Сраный ублюдок, которого я люблю

– На хрен иди, я не буду это петь! Ваш новый альбом – говно! – Уорсноп завелся не на шутку. - А не пойти бы тебе на хрен самому, Дэнни? Ты съебался из группы на полтора года! На полтора! Мы записали альбом без твоего гребанного хардрока, и ты будешь его петь, мать твою! – Я и сам изрядно на взводе. Этот ублюдок уже целый час полощет мне мозги, - Ты думал, что без тебя мы распадемся и всё? А вот хрен! Мы делали, что хотели и твоего мнения о материале не спросили! – Ни о чем я не думал! Но петь я это не буду! – Дэнни, прекрати катать истерику! Сам съебался – сам виноват. Веди себя как профессионал! Дэнни молча дуется, а я хватаю со стола бутылку с пивом и делаю пару глотков просто для того, чтобы перевести дыхание. В самом начале нашего спора парни просто срулили из студии под тупым предлогом. Мне предстоит сражаться с ним в одиночку. А Уорсноп отличается феноменальной упертостью. – Дэнни, ты мне друг, блять, или где? – Даже не уговаривай! – Уорсноп без зазрения совести перебивает меня, - мне все это не нравится! Я не хочу это петь! И даже при наличии желания, я бы не смог это сделать! Ты только послушай этот визг! Да я такой звук издам, только если мне яйца дверью прижмут, и то не факт! – Уорсноп тыкает мышкой в треки, включая все подряд, - Как ты себе это представляешь? - Да как обычно. Споешь, как можешь. Тебе так-то не впервой! –Вот! – Уорсноп, не слушая меня, тыкает в The Black и таскает туда-сюда бегунок по треку в поисках припева, - Вот! I wish you just spe spe speak to me. Bla bla black is all that I see. Что за заевшая пластинка вообще? Этот ваш Штоф заикается что ли? Вот мы и дошли до Дениса. Я знаю, что Уорсноп ревнует. Только вот он в этом никогда не признается, потому что это слишком тупо. Во-первых, он сам ушел. Во-вторых, он знает, что у нас с Шафором ничего не могло быть, даже дружбы толком не получилось. Но ему, как и мне, жалко 1,5 лет, проведенных порознь. И обидно, что я его просто, по сути, заменил. – Дэнни!!! – Что? Может, предложишь мне еще и Undivided спеть, в которой ты меня называешь ублюдком примерно полмиллиона раз? Или какую-нибудь Sometimes It Ends, перед которой ты говоришь, что я – это прошлое? Зачем вы вообще включили кусок этого говноитервью в трек? «Пф, понятно же – чтобы задеть тебя! Я был зол, я был обижен. Я был обескуражен. Я остался один!» Конечно, я не озвучиваю ему свои мысли. Я набираю в грудь побольше воздуха, чтобы выдать что-нибудь порезче. Мне уже надоело ругаться. Мы только-только снова начали общаться, а уже сремся по старому поводу. – Дэнни, блять! – Или вот это – Уорсноп отворачивается от меня и продолжает разносить новый альбом, просто напросто игнорируя мои яростные выкрики. Он включает Here I Am, - Take this chance! – Дэнни изображает визг, но я-то легко могу себе представить, как он все это мог бы спеть. И мне чертовски, чертовски нравится то, что я себе представляю. - О, у вас же еще и баллада есть! – с какой-то злобной радостью он включает Send me home. Если говорить откровенно, то это самая личная, самая откровенная песня в альбоме. Надо быть идиотом, чтоб не понять, что она про нас. – Попробуем! – Уорсноп с очень грозной моськой слушает вступление. Не лезет в гугл смотреть текст. Ты палишься, дебил, что знаешь все слова. Чего бы ты там не заливал журналистам, я знаю, что ты заслушал весь альбом до дыр. - A stranger to most, but everyone knows his name The city he wakes up in is never the same It gets hard to count the days with only stars to lead the way And in his heart of gold he knows this has to change. Он поет, как может, не пытается взять высоко, повторяя за Денисом, он поет ее так, как пел Moving on. И песня меняется. В исполнении Уорснопа она становится совсем другой, более глубокой и эмоциональной. Если честно, мне новый голос Дэнни нравится намного больше, чем старый. Настоящий мужской голос, на фоне которого слова кажутся немного детскими. – Take another step, take another breath. I fill my lungs with the deepest of regrets. And I don’t know if I’ll make it home again, - Уорсноп продолжает петь, со скептицизмом поглядывая на меня. А меня