Будет больно

      В столовой было шумно. Студенты обменивались комментариями по поводу последней пары, где седовласый профессор дал всем просраться на внеочередном тесте. Староста по обыкновению выразил вслух общую мысль. — Чё-т я перенервничал малёк. Погнали ко мне, загоним косяк.       Сидевшие тесной группкой дерзкие первокурсники с энтузиазмом поддержали предложение. Все, кроме одного. — Дже? — Кима потыкали в спину. — Ты с нами? — Не, — Джеджун с глупой улыбкой набирал сообщение, ответил, даже не подумав. — Мне хозяин не разрешает.       Повисла тишина, даже слышно было, как под потолком летает муха. Ощутив неладное, Джеджун поднял на приятелей глаза, понял, что ляпнул, и состроил невинную моську. — Шутка!       Его подняли на смех. Похихикав за компанию, Джеджун слинял, пообещав, что как-нибудь оттянется со всеми по полной. Забросив рюкзак за спину, парень выскочил из института и помчался к метро. Ехать было недалеко, однако народу под конец рабочего дня было столько, что пришлось пропустить пару поездов. К тому моменту, как Дже выбрался на поверхность, заметно стемнело. Лавируя между людьми, он добежал до галереи. Красную дорожку уже скатывали в большой рулон, пара охранников курили неподалеку и глазели на хорошеньких девочек, которых наняли обслуживать гостей выпивкой и закусками. Те уже отработали положенное время и ожидали свою машину. Ким просвистел мимо, помахал охраннику, который уже знал его в лицо, и застал дюжину припозднившихся гостей. Те окружили Накамуру и наперебой вещали, как им понравилась премьера. При виде Джеджуна все замолчали. — Дамы и господа, позвольте представить вам модель и музу великого маэстро, — Такахиро изящным жестом указал на Джеджуна.       Те с нескрываемым интересом оглядели Дже с ног до головы. — Идеальный саб, — толстый лысый мужчина с длинными седыми усами прищурился, как кот, готовящийся атаковать мышь. — Не желаете принять участие в показательном выступлении на моей частной вечеринке? — Ээ… н-нет… простите, — Дже кожей почувствовал, что выкажи он хоть малейшее неуважение, вылизывать ему языком собственный анус. — Подумайте над моим предложением, — дед выковырял из кармана визитку и протянул парню.       Пришлось с благодарностью принимать и расшаркиваться с японцами. Нокамура незаметно указал ему на основной зал, и Джеджун поспешил откланяться. В главном выставочном зале царил полумрак. Несколько ламп подсвечивали скульптуры, создавая атмосферу таинства и секса. Юнхо стоял перед статуей, которую уже окрестили шедевром и венцом творения великого мастера, пристально вглядывался в лицо. — Привет, — Дже поморщился от того, что своим топаньем разрушил хрупкую тишину, окутывающую мужчину. — Прости, что опоздал.       Юнхо повернулся к нему, улыбнулся. — Жаль, что ты не застал речь Такахиро. — Почему-то мне кажется, что она была скучной, — Дже приблизился, понизил немного голос. — Старый придурок, конечно, очень помог тебе и все дела, но сука всем рассвистел, что я — сабмиссив.       Юнхо рассмеялся. — Все еще стесняешься своей роли? — Просто не хочу, чтобы все знали. — Все и не знают. А кто знает, и без подсказки догадаются о сабмиссивной природе человека. Даже если впервые встретят его на улице. — Как это? — Легко — они в «Теме». Раньше было сложно найти нижнего партнера, и мы научились присматриваться к окружающим нас людям. Веселое когда-то было развлечение, сидеть в баре и обсуждать, кто кем является, потом подходить к намеченным жертвам и провоцировать. — А морду вам никто не крошил? — Не случалось, — Юнхо обвил талию парня, прижал к себе, поставив его между собой и статуей. — Однако здесь все гораздо проще: они знают, что я доминант, поэтому пришли к выводу, что ты — мой питомец. А еще именно твое изображение удалось мне лучше всего. — Еще бы, я ведь красавчик, — фыркнул Джеджун, дразня мужчину. — Красавчик, — согласился Чон, потираясь щекой о волосы парня.       