Спокойнее

Если бы у Виктора были волосы, как в пятнадцать, он омыл бы ими ноги Юри без сомнений. Но их нет, и он просто опускается на одно колено и тянет пальцами за веревочки, ослабляя тугую шнуровку конька. Юри сидит на скамье и смотрит. Раньше такие взгляды удавались ему нечасто: только когда он откатывал действительно любимые им программы в действительно любимых местах. Взгляд спокойный, взгляд уверенный и, что кажется диким, взгляд хищный - вероятно, Виктору лишь кажется, из-за того что он смотрит снизу вверх. С такого положения запросто может почудиться, что на тебя глядят свысока. Виктор не позволил бы это никому на свете, он бы убил, загрыз за свою гордость. Но не Юри. Его драгоценный юноша выступил так, будто он бессмертен, словно бог. Будто у него в венах вино перемешано с кровью, а во взоре предельная ясность мысли. Его танец совершенен и красив настолько, что не оторваться — взгляд невольно прикован к Юри, будто на Виктора кто-то наложил проклятие. И посмотреть в другую сторону, когда можно этого не делать, просто очень больно. Виктор сломлен. Он впервые любит настолько глубоко и крепко, что любое неосторожное движение Юри, каждое вздымание грудной клетки - и он готов упасть и разбиться. Это претит ему. - Продолжай, - просит Юри мягко, когда Виктор замирает, засмотревшись в чужие глаза. И он слушается, стягивая конек с ноги. Она тут же лишается носка, и Виктор ахает. Растертая до мозолей, с кровавыми ссадинами ступня ложится в его ладонь. Юри не морщится, не показывает ни малейшей тени боли или непринятия. Позволяет. Позволяет видеть его тяжкий труд, его боль, его несовершенство. Это Виктор пал на колени, но голым и открытым, частично униженным, а потому притворяющимся надменным является Юри. Никифоров убирает и второй конек, оголяет другую ногу. Юри чувствует неясную тревогу. Смоченная водой ткань полотенца обтирает его ступни одну за другой. Нежно, аккуратно. Этот процесс кажется бесконечно долгим и в чем-то изматывающим для обоих. А потом тряпка летит к чертям. Длинные пальцы Виктора оглаживают косточки и вздувшиеся венки. Они надавливают на стертую едва не до мяса кожу, потому что хочется глупо причинить боль и получить ее в ответ. Темное желание уязвить, понять, что не ты один тут с предельно оголенными нервами - беззащитный и открытый. Но Юри не шипит в ответ, не дергается - и отсутствие реакции выбивает из колеи. Виктор бесится. Виктор не понимает, что с ним. Он опустошен. Его губы прижимаются к выступающим костяшкам грубо, но ладони ослабляют хватку. Теперь они держат ступню нежно и бережно, как ритуальную чашу, а Виктор приникает поцелуями раз-за разом, будто лакая. Юри не пытается вырвать ногу, но дрожит - это ощущается едва-едва, каким-то шестым чувством, но Виктор знает, что в горячке тут не он один. Язык касается кожи. Зубы обозначают вероятный укус, но так и не смыкаются, просто проходя по особо выделяющейся венке. Виктор жмется лицом к ступне. - Я никого, прекраснее тебя не видел, - откровенно шепчет он, вцепившись в израненную ногу снова неосознанно крепко. Он морщится, как от боли. Виктора колотит изнутри от излишней, предельной откровенности. Почему самое чистое, светлое, прекрасное, произнесенное вслух и насильно вытянутое наружу — унижает? Он не хочет смотреть на Кацуки. Но правила в кои-то веки, - единственный раз в жизни, - задает не он. Пальцы Юри обхватывают подбородок Виктора и вздергивают вверх. У Никифорова счастливое лицо, скривленное в мученической гримасе. За это стыдно. У Юри тоже счастливое. Никифоров вдруг понимает, что в данной ситуации - это страшно. - Спокойнее, Витя, - говорит Юри мягко. Виктор чувствует, как глухой грохот в грудной клетке ускоряется вопреки просьбе. Он насильно заставляет себя расслабить мышцы лица. Заставляет себя подчинится и выровнять дыхание. Юри смотрит пристально и терпеливо ждет. У Виктора получается совладать с собой. - Молодец, - хвалит Кацуки. Он улыбается и опускается на пол тоже, присев на колени. Он притягивает Виктора в крепкое объятие, бережно-бережно, и качает, словно ребенка. - Все хорошо. Мы справились. Конечно, а как же иначе. Они справятся еще не раз.