Конечная остановка - ад

      Занавески в комнате Микаэллы светло-серые.       Это не имеет особенного смысла, в общем-то, но Лорел постоянно останавливает на них взгляд, так, будто еще можно что-то исправить, - Уэс уже неделю лежит в земле, - ей не говорили, что мертвых спасать поздно, она узнала об этом сама.       По утрам Коннор приносит ей кофе, обжигаясь и смешно шипя, и говорит, что они все здесь сломаны одинаково, добавив через минуту, что она большая девочка и справится - ей порой хочется двинуть ему от души между ног коленом или вылить горячий стаканчик на белую рубашку, глядя, как тот качает головой; ей хочется крикнуть: да не нужна мне ваша жалость, - будто это еще может чему-то помочь.       У Уэса были теплые губы, - она любила смеяться, когда тот говорил что-то очередное невыносимо глупое - это все, что она помнит.       - Врать в суде ему глупости хватило.       Она толкает его в плечо, потому что он не слушает - Коннор, опустив голову на секунду, говорит:       - Мы все здесь проебались.       И добавляет:       - Разница лишь в том, что кто-то способен отдать себе в этом отчет.       Конечная остановка - ад.       Лорел не хочет слушать - в голове бьют набатом тысяча молотков, руки холодные настолько, что ее едва ли можно считать живой. (Не то, чтобы можно было хоть кого-то в этом доме.)       Дом сгорел, так и не прихватив с собой их грязные секреты.       Уэс хотел себе щенка.       Уэс любил мороженое со вкусом мяты.       Уэс. Уэс. Уэс.       - Мы ужасные люди, - истерика подкатывает к горлу - сегодня сдохнуть было бы легче, но ее почему-то заставили жить.       Коннор - слишком часто пожимает плечами и хмурит брови: она как-то спросила, почему, и сразу же забыла ответ; у Коннора - теплое черное пальто и пара десятков рубашек всех цветов; он никогда не завязывает шарф на шее, оставляя его свисающим с плеч, - он боится быть следующим, они все боятся, пьяный бред про смерть - херня полная.       - Аннализ зарезервировала для нас котел.       Он смеется нервно, с надрывом, - так, будто сегодня уже где-то выпил, и Лорел становится тошно.        Уэс был смелым.       Они, блять, все равно сдохнут здесь - если пытаешься вытащить других, шансов утопиться всегда больше. Она врет, постоянно - ей все равно, потому что истерики, наверное, по части Микаэллы.       В Филадельфии всегда солнечно - Коннор однажды приходит к ней двумя часами позже обычного, и, тяжело дыша, направляется к столу. Волосы у него растрепаны, - Лорел понимает, что тот бежал, за секунду до того, как он ставит бутылку виски на стол и опирается на него руками.       - Расскажешь все свои печали старине Джеку?       Уэс его откровенно бесил - ты как мой личный герпес, который не проходит; Лист Ожидания, ты хоть раз можешь подумать головой? - но ощущать, что тот мертв, оказывается почти физически больно, - он старается не думать, что услышаны были его собственные слова. (Коннор на вторую ночь пьяным на крыльце сгоревшего дома в сердцах показывал фак в небо грязной рукой - да катись ты к хуям, Господь, где ты был, когда мы в тебя еще верили, - и позже сбивчиво объяснялся Микаэлле, где его носило, нервно ероша волосы.)       Лорел молча вскрывает бутылку, и говорит, почти захлебываясь глотком:       - Пьяница.       Коннор пожимает плечами - на лице выражение "кто, я?" несмотря на абсурдность ситуации. Она пьет снова.       - Ты.       Уэс ненавидел фильмы про супергероев - сегодня ей это кажется символичным; она не Чарльз Ксавье, но невольно радуется, что хотя бы может ходить.       - Не я здесь глушу залпом виски.       - Ты хлебнул раньше.       Костяшки пальцев стучат по столу, и Коннор ухмыляется ей в ответ - на среднем кольцо с печатью, никто не знает, почему он его носит, золотой металл как напоминание о нормальной жизни. Мать подарила его, когда Коннору было шестнадцать, со словами "никогда не забывай, кто ты", - у него вертятся на языке сотни две едких шуток по этому поводу в минуту; он не снимает его, сам не зная, почему. В глазах, когда-то искрившихся весельем, обессиленная решимость - похуй, могло быть хуже, - хуже, вообще-то, едва ли может быть.       Он почему-то чувствует, что открывать глаза каждое утро - идея до невозможности хуевая.        - Эй, Тихоня.       Лорел с усилием поднимает голову от поверхности стола - глаза красные то ли от недосыпа, то ли от алкоголя, - и Коннор продолжает:       - Десять баксов на то, что мы следующие.       Когда виски становится недостаточно, ты начинаешь пить текилу; неразбавленную водку глушат только на восьмом кругу ада.        Эту мысль прочь прогнать перед тем, как почти вырубиться на ее диване оказывается несложно - все всегда легче, когда ты пьяный в хлам. Подушки мягче, чем у Микаэллы, но Коннору похуй в принципе, сейчас он на грани между тем, чтобы начать блевать или сдохнуть. От него за версту несет алкоголем и успокоительными - так пахнет отчаяние, так пахнет эмоциональное саморазрушение, - кажется, Оливер это имел в виду, стоя у дверей с разочарованным взглядом, прежде чем сказать, что так больше не может. Проблема в том, Олли, что моя проблема с наркотиками - меньшая из наших проблем. Вру, ее просто нет, - но с такой жизнью грех не начать принимать какую-нибудь дрянь к тридцати годам, - любой психоаналитик скажет.       На кухне гремит шкафчик - Лорел глубоко вдыхает и говорит сквозь пьяный смех, что так больше продолжаться не может и их точно выгонят, узнав, сколько литров они пьют за сутки. Правда в том, что их жизни теперь значат дырку от бублика; не то, чтобы что-то изменилось.       (Бонни глубоко плевать, как они губят свою печень, нервную систему и возможность выбраться - Бонни наверняка сама сейчас думает о Фрэнке и бутылке крепкого коньяка из его рук; Бонни пытается просчитать, как вытащить Аннализ и совсем не жалеет об Уэсе; Бонни до последнего с больным каким-то хладнокровием будет смотреть, как они разрушают себя, друг друга и все вокруг, но ничего с этим не сделает.)       (Бонни вообще, если честно, всегда терпеть их не могла.)       Коннор бросает на очередное сколько можно, глядя со своего дивана в проем комнаты, что Аннализ больше нет, а значит, им никто не запрещал спиваться.       Путь в темноте находится, и Лорел падает на диван, - они забыли включить свет, его уже никто им не включит, - утыкается носом в его рубашку (сегодня черную), и засыпает сном младенца, бормоча, что Коннор прав и они сгниют здесь заживо, даром, что все вместе.       - Если кто-то хочет благодарности за то, что оставил нас в живых - не дождется.       Уэс никогда не бывал в Европе.       Коннор и кто-то на небесах шутят одинаково.