Джеджун, тот, что металлическим изваянием застыл на века, смотрел в ответ открыто и смело. Его шею практически скрывал мощный ошейник, от него тянулась цепь, и сабмиссив намотал ее на правую руку, словно играя. Его торс был обнажен, на гладкой коже угадывались лишь полоски упряжи, напоминающие изящный корсет. Расстегнутая ширинка узких штанов будоражила мысли. Юнхо видел, как многочисленные посетители выставки нет-нет, да и вставали на цыпочки в попытке заглянуть туда. Точеные ключицы, холмики сосков, голые ступни, придавали сабмиссиву порочного очарования. Он бросал вызов доминантам, дерзкий и наглый, показывал, что они не достойны его. Юнхо знал, что вызовет этим ажиотаж, возможно даже осуждение. Он и стремился к тому, чтобы расшевелить искушенную публику, оставаясь в пределах «Темы», не сводя к банальной попсе. Ему нужны были эмоции зрителя, и для этого он заготовил сюрприз. За статуей находилась арка. Ее стена была покрыта зеркалом, и, любой, кто сместился бы вбок, дабы заценить сексуальную задницу и спину юноши, попадал под прицел суровых глаз… госпожи. Маленькая и худенькая, она выглядела подростком, упрямым и беспощадным, смотрела словно бы свысока. Ее губы были сжаты в тонкую линию. Девушка была настолько же красива, сколько страшна. Не внешностью, а внутренней силой и кровожадностью. Ошейник саба с этой стороны смотрелся как всклокоченные волосы, а цепь, что спадала с руки сабмиссива, превращалась в длинный хлыст. Аюми держала ее небрежно, всем своим видом показывая, насколько незначительны людишки, останавливающиеся перед ней. Она тоже бросала вызов, но уже сабмиссивам, словно бы спрашивая, кто достаточно смел и уверен в себе, чтобы встать к ней в пару. Два лица в одном изваянии, две истории. Так же как в человеке есть и ад, и рай, черное и белое, низменные желания и достоинство. — …Юнхо!       Мужчина встрепенулся, расслышав возглас Джеджуна. — Как ты? — Все хорошо, просто задумался. — Устал? — Немного. — Еще бы, ты с самого утра вертишься перед журналюгами и извращенцами. Поехали домой.       Юнхо повернулся к выходу, но никак не мог оторвать взгляд от магнетических глаз своего детища. Дже потянул его на выход. Краем глаза он заметил отражение зеркала, и ему показалось на миг, что мегера злобно уставилась на него. Ненависть. Только так можно было описать ауру, окутывающую госпожу. Ким поежился. — Не хотел бы я работать ночным сторожем. Увидишь эту вот, обсерешься да поседеешь.       Юнхо рассмеялся, забросил руку на плечо парня и направился к коридору. — У тебя слишком развито воображение. — Эта баба действительно страшная. Кажется, что сейчас выскочит из-за спины и присунет страпона.       Чон запрокинул голову и громко расхохотался. — Мнительный параноик.       Такахиро пригласил обоих выпить за успешную премьеру, но особо не удивился обоюдному отказу. Юнхо загнал Дже в машину, и они отбыли так быстро, что предоставили японцу пищу для бурных фантазий. — Думаю, мне нужно позвонить отцу, — Джеджун потыкал кнопку, выбирая радиостанцию. — Рано или поздно кто-то из знакомых увидит ту статую. Лучше будет, если я скажу, что поучаствовал в качестве модели, по крайней мере, всегда можно надавить на жалость: голодный студент и тэ дэ и тэ пэ. — Разумно, — кивнул Чон. — Если хочешь, можем выслать ему брошюру завтра утром. Он оценит, что ты сам скажешь ему, а не кто-то левый. — Эм… а можно отфотошопить и скрыть корсет? Да и ширинку тоже, — Дже захихикал. — Если он увидит наследника своих компаний в таком виде, пизда мне. — Прикинь его удивление, когда ты кончишь от его ремня на своей попке! — Иди ты! — Джеджун симпатично смутился. — Мои друзья и семья далеки от искусства, может, пронесет. — Что бы ни случилось, я всегда тебя поддержу, — Юнхо опустил левую руку на колено питомца. — Помнишь, да? Стыдно должно быть им, а не тебе. Комплексы у них, ты же свободен от предубеждений, а потому прекрасен. — Говори мне это почаще, плиз, — Дже с благодарностью погладил ладонь доминанта.       