как бешеного пса. – На колени, – приказывает Дауд. Корво опускается медленно, чтобы не потерять равновесие. Смотрит снизу вверх. Губы плотно сомкнуты. На гордость надет намордник. Влажные пряди волос под пальцами, взгляд. – Что ты чувствуешь? Ты стоишь на коленях перед человеком, убившим твою императрицу, Корво, твою возлюбленную. Что ты чувствуешь? Мокрая одежда липнет к телу. – Не ты, – короткая, оборванная фраза. Треск льда. Дауд видит ладони, прижатые к прозрачной тверди, видит размытое лицо. Лицо призрака. «Пожалуйста, Дауд», – шепот по венам, электрические импульсы, снова и снова. Пожалуйста, Дауд. Пожалуйста. Пожалуйста. – Пора возвращаться в яму, – говорит он немеющими губами. Поднимает Корво за предплечье. Покачнувшись, Корво прижимается к нему. Дауд слышит его дыхание, зарождающееся в нем отчаяние. Пожалуйста – эхо, уроненное в Бездну. Это последняя, странная попытка, и Дауд чувствует стыд и отвращение к самому себе за то, что чувствует, за возникшее на краю сознания желание. За то, что этим пытаются так пользоваться. – Не унижайся, Корво. И не унижай меня. Дыхание Корво касается шеи, легкое, как прикосновение воронова пера. Дауд выключает воду, и становится так тихо, так тихо, что тишина тисками сжимает череп. Цепи, все те же цепи. Дауд вновь сжимает пальцы на волосах, но понимает, что не может потянуть и, сдавшись, отпускает. Что-то останавливает. Он почти уверен, что если скажет: «Нет, Корво. Я не могу, Корво», этот оставшийся без хозяйки пес вцепится ему в глотку. И тем не менее: – Нет, Корво. Я тебя не отпущу. Он слышит, как смыкаются зубы в беспомощной злобе. Но не на его коже. Корво Аттано отстраняется. Одевается, повернувшись спиной, скрывшись от взгляда. Но, завязывая ему руки, Дауд вновь видит стеклянный взгляд. Задумчивый, направленный в Бездну. «Когда-нибудь ты поймешь меня, Корво, – думает Дауд. – Когда у тебя будет достаточно сил, чтобы сбежать. Когда ты придешь ко мне, чтобы убить за ту просьбу, что я не выполнил. Или, быть может, потому что путь на свободу лежит через мой кабинет. И тогда... я буду ждать тебя, Корво, пока лед подо мной не брызнет осколками. Я буду ждать».