Канцелярская индульгенция

Сто семьдесят девятый день со дня начала принятия Оборотного зелья. Ненавязчивый соломенный цвет, именные травлёные витражи, суетливое убранство возносящегося к Богам шпиля, да броуновское движение параллелепипедных остовов-загончиков и решётчатых забрал лифта. И посреди всего этого я – приблудла за личиной аксакала и дирижёра всей этой грузной, монотонной композиции. Ни у кого случаем не найдётся камертона? Возраст этой нации едва-едва перевалил за вторую сотню лет, но сколько же в них агрессии, самовлюблённости и помпезности, обусловленных, впрочем, как раз таки отроческими годами сего цивилизационного континуума. Юность труслива, зла и глупа, но сколько же жизни, первородного естества струится в чреве этих трёх человеческих пороков, язв напускной трафаретности моралитэ… Именно американские волшебники, несчастные подранки, вынужденные жить на внешнем карсте магловского мира, именно они бы обратились в истинную веру Даров, став преданной паствой Грин-де-Вальда. Но сейчас я мистер Грейвс… Год со дня начала принятия Оборотного зелья. "Новые салемы" - определённо лучшее творение с момента превалирования моей подрывной деятельности в шкуре этого чинуши, Персиваля. Отличная находка, сошедшая с самого острия, зубчатой кромки и цельнометаллической оборки сплава моего утончённого интеллекта: сии фанатики являются своеобразной лакмусовой бумажкой, визуализатором истинного отношения маглов к нам; кого-нибудь это таки натолкнёт на нужные мысли. Плюс, "салемы" собирают детей, множества беспризорников со всех уголков этого огромного города, что существенно облегчает мне поиски обскури. Он настолько силён, что таким одарённым волшебником, как я, ощущается буквально на физическом уровне. Аура неконтролируемой магии слишком сильна, и я не могу определить точное местоположение Носителя. Где-то полтора года с начала принятия Оборотного зелья. Обскури всё ещё не найден, пожалуй, мне необходимо доверенное лицо в лагере «салемов». Я пошёл по пути наименьшего сопротивления и начал наводить мосты с одним кандидатом на эту роль, Криденсом. Он самый зажатый и убогий из всех приближённых Мак Лу, им легче манипулировать. Чуточка заботы, щепотка лжи с примесью пустого бахвальства махровой харизмы, и он мой. На фоне возникают другие проблемы. Сегодня я поймал себя на мысли, что обратился к себе как-то… Иначе. Я сам толком не понял, в чём проблема, но день был окончательно испорчен. Даже к Криденсу сегодня не пошёл. Как будто этого было мало, на работе кто-то превратил воду в унитазе в фарфор. Полтора с чем-то год с начала принятия зелья. Я уже забыл, когда последний раз наведывался к моему пленнику, но запас волос мистера Грейвса всё не тает. Отсюда можно сделать вывод, что процедура добычи самого важного ингредиента для поддержания моей легенды была настолько доведена до автоматизма, что я попросту перестал обращать на это внимание, ввиду совершеннейшей рутины действа. Общение с Криденсом доставляет куда больше удовольствия, чем я рассчитывал. Дело не в его жалкой личности, нет. Просто я привык общаться с сильными, волевыми, великими. С хоть сколько-нибудь равными по значению мне. А этот нытик эта аморфная субстанция, на которую я при прочих равных не обратил бы ни малейшего внимания, дарует новые ощущения. Да, точно. Всё дело в новизне ощущений и локальной забывчивости. Примерно два года с принятия зелья (зачем я вообще веду этот отсчёт?). Сегодня забыл, что за пленник хранится в моих тайных сохромах, но, благо, потом вспомнил. Частенько стала случаться такая оказия. Момент же изъятия волос начал совершенно выпадать из памяти ещё давно. И что за бестолочь этот Криденс? Садовый гном бы быстрее нашёл Носителя. Впрочем, злиться на него совершенно не хочется. Много чести. Я редко жалуюсь на работу, но эта Пиквери… Вопиющая некомпетентность! В английском Министерстве ей разве что сортиры бы чистить доверили. Языком, чтобы тот стал под цвет её кожи. Три дня спустя последней заметки. - Знаешь, Криденс, я тебе искренне завидую. - Почему же, мистер Грейвс? - Разумеется, когда я приведу тебя к нам, волшебникам, всё изменится. Но сейчас ты глубоко несчастен. Да, это так, хотя обычно я стараюсь создать у тебя иллюзию всамделешнего благополучия, но у тебя всё плохо. Но так ли это, прости за тавтологию, плохо? Ты осознаёшь своё текущее состояние, его причины и следствия, знаешь, что рано или поздно выберешься из этого порочного круга. А я вот витаю в какой-то неопределённости, вроде бы всё есть, но в тоже время ничего и нет. Лезвие о двух концах, и оба ранят мою плоть. Больнее, чем какой-то там ремень. - Простите, мистер Грейвс, но я Вас совершенно не понимаю. - Я тоже, мальчик мой, я тоже. Какого, скажите мне, чёрта, я высказал этому сопляку то, что не мог написать здесь, на бездушной бумаге? Ладно, не суть важно. Завтра рано вставать на работу. А там выезд: рейд троллей-ренегатов всё-таки надо загасить. Двадцатое апреля тысяча девятьсот тридцатого года. Интересно, Куинни любит хризантемы?