пробирает до костей. Эта песня становится будто противоположностью Moving On, записанной в то время, когда все уже катилось к чертям, и в которой он откровенно прощался. Когда Дэнни исполнял ее на концертах еще до ухода, я чувствовал, что он поет ее мне, предупреждая, подготавливая к неизбежной разлуке. А теперь он так же поет Send me home, песню, в которой я так отчаянно зову его обратно. Исполненная этим хрипловатым, но таким родным голосом, она будто превращается в его слова «Я здесь. Ты снова не один». У меня сжимается сердце… – А мне нравится. Очень нравится, черт тебя дери, - я говорю это тихо, но вкрадчиво. От неожиданности, что я перестал орать, Дэнни прекращает петь и застывает. Я пользуюсь моментом… Губы Уорснопа одновременно те же самые и совершенно новые. Я уже успел забыть настолько ярок контраст между мягкими губами и жесткими волосками на подбородке. От него пахнет терпким парфюмом, шампунем и немного – темным пивом. Он горький на вкус, как этот чертов Гиннес. Я целую его, крепко держа за рукава рубашки, мне все кажется, что это не совсем реально. Мало того, что прямо сейчас происходит то, чего я неистово жаждал полтора года, так еще и Дэнни именно такой, каким я мечтал его видеть – взрослее, разумнее и спокойнее. Почти трезвый, он нерешителен и податлив, он будто пробует – каково это просто наслаждаться близостью, а не пытаться с ее помощью заглушить своих демонов. От таких мыслей мне хочется схватить Уорснопа еще крепче, прижать сильнее. Чувствую, как ожили руки Дэнни. Он мягко скользит ими вдоль моих бедер и талии, обнимает меня где-то в области лопаток. Я отпускаю его рукав и тянусь к его голове. Она тоже непривычная под моими пальцами. Так коротко он не стригся при мне никогда. Я притягиваю его за затылок ближе, но мне хочется вцепиться в Уорснопа, зафиксировать, чтобы он точно не мог вырваться. И ужасно раздражает, что я не могу схватить его за волосы. – Какого хрена ты их сбрил? – я разрываю поцелуй и недовольно бормочу ему прямо в ухо, легко касаясь кожи губами. Уши - его слабое место, и я это знаю. – Лохматым ты был милее. – Я не девчонка, чтоб быть милым, - он усмехается, почти до хруста сжимая мои ребра. На его фоне я сраный дрыщ, не смотря на то, что поправился. Он по-идиотски хихикает, когда я недовольно выдыхаю, и целует меня сам. В этот раз он активнее и резче. Уорсноп то широкими, мягкими движениями языка гладит мой язык, то проходится языком по губам, то отрывается от меня на секунду, то целомудренно целует только губами, не давая мне проникать в его рот, постоянно меняет скорость и нажим. Я так скучал по такому вот ласковому, игривому и искреннему Дэнни. Намного больше полутора лет. Все происходящее поднимает во мне бурю эмоций. Я одновременно счастлив от того, что это наконец-то случилось, испуган тем, как все неожиданно, удивлен тем, какой Уорсноп сейчас, немного зол от того, насколько я завишу от него. И я вспоминаю, как сильно его любил. И сейчас тоже люблю. Мы продолжаем целоваться еще куплет и припев. Дэнни не успел выключить музыку, когда я полез к нему, и теперь на всю студию играют песни, которые я писал для него. Я чувствую, как нарастает физическое возбуждение, как кровь приливает к щекам и члену, в ушах стучит пульс, а руки слегка теряют ловкость. Я глажу Уорснопа по затылку, по лицу, шее, плечам и спине. Мне больше не нужно держать его за рукав, потому что сейчас он точно ни за что не уйдет. Сквозь шум в ушах слышу, как щелкает мой телефон, предупреждая о сообщении в чате. Я разрываю поцелуй и тянусь к телефону. – Да брось ты его! – Дэнни недовольно бормочет, не желая выпускать меня из объятий. – Это по-любому парни! – Я немного отстраняюсь, но не разрываю тесный контакт и хватаю телефон со стола. На дисплее под номером Кэма горит сообщение. – Уламывай его скорее, мы пошли в супермаркет, возьмем пива и возвращаемся. Через полчаса ждите! – пока я читаю вслух сообщение, Уорсноп беззастенчиво опускает руку мне на ширинку. На секунду я напрягаюсь, чувствую, как он мягко гладит мой член сквозь джинсы. Это слишком большое искушение и слишком не вовремя. – Ты же понимаешь, что никто не будет тебя трахать