________________________________________
Забегаловка на «Шоссе 66» кажется и донельзя знакомой, и совершенно чужой одновременно. Большинство старых картин и портретов ещё висят на стенах вперемешку с новыми; хозяин заведения явно не хотел отставать от времени. Место то же самое, да, но возвращаться — не значит чувствовать, будто всё с точностью повторяется; и в старом надёжном убежище можно с лёгкостью ощутить себя аутсайдером. Кофе здесь, к счастью, по-прежнему нормальный. Джесси крепче обхватывает кружку, до побелевших костяшек, чтобы ненароком не выдать, как трясутся его пальцы. Его это беспокоит лишь потому, что он обещал Циглер реально бросить курить, хотя это — всего лишь торговля одним недостаткам ради другого. Он даже не знает, почему пробует бросить. Он всегда ненавидел вкус горечи во рту Райса по утрам, но, так или иначе, она всё равно остаётся. Всё равно оно давно в прошлом. Жнец сидит напротив и не пьёт кофе (больше не пьёт что-либо вообще). Теперь он никогда не спит и никогда не колет себе стимуляторов, чтобы сохранить заряд бодрости. МакКри ему не завидует. Он просто делает глоток и чуть морщится от горячего. Жнец наблюдает. — Нам надо поговорить, — его маска ничегошеньки не выражает. Ковбой открывает рот. Закрывает. И смотрит в сторону. — Нет, не надо. Жнец дёргает плечами и выходит наружу, оставляя Джесси одного. Он вздыхает. Ждёт минуту и затем топает следом, выбросив картонный стаканчик в мусорку у входа. Жнец стоит на парковке и решает, какую из ряда пыльных машин он хочет угнать. Солнце только-только начало вставать над каньоном, освещая безумно рыжим светом асфальт; кажется, что в нём Райс выглядит куда теплее, чем может себе позволить. — Мне нравится вот эта, красная, — говорит МакКри, подойдя ближе. — Всегда хотел тачку с откидным верхом. — Мы можем залезть во все по очереди и выяснить, где лучше дует кондиционер, — продолжает американец, не получив ответа. — Или, — всё ещё пытается, — мы можем по воздуху до Гибралтара. Глянуть, что Ангела ещё сможет с тобой сделать. Райс чуть поворачивает голову, реагируя на знакомое имя, и на этот раз Джесси выдерживает его взгляд, потому что оно того стоило. Он думал, что Гэбби мёртв, а потом выяснилось, что хрен там, и это похоже на глобальное обрушение всего, что МакКри знал и думал ранее. Он сделал множество паршивых вещей, коих делать не должен был, но прошлое есть прошлое, и его больше не изменить (он не знает, как хотя бы начать). — Ты не любишь самолёты, — наконец-то отвечает Жнец, и ковбой улыбается, потому что — чёрт подери, да — с Райсом всё в порядке.______________________________________
В конечном счёте, они действительно добираются до «нормальной кровати». Лёжа спиной к спине на дерьмовой раскладушке, которой явно не хватает им двоим, МакКри чувствует чужое дыхание и едва заметное движение, касающееся его футболки и похожее на ленивые тёплые волны. Джесси хочет прижаться ближе, хочет отстраниться и не в первый раз желает, чтобы ему отдали конкретный приказ, что ему делать. — Командир, вы когда-нибудь влюблялись? — в темноте раздаётся его тихий-тихий голос. Райс не отвечает. Его дыхание по-прежнему спокойно (даже слишком). Ковбой ждёт, что начальник в любой момент сядет и треснет его по голове за нарушение тишины, но секунды проходят, а они вдвоём остаются неподвижными. Джесси медленно выдыхает через зубы, глядя в тёмную стену в нескольких шагах от него. После долгих-долгих минут Гэбби делает едва уловимый вздох. — Если ты уснёшь в ближайшие пять минут, я сделаю тебе одолжение и прикинусь, что ничего не услышал. «Хорошо», — думает МакКри и закрывает глаза. Он всё равно когда-нибудь узнает. Не сейчас. Но когда-нибудь.