Приезжайте к нам, в Металлушкино!

Жил-был на свете мальчик по имени Сасосват. Он был умный и самостоятельный и поэтому его называли дядя Сасосват. Ушёл однажды он от своего мужа-родителя Йурона, и забрал только микрофон, что б пожевать по дороге. Смотрит — сидит на скамейке кот с пушистым хвостом. А кот, человеческим гласом молвит: — Неправильно ты, дядя Сасосват микрофон ешь. Ты с конца начинаешь, а надо с головки — так вкуснее получится… Мр… Подивился мальчик, а ведь прав кошак! И позвал его с собой жить. — А как тебя звать? — Вротекс. Это фамилия такая… Идут они и видят: сидит на пеньке пес и что-то про королевство из слёз воет. И его позвали. — Окунев я. Я из простых собак, не из породистых. — А меня дядя Сасосват зовут. А кота Вротекс. — Это фамилия такая. Отправились, значит, наши герои в деревню. Дом, значит, искать. А Йура и Мамонтог в городе ругались, до греха друг дружку изводили. — Это ты виноват! — вопил Мамонтог, фартуком глазки вытирая. — Всё ему разрешал! Вот он и избаловался! — Он просто металлистов любит, вот и ушёл с котом. — вздохнул Йура. — Вернется — ремнем от гитары его… Тут как возопит Мамонтог, как фартуком зарядит Йуре, у того аж единороги из глаз посыпались. — Я тебе сейчас дам ремнем! Что нам делать-то? Стал думу думать глава семейства. — Надо заметку в газету напечатать! — озарило Йурона. — Что пропал мальчик, зовут дядя Сасосват, рост метр 90, блондин, если кто увидит, пусть нам сообщит. И кинулись они заметку писать, высокохудожественную, в рифму, а Йура ещё и мелодию наложил. Нахрена? А во-от… А кто такие фиксики — большой-большой секрет! А дядя Сасосват, Вротекс и Окунев студию нашли, стали в порядок приводить. Пьяных бэк-вокалистов выгребли, разбитые гитары сожгли, а бутылки с оставшимся «эликсиром вдохновения» в подвал спрятали. Авось понадобится. Ну мало ли. Тут слышат, стук в дверь. Окунев стойку схватил, да и в позу воинственную встал, кошак ковром притворился, и только дядя Сасосват пошёл дверь открывать, сопровождая действо сие громоподобным фейспламом. Видит: стоит мужик волосатый, за спиной гитара, в шапке-ушанке, в пальто и в валенках. «Странный он.» — подумал мальчик. — «Кто ж летом гитару в чехле носит?» — Здрасте. — дядя Сасосват был очень воспитанным и вежливым мальчиком. — А Вы кто? — Вы не из полиции случайно? — поинтересовался Вротекс, приоткрыв один глаз. — Нет, я не из полиции. — покачал головой мужик. — Я почтальон тутошной, Процкин. Вы будете что-нибудь выписывать? — Я буду «Мурзилку» выписывать. — кивнул дядя Сасосват. — А я про гитары что-нибудь. — подхватил Окунев. — А я ничего не буду. — Вротекс встал и посмотрел на Процкина, а-ля «пошёл нахер, я тебе не верю». — Я еврей немного. Сидят, как-то кот, пес и мальчик, текилу с батоном пьют. Тут вздыхает Вротекс и говорит: — Что-то мы всё без коньяка и без коньяка… Так и умереть можно. Надо бы корову купить. — Надо бы. — согласился дядя Сасосват. — Да где денег взять? — А может занять? — Окунев подпрыгнул на месте. — У соседей! Вротекс скептично хмыкнул. — А чем отдавать будем? Долг платежом красен. — А отдавать будем коньяком! Фейсплам кота был настолько громкий, что бабушка по соседству упала на колени, умоляя местного целителя Феофана «…отпустить ей все грехи ибо Судный день настал!» — Если коньяк отдавать, то зачем тогда корова? — Значит… надо что-нибудь продать! — пес явно решил стоять на своём. — А что? — тут уже заинтересовался мальчик. — А что-нибудь ненужное! — Что бы продать что-нибудь ненужное — нужно сначала купить что-нибудь ненужное! — разозлился дядя Сасосват. — А у нас денег нет! — А давай, Окунев, мы тебя продадим? — в голубых глазищах кота запрыгали бесенята. — Это как так? — округлил глаза «товар» — Меня? — А пошли клад искать? — предложил котоеврей, через час раздумий, потягиваясь и вымачивая батон в текиле. — Пошли! — обрадовался Окунев. — А что такое «склад»? — Не склад, а клад. — фыркнул Вротекс. — Вот ты микрофоны в подвале зарываешь? — Зарываю. — Так вот и другие так делают. Как в банке, но без процентов. Обрадовались наши друзья, да и пошли искать клад. Взяли лопаты, тележку и пошли в лес, по чутью еврейского сердца. Тут слышат: почтальон Процкин галчонка гоняет. Тот медиатор у него спер! Фирменный, с концерта Металлики! Побежал за птыцей дядя Сасосват, да и взял себе галчонка. Процкин побухтел и ушёл, получив свой «олимпийский» медиатор (ну, на стадионе же отхватил), а галчонка мальчик Кипелычем назвал. Красивое имя, звучное. Проканаёбились наши кладоискатели, и вдруг откопали сундук, что первые хранители Энии закопали. И начало-ось, Окунев начал выть на радостях, дядя Сасосват ламбаду танцевать, ну, а Вротекс, как давай, от радости, стриптиз танцевать! Тут же все девушки с деревни сбежались и домой их