Вечером было довольно много машин, а потому дорога до дома Чона заняла едва не час. Дже изрядно проголодался. Он рванул к холодильнику сразу же, как выпрыгнул из кед. Юнхо взглянул на разбросанную обувь. — Малыш. — Да? — Иди сюда.       Ким вернулся. Мужчина указал на кеды, потом кивнул на три круглые вазы, напоминающие аквариумы, стоящие на полке по разные стороны от телевизора. Крайние были прозрачные, та, что посередине, угольно-черная. Небольшая квартира была обставлена лишь самым необходимым, и вазы являлись, пожалуй, единственным декором. Гостиная и кухня разделялись лишь барной стойкой, спальня, душевая и гардероб были в другой комнате. Левая ваза была наполнена черными камешками, правая — белыми. Ванильные посетители подумали бы, что это всего лишь решение дизайнера, однако их назначение было куда больше, чем просто создание уюта.       Джеджун вздохнул, наклонился и поставил обувь аккуратно на полочку, после чего подошел к вазе с черными камнями и достал один, переложил в ту, что стояла посередине полки. — Сегодня четверг. Выбери два камня, — приказал Юнхо, медленно распутывая узел галстука.       Дже запустил руку в вазу, пошебуршал скопившимися там камнями, потом вытянул и раскрыл ладонь. Взору предстали два черных. — У тебя пара минут, малыш. — Да, хозяин.       Вернув камни в родную левую вазу, Ким прошаркал к плите, на которую успел поставить кастрюлю с супом, выключил. Потом исчез в спальне. Юнхо снял пиджак и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, вымыл руки и сполоснул лицо прохладной водой. После чего сел в кресло. Джеджун вышел из спальни обнаженный, принес две коробки. Опустившись перед мужчиной на колени, он открыл ту, что поменьше, и протянул со всем почтением, на которое был способен. Юнхо извлек ошейник, погладил узкую металлическую полосу, украшавшую его снаружи. Дже подался вперед, подставляя шею. Бархат черной ленты скрыла кожа. — Детка понимает, почему не может сейчас поужинать? — Да, хозяин.       Юнхо вернулся от психотерапевта с новой идеей воспитания послушного сабмиссива. Джеджун с энтузиазмом согласился попробовать, сам обегал несколько магазинов в поисках подходящих ваз. Юнхо достал камни. Одинаково ровные, гладкие, они прекрасно отражали отводимую им функцию — поощрения и наказания. Каждый вечер питомец рассказывал, как провел день вне поля зрения доминанта, и тот оценивал, имел ли место косяк или же нет. Если все проходило хорошо, то Дже перекладывал белый камень в черную вазу. Если его поведение оставляло желать лучшего, то данную процедуру проводили с черным камнем. Если же Джеджун в присутствии Юнхо валял дурака, то мужчина забирал оттуда один белый камень, что уменьшало потом вероятность получить поощрение. То же происходило в тех случаях, когда Дже был исключительно няшей. В силу неуемного характера, белых камешков в черной вазе водилось не очень много. Каждый второй день доминант приказывал вытащить два камня. Дальше больше! Система воспитания включала две коробки, хранившиеся у доминанта, и доступ саба к ним был строжайше запрещен. Если питомцу везло, то вытащенный из черной вазы белый камень обменивался на белую же карту, которую Юнхо вытаскивал из коробки поощрения. И в сессию Дже получал ту нямку, которая была написана на этой карте. Если же фортуна отворачивалась от Кима, то ему обламывалась карта наказаний, и сессия оборачивалась испытанием. Прошлый раз Джеджун провел целые сутки на привязи около унитаза, при этом не имея возможности пописать из-за хитроумного катетера, нацепленного Юнхо. Карты продумывались и разрабатывались путем долгих обсуждений на кухне. — Теперь коробка.       