Часть 1
2 декабря 2016 г. в 21:26
Я всегда знала, что наши судьбы нам не принадлежат. Мы не выбираем, кем становиться. По сути мы просто пешки, которых заставляют играть в игру, в которой один выход — смерть…
С самого детства, отправляя меня на жатву, мама твердила мне: «Надейся на лучшее, готовься к худшему». Я всегда кивала ей со всей серьезностью. И всегда надеялась. И моей надежды хватало, чтобы пережить жатву. Вокруг меня умирали мои друзья, знакомые, но смерть не касалась меня. И я перестала задумываться о худшем. Думала, что я везучая. И у меня появилась возможность построить свою судьбу. Шанс начать жизнь, о которой я мечтала. Но мечты — всего лишь мечты. И я этого не понимала. Лишь хотела хорошую жизнь с моим возлюбленным. Брюнетом с серыми глазами, полными любви ко мне. Родители были против, они хотели лучшего. Но для меня он был самым лучшим. Я сбежала из родного дома и вышла за него замуж. За храброго охотника из шлака. Пусть мы будем голодать, пусть будет не легко, но мы будем вместе.
Я всегда мечтала о двух дочерях. Одна будет похожа на меня, а другая на него. Но заводить детей я боялась. Боялась того момента, когда им исполнится двенадцать. Боялась, что они умрут. В такие моменты я всегда готовилась к худшему. Но счастье, которое наполняло нас каждый день, любовь, которая таилась в его глазах, и ласковая улыбка — все это заставило забыть страхи. И не прошло и года, как я стала ждать ребенка. Когда вокруг умирали люди прямо на улице и детей забирали прямо из рук родителей на смерть, я была счастлива, любима и ждала ребенка. Счастье затуманило мне голову.
Но порой наше тихое счастье прерывалось транслирующимися по телевизору Голодными играми. В такие моменты я понимала, что наделала. Я обрекала моего еще не родившегося ребенка на страдания, боль, а возможно и на гибель. Но Сем всегда успокаивал меня, говоря, что нужно верить в лучшее и надеяться. Ведь надежда — это все, что у нас есть.
И я надеялась. И счастье держать в руках дочь вновь спрятало в глубине души все страхи, которые ждали момента снова прокрасться на поверхность. Китнисс. В честь обычного цветка, который прорастает, несмотря ни на что. Моя Китнисс была похожа на отца. Своими серыми глазами она с интересом разглядывала мир. И видя грязь и унылые пейзажи 12 дистрикта, она смотрела на меня с осуждением. Словно понимая, в какой мир она попала. И этот взгляд больно колол в сердце. Но с рождением дочки стенки, не впускающие горе и страх в наш дом, стали толще. Стенки, которые установил мой муж. И первые шаги дочери и первые слова были полны радости. И то, какой бойкой девочкой росла Китнисс.
— Я верю — она особенная, — я улыбнулась на слова мужа, но только спустя много лет поняла, что они означают.
Вторая девочка родилась через пару лет. Она была уже похожа на меня. Моя Примроуз была нежной и светлой, словно ангел. И тепло по отношению к младшей дочери наполнило мое сердце. Но девочки росли. Сем начал брать старшую с собой на охоту. Я была против. Не хочу, чтобы мои дети познали жестокость. Но Сем хотел, чтобы Китнисс стала храброй, и старался помочь ей в этом.
— Видела бы ты Китнисс в лесу! Там она по-настоящему распахивает свои крылья. Она становится свободной, словно птица! — я была не очень рада этому. Мне хотелось, чтобы моя Китнисс была похожий на Прим. Чтобы она была обычной девочкой. Не распевала запрещенные песни, не говорила гадости о Капитолии. Но мое любопытство сыграло свое. Я хотела увидеть Китнисс в лесу. Оставив Прим с соседкой Хейзел, я отправилась по следам дочери и мужа. То, что я увидела, испугало меня. В тот момент я подумала, что больше ничего так не испугаюсь. Моя девочка стояла с луком в руках, притаившись над пропастью. Она целилась в оленя. Моя первая мысль — схватить ее и запереть в доме под замком, чтобы больше никогда не брала оружие в руки. Я хотела подбежать к ней, но Сем оказался тут как тут.