на руках отнесли. Ну кто ж знал, что в той деревушке фанатки Зверополиса скопились. Купили они корову на следующий день. Вротекс аж расцвёл. Немоляшкой ее прозвал, за то, что гроулом мычала. А корова не просто коровой была, а единорогом в пятом колене. Не просто коньяк давала, а радужный и пятилетний. Собак стал на охоту таскаться, приносил всяких белочек, зайчиков, и деликатесы готовил. А дядя Сасосват по родителям соскучился, решил им, значит, письмо написать. « Здравствуйте, любимые мои родители! Я живу хорошо, просто замечательно! У меня всё есть, корова…» и тут вышеупомянутая стала жевать скатерку постиранную. Побежал мальчик на улицу, имущество спасать. А тут мимо Вротекс проходил. Посмотрел на рукопись и добавил: «…А ещё толпа фанатов. Под окнами торчат по вечерам, вчера чуть хвост не оторвали!» и тут он услышал крик дяди Сасосвата, да на помощь побежал. …И очень вовремя вернулся собак Окунев, да приписал: «… вот уж связки мои болят, хотел вчера корову нашу перекричать, но не смог. Стыд мне и позор! Но за то у меня новый шампунь — „Яичный“! Моюсь им и прям чувствую, что лохматость у меня повысилась! Теперь я закалился и могу на снегу спать. Всего вам хорошего. Ваш сын, дядя Окусват.» — тут уж пес описался и вместо «Сасосват» написал «Окусват». Ну… настоящие же родители поймут?.. Как прочитали Йура и Мамонтог, так в обморок попадали. По очереди. — Пусть всех бродячих-блохастых вокалистов притащит, лишь бы вернулся! — взвыл Мамонтог. — Свяяяязки! — подвыл Йура. Тут в дверь постучали. Йура за секунду стол накрыл, Мамонтог праздничные трусы надел поверх фартука, и открывать пошёл. Смотрит: мужик в ушанке! «Странный какой.» — подумал «мать» семейства. — «Какой дурак летом гитару в чехле носит?» — Здрасте… — А вы родители дяди Сасосвата?.. — напрямую спросил почтальон. Отец семейства, как взвизгнет, как подпрыгнет, схватил Процкина за шкирку и да втащил в квартиру. — Не помни! — закричал Мамонтог, доставая плойку. — Да я и так всё скажу! — завопил несчастный, начиная свой рассказ. А над Металлушкино сгустились тучи… Лежит дядя Сасосват на кровати, кашляет, как кашалот, а Окунев на Вротекса орёт. — Это ты виноват! — Пиздюк! — нараспев пищит Кипелыч. — А почему сразу я? — прижав уши, прошипел Вротекс. — Почему-почему! -фыркнул собак. — Ты его на сцене раздеться заставил! «Не холодно, не холодно!» А потом холодным коньяком напоил! «Вот какой холодный коньяк моя Немоляшка даёт!» «Холодильника покупать не надо!» Тьфу! Погрустнел кошара, да и лег на грудь дяди Сасосвата, как грелка, лапками обнял. Завыли в голос Окунев и Кипелыч, заплакали. — Не плачьте по мне… — прохрипел дядя Сасосват, подняв руку. Тут и Вротекс заревел в голос. — Держиииись! Ну не умирай! — Пиздюк! — подхватил галчонок. И сгустились тучи над студией и залил чёрный дождь… Тут стук в дверь. Окунев, затопив слезами тапки, шлюпая-хлюпая, пошёл к двери. — Кто та-ам? — рыдая, спросил. — Свои! — Свои! — Свои в такую погоду дома сидят! Партии гитарные учат! — прошипел Вротекс. — Не будем дверь открывать! — Откройте! — проговорил болезный, словно последнее желание молвил. Отворил Окунев дверь, и ворвались в дом Йура, Мамонтог и Процкин на велосипеде. — Вот поглядите, — сказал почтальон. — до чего они вашего ребёнка довели… Их надо на бэк-вокал к Баскову. Для опытов. Зарычали Вротекс и Окунев, а Кипелыч клюнул почтальона в нос. Сбежал Процкин, а родители, утерев слёзы-сопли, начали лечить дядю Сасосвата. Вот и эликсир вдохновения пригодился! Попку до и после уколов протереть. Лечили — лечили дядю Сасосвата, банки да уколы ставили, пилюли пихали, а Йура так за это время сроднился с Вротексом, что ни в сказке сказать, ни пером не написать. Где ж это видано, что бы кот настолько в ритм мяукал, да ещё в диапазоном в пять октав?! Ну, а Окунев стал больно часто к Процкину бегать, да на ночь оставаться. Подозрительно, скажете вы. PSP, скажу я. Матерился дядя Сасосват, но лечился, быстро, не то Мамантог слезами грозил всю деревню затопить. А второго «судного дня» наш знакомый Феофан просто бы не пережил. И вот встало ясно солнышко, запела Немоляшка, да и поправился дядя Сасосват. Укутали его во всё, что только можно, и в машину посадили. — Ты как хочешь, дядя Сасосват, — покачал головой Йура. — Но мы тебя домой забираем, тебе уход нужен. — А если ты хочешь взять евре… Вротекса или Окунева, или ещё кого — бери! — улыбнулся Мамонтог. — Мы возражать не будем. После долгих споров и уговоров отправился Кипелыч. Его не жалко. Так и кончилась эта история. Дядя Сасосват часто приезжал, в деревню, где ему всегда были рады, Процкин и Окунев сроднились, прям до жути сроднились, а Вротекс пьёт коньяк и живёт себе припеваючи! Ну вот и сказочке конец, а кто слушал, приезжайте к нам, в Металлушкино!