Дже открыл крышку, и его мужчина запустил руку внутрь, вытащил две карты. Ким опустил глаза, молясь, чтобы его не заставили мочиться с задранной ногой, как собаку, ведь мало того, что это было пиздец как стремно, так еще и убирать нужно было за собой. К тому же, попробуйте поссать по команде, когда вроде как не хочется. — Сегодня тебе нельзя кончать, — Юнхо продемонстрировал Джеджуну первую карту, и тот не удержался от досадливого стона. — Но я не садист, да и наказание, как ты помнишь, должно быть соразмерным с проступком. Я помогу тебе бондажом.       Дже уже знал, что никакие переговоры не помогут, и только кивнул, готовый пустить слезу из-за ебаной перспективы остаться сегодня ночью неудовлетворенным. — Спасибо, хозяин, — только и оставалось поблагодарить за такую щедрость. — Кажется, ты не рад. — Что вы, хозяин, я рад, очень-очень рад! Если бы я был собакой, я бы даже хвостом завилял!       Юнхо прочитал вторую карту, закусил губу, чтобы не расхохотаться. Повернув ее к Дже, он улыбнулся. — У тебя развитая интуиция, детка. Уверен, из тебя выйдет замечательный щенок. — Пэт плей?! Ебаный стыд, — натурально заскулил парень, уткнувшись носом в стопы мужчины. — Хозяи-иин! — Что, малыш? — Это нонсенс! — Закрой рот. — Но… — Сидеть!       Дже усилием воли стёр кислую мину с лица, поджал руки к груди и выпрямил спину. Даже язык высунул. Юнхо подложил ладонь под подбородок, оглядел питомца. — В детстве я мечтал о собаке. Детка, спасибо, что предоставил мне маленькую радость хотя бы теперь. — Рад служить вам, хозяин. — Ата-та, — покачал головой Юнхо, напомнил строго. — Собаки не разговаривают.       Дже заткнулся. Чон с ленивой грацией протянул парню руку. Джеджун лизнул ладонь мужчины. — Хорошая собачка, молодец. Голос! — Ээ… гав, — неуверенно выдал Ким. — Не хватает маленького штриха, — мужчина поднялся. — Ждать здесь!       Джеджун навострил уши, не смея двигаться. Юнхо вернулся довольно быстро. В руках у него была цепь, простейший бондаж для члена, бутылка лубриканта и анальная пробка с длинным пушистым хвостом. Дже вылупил глазища. — Кажется, ты удивлен, — Юнхо ласково погладил питомца по голове, взлохматил волосы. — Как только мы составили карты, я докупил в нашу маленькую коллекцию все необходимое. Не думал ведь ты, что я спущу на тормоза такую важную деталь, как наказание?       Дже мучительно «давил шары», потом покачал головой, мол, нет. Юнхо спохватился. — Давай расскажу правила. «Да» — один гав, — «нет» — два гава. Хороший питомец спит там, где скажет хозяин, ест тогда, когда разрешит хозяин. Разрешено передвигаться только на коленях, запрещено пользоваться человеческой речью и руками, мебелью, микроволновкой, унитазом. Твои «человеческие права» не действуют, пока я не завершу сессию. Она может длиться день и даже неделю.       У Кима челюсть упала. Он скосил глаза на брошенный на стуле рюкзак. Юнхо проследил за его взглядом. — Собаки не ходят в институт. Все понял? — Гав! — Хороший мальчик. Про неделю я не серьезно. Долго играть мы не будем, все-таки собаки у меня никогда раньше не было, и я не хочу, чтобы ты чувствовал себя чрезмерно некомфортно. Да и наказание слишком долгим быть не может, ибо вызовет привыкание. Другое дело, если карта поменяет свой цвет… Да, твое стоп-слово по-прежнему работает. Окей, приступим.       Юнхо поставил Дже на середину комнаты и приказал опуститься на четыре кости. Джеджун уткнулся лбом в пол, выставив на обозрение задницу. Чувствовал он себя немного не в своей тарелке, хоть уже не раз представал перед доминантом в подобной позе, ибо расслабиться мешала одна мысль. Ладно, учеба, хрен с ней, но как ему писать теперь?! На улицу проситься? Стало жутко интересно, как Юнхо собирается выкручиваться с этим нехитрым делом. Между тем его доминант шире развел ему ноги, налил на промежность прозрачного геля и с ходу проник внутрь одним пальцем. Дже зажмурился и дышать перестал. — Не задерживай дыхание.       