— Подожди, охотница готова выстрелить, — туманным голосом сказал муж. Я снова посмотрела на Китнисс. Она и вправду встала в стойку. Ее косички развеваются на ветру, и сама она словно палочка, готовая при резком движении сломаться. Она выстрелила, но попала по рогам. Я с облегчением вздохнула. Но Китнисс вовсе не собиралась сдаваться. Она побежала вслед за оленем, вновь натягивая тетиву.
— Пусть сегодня она промахнулась, но в будущем она никогда не промахнется, — и я боюсь. Боюсь этого будущего. Боюсь упрямства Китнисс. Боюсь, что когда-нибудь из-за своего непокладистого характера она бросит вызов Капитолию. Что когда-нибудь она захочет стать свободной. Но пока она легко подпрыгивала по кочкам и камням, как птица, которая не может полететь, потому что ее крылья еще не раскрылись.
Самый страшный день я практически не помню. Это случилось, когда Китнисс было десять. Его не стало. Не стало. Так странно. Ведь я помню, что он был. Любил меня и наших детей. Охотился. И тут его не стало. Я замкнулась. В тот день вместе с ним умерла и я. Прежняя я. Не помню, сколько это длилось: неделю, месяц или год. В голове проскакивали мысли: «Твоя жизнь тебе не принадлежит», «Все что было, было иллюзией». Я верила этому голосу, все глубже погружалась в него. Но в чувства меня привела моя старшая дочь, на тот момент еще такая маленькая, но очнувшись от забытья, я увидела ее взрослую. В ее взгляде я увидела серьезность и разочарование. Я поняла, что потеряла Китнисс. Она не доверяет мне больше. Мои девочки исхудали, и все это время Китнисс охотилась, пыталась добыть нам еду. Она стала играть роль своего отца. Но с его смертью моя старшая дочь совсем отдалилась от меня. Мы были совсем разными и только любовь к Прим нас соединяла.
С ужасом я поняла, что Китнисс выросла и теперь участвует в жеребьевке. Страх поселился в моем сердце, а Китнисс старалась выглядеть сильной и не принимала моей помощи. Но ей везло. Она, как и я, была везучей. Ее не выбирали, и казалось, вот — ей осталось всего два года продержаться, и у нее будет шанс. Как вдруг неожиданно подросла моя Прим. Мой единственный лучик надежды. Я люблю Китнисс, но Прим люблю может ненамного, но больше. Она ведь такая маленькая и невинная. А Китнисс уже выросла и всем своим видом показывает, что я ей не нужна.
И вот первый год жатвы Прим. Китнисс сделала все, чтобы имя Прим было вписано только один раз, и за это я очень благодарна ей. И вот когда приходит время тянуть листок, я надеюсь на лучшее, но материнские инстинкты подсказывают, что что-то не так. И в смертельной тишине раздается имя, которое заставляет мое сердце остановиться. «Примроуз Эвердин!» Все внутри меня холодеет. Хейзел, которая стоит рядом со мной, берет меня за руку, потому что я чувствую, что без поддержки упаду. Я вижу перепуганную до смерти, дрожащую Прим. Господи, ну почему она? Неужели моей потери не хватило, чтобы заплатить за счастье? Разве я не поняла ошибок прошлого? Нет. Просто жизнь моих детей не в их руках и не в моих. Только в ее. В смерти. Стенки, которые трещали по швам, когда умер мой Сем, развалились в одночасье. Вся жестокость проникла ко мне в дом. И не собирается уходить.
И в этот момент выбегает Китнисс, отталкивая сестру назад, и крича: «Я доброволец!» Ну вот, то, на что я скрыто надеялась, произошло. Но моя милая, сильная, любящая свободу Китнисс доброволец? Почему, почему именно наша семья? Гейл оттаскивает кричащую Прим ко мне, хотя мне и самой хочется закричать. И снова тот порыв, как тогда в лесу. Хочется взять моих дочерей в охапку и закрыть в доме, не выпуская их, чтобы они были в безопасности. Я прижимаю к себе Прим и вижу, как моя Китнисс поднимается на сцену и сдерживает слезы. А по моей щеке скатывается одинокая слеза. Я потеряла еще одного Сема.
Я не могу смотреть телевизор. Я вижу, как страдает Китнисс, как ей больно и страшно. Поэтому полностью посвящаю себя Прим. Я давно смирилась с тем, что я потеряла старшую дочь. Но Прим верит и надеется, что сестра вернется. И ее вера заражает меня на последних днях игр, когда моя дочь отчаянно борется за жизнь. Я слышу, как шепчутся за моей спиной люди, когда работаю в шахтах. Китнисс вселила в них надежду. Но мне нужно, чтобы она просто вернулась.