Джеджун изломал брови и заскреб ногтями по полу, когда его задницу начали стимулировать уже двумя пальцами. Юнхо по обыкновению комментировал все, что происходило ниже экватора, соблазнял и расслаблял. Дже инстинктивно потянулся к члену, тут же получил по лапке. — Нельзя!       Парень глухо застонал. Желая подразнить пэта, Юнхо обхватил его член и начал играть с крайней плотью, двигая ее туда-сюда, обнажая головку. Дже прижался к полу щекой, замычал от удовольствия. — Маленький развратный мальчик, — мурлыкнул Юнхо, борясь с собственным возбуждением. — Поиграй сфинктером.       Дже попеременно расслаблял и напрягал мышцы, предоставив своему господину любоваться пульсирующей плотью. Юнхо подавил желание лизнуть чувствительное место, вместо этого приставил кончик пробки и аккуратно начал вводить латекс внутрь, совершая плавные круговые движения и словно бы пробуравливая вход. Попка сабмиссива практически без сопротивления приняла пробку. — Смотрится здорово. Взгляни.       Дже глянул между ног. Юнхо услужливо прижал его член к животу, открывая вид на болтающийся хвост. — Нравится? — Гав-гав. — Нет? Как по мне, черное тебе очень идет. А теперь прогуляемся, держись рядом. К ноге!       Джеджун пополз рядом с мужчиной, обошел гостиную вокруг. Игрушка внутри стимулировала простату, и его член призывно торчал, как у почуявшего течную самку кабеля. Юнхо шел медленно, чтобы пэт не торопился и не сбивал в синяки колени. Он любил лицезреть красную, горящую огнем, кожу саба, а не уродливые зеленоватые синяки.       Второй круг, третий. Джеджун свыкся с мыслью, что сегодняшним вечером он — дворняжка. Подняв глаза на хозяина, он увидел море любви во взгляде, обращенным к нему. И он готов был пойти на многое, лишь Юнхо продолжал смотреть на него именно так. Громко пискнул мобильный. Мужчина не сразу услышал его, ибо был поглощен любованием своим любимцем. — Гав!       Дже встал на колени и ткнулся носом в карман Чона. Тот ласково улыбнулся щенку. — Пора принимать таблетки? — Гав! — Кажется, мне понравится играть в пэт-плей, — Юнхо извлек пузырек с белыми пилюлями, открыл и вытряхнул на ладонь одну.       Зрители так и не увидели статую, для которой позировала Хотару — Юнхо уничтожил ее глиняный макет, изрезав ножами и исхлестав розгой в первые дни после возобновления своего лечения. Он был растерян и подавлен, сил и желания работать не было, тогда Дже рискнул влезть со своим предложением помочь. Так родилась скульптура, вокруг которой теперь разгорелась нешуточная шумиха. Юнхо черпал вдохновение в Дже, находил в нем понимание и любовь, необходимую в восстановлении. Он провел немало времени, составляя Кодекс для лайфстайла, и теперь с трудом мог обходиться один. Теперь ему нужно было слышать голос парня, чувствовать его дыхание и прикосновения. Они делились друг с другом страстью, кайфом, радостью и грустью. Сессии стали неотъемлемой частью жизни, но и без них пара чувствовала нерушимую связь. Властная натура Юнхо находила удовлетворение в умеренном садизме, он диктовал условия и контролировал Джеджуна, который, родившись с золотой ложкой во рту, подсознательно ненавидел слабость окружающих его людей. Они доверяли друг другу больше, чем кому бы то ни было, как и сами они были больше, чем игроками. — Люблю тебя, малыш.       Горячий шепот приятно щекотал спину. Джеджун улыбнулся. Он уже практически заснул, утомленный испытаниями, выпавшими на этот вечер, когда ощутил, как к нему сзади прижался любимый. Юнхо обнял его, уткнулся носом между лопаток. — Люблю.