И она возвращается. И я безумно рада этому. Но возвращается она другой. Совсем. Ей снятся кошмары, и моя Китнисс стала Огненной. И, что хуже всего, — она убийца. И даже после ее победы ей не дают покоя. Моя дочь выглядит загнанной в клетку, но я вижу, что происходит с народом, когда они видят ее. Я вижу ее взгляд, которым она смотрит на нас. И тоже чувствую надежду. Но она выветривается, когда Китнисс вновь возвращается на арену. Тут уже без сомнений. Они захотят избавится от нее. Мое сердце готово разорваться, и из горла вырывается крик. Полный горя, а Китнисс… Она убегает в лес. Ведь только там она чувствовала себя свободной, но это было много лет назад. В какой-то другой жизни. Я прижимаю Прим к себе и пытаюсь успокоиться, моля Бога, чтобы хоть ее не забрал.
Но и на этих играх Китнисс доказывает, что она везучая. Но заканчиваются они трагично. Мой дом, моя крепость, созданная из любви, они сгорают в пламени моей дочери. И я, не оборачиваясь и прижимая к себе Прим, бреду в дистрикт 13. Наверное, наша жизнь никогда не станет прежней.
В дистрикте 13 мы вновь воссоединяемся с Китнисс. Но моя девочка совсем сломалась. Особенно после того, как забрали ее «возлюбленного». Видно, она правда его любит. За все это время я действительно понимаю, что мало ее знаю. Да, думаю, никто по-настоящему ее не знает. Не знает, что скрывается в ее глазах. В которых так много отваги. Китнисс тяжело понять. Она стала именно той особенной, которой всегда видел ее отец. Символ Революции, и теперь я безмерно горжусь ею. Горжусь за то, что ей хватило смелости пойти на игры вместо Прим. Горжусь, что она борется за свою свободу, горжусь за то, что она не такая, как мы с Прим. И то, что раньше внушало страх, теперь внушает гордость. Но все же я понимаю, что мы с Китнисс похожи. Мы обе потеряли своих возлюбленных и боремся теперь, чтобы не впасть в уныние, но Китнисс другая. Она сильнее.
Но теперь она в постоянной опасности. Зато Прим всегда со мной. Она очень талантливая и станет врачом. И я тоже горжусь ею. Мне достались лучшие дочери. Я смотрю промовидео с участием моей Сойки-Пересмешницы, и ее речи трогают меня. Никто никогда не забудет ее. Ни взгляда, ни имя. Потому что тот взгляд еще совсем маленькой девчушки уже внушал странное чувство вины. Вины за то, что ее судьба никогда не будет в ее руках. Когда она успела превратиться из маленькой, тощей, как палочка, девчушки с двумя косичками, в мятежницу за которой идет народ? И теперь ей надо убить президента. И когда ее время придет, я верю — она не промахнется.
Все это время она могла отступить, но Китнисс этого не сделала. Она, как и в детстве, боролась за свою мечту, за то, что любит больше всего. Свободу. Порой меня посещают мысли. Судьба дала ей шанс. Она могла не пойти на игры, но пошла. Так судьба проверяла ее, сможет ли Китнисс вынести все тяготы или нет. И она вытерпела. Через все прошла, и порой в ней я вижу ее отца. Сема. Он был так же смел и упёрт, но в Китнисс этого всего намного больше.
И вот тот самый день, когда страна освободилась. Когда все стали свободными. Кроме нас. В тот день страхи и горе в моей душе выползли наружу снова. И на этот раз это было хуже в сто раз. Я потеряла ее. Мой цветок Примулы. Прим. Судьба сыграла над нами всеми злую шутку. Прим умерла. Смерть пришла за ней. Потому что ее не обмануть. Я уж точно знаю. За везение приходится платить. И мы с Китнисс заплатили самую страшную цену. Она не будет свободной, хотя всегда мечтала об этом. Теперь она будет сломлена, возможно, навсегда. Но свободной нет. Эти мечты разрушили, как только имя ее сестры вытянули на жатве. Теперь Китнисс навсегда останется птицей, которой подрезали крылья. Я знаю ей плохо, но я не вернусь туда, где так много всего, что напоминает мне о той жизни. Столетие назад. Или это было совсем недавно? В то время я надеялась на лучшее и думала, что хорошо и будет. А худшее стояло у нас за спиной и тихо смеялось, выжидая своего часа.