сейчас? Пацаны же сказали - вернутся через полчаса. – Ага. Но отсос-то в полчаса уложить можно. – Уорсноп ухмыляется, но как-то смущенно. Он будто не уверен, что я разрешу. С тех пор, как он вернулся, мы не позволяли себе ничего интимнее, чем дружеские объятья при парнях, и вот теперь стоим тут, разгоряченные поцелуями, а он щупает меня за член. Сегодня границы прокладываю я. И я хочу отодвинуть их так далеко, как это только возможно. – Ну, если только ты постараешься и выложишься на полную. Уорсноп расплывается в дурацкой улыбке и демонстративным движением опускается на колени. Всего несколько секунд у него уходит на то, чтобы расстегнуть пуговицу и молнию и вытащить мой член из трусов. Он облизывает ладошки и проходится ими снизу вверх - по яичкам и стволу от основания до самой головки. В моей голове мгновенно всплывают воспоминания, как мы поспорили с ним в аэропорту Бристоля, что он сумеет заставить меня кончить до того, как завершится регистрация на наш рейс. Он уложился в 6 минут, старательно обработав меня руками в тесной кабинке аэропортовского туалета. Я вышел из нее расслабленным и довольным. А вот парни тогда полздоровья потеряли, бегая по терминалу в поисках нас. Дэнни смыкает пальцы в кольцо и еще несколько раз проходится ими снизу вверх, чтобы мой член встал окончательно. Когда горячий мягкий язык Уорснопа касается головки, у меня перехватывает дыхание. Я поднимаю голову и стараюсь не смотреть на него, сосредотачиваясь на ощущениях. Он любит и умеет делать минет. Когда-то давно его забавляло отрабатывать на мне технику. Мы потратили немало часов, на то, чтобы он изучил меня вдоль и поперек, проверил все приемчики, подсмотренные в порно, и придумал что-то свое. Он проводит языком вокруг головки, мягко облизывает чувствительную уздечку, проходится расслабленным языком с каждой стороны, от основания до самой вершинки, а затем берет его в рот. Он редко берет глубоко, но зато действует затейливо. Он то полизывает головку, то насаживается губами на член, продолжая движение пальцами от губ к основанию, то собирает крайнюю плоть у головки и внедряется туда языком, проводя им по кругу. Мне очень нравится такое движение – необычное и слишком развратное. Попутно он гладит мошонку, очень нежно и аккуратно перебирает ее пальцами. Он действительно хорошо меня знает. Его умелые ласки дополняют невероятно возбуждающие воспоминаниями о всех предыдущих минетах от него. Адреналин бушует, с лихвой выбрасываемый в кровь от одной только мысли, что мы здесь, в студии, с незакрытой дверью, почти не защищенные, делаем то, что не делали полтора года. Меня не хватит на долго. Он знает, что ближе к концу я люблю не вынимать. Я опускаю руку и снова пытаюсь ухватить его за волосы, но под ладонью оказывается только отросшая щетина. Приходится держать его всей петярней за затылок. Я никогда не трахал его в горло слишком жестко, хотя он иногда об этом просил – негоже вокалистов херами портить. Но я всегда держу его голову, чтобы он не вытаскивал член изо рта, направляю, заставляю брать глубже. Он сжимает губы крепче и помогает себе рукой. Я настолько размяк в его руках, что чтобы кончить, мне требуется всего пара минут таких интенсивных ласк. Перед самым оргазмом я отпускаю его голову – пусть Уорсноп сам решает, глотать ему или нет. Удивительно, но Дэнни решил не доставать до самого конца – я кончил ему в такой горячий, такой гостеприимный рот. Но глотать он не стал. Пока я пытался отдышаться, он поднялся с пола, взял со стола мою бутылку, в которой на дне плескались остатки пива, спустил все в нее, а затем просто поставил ее в мусорное ведро. - Что? Нынче не глотаешь? - Приличные девочки не глотают на первом свидании, - Уорсноп говорит это очень серьезным тоном, попутно отряхивая колени и отдергивая рубашку с жилетом. Мы тихо ржем, глядя друг другу в глаза. Мне не хватало этого – этого потрясающего чувства комфорта в любой ситуации. Я стою посреди студии с членом наружу, пока мой лучший друг вытирает рот, и мне чертовски комфортно. Со смехом я заправляю достоинство в штаны и приглаживаю волосы, которые этот идиот разлохматил во время поцелуя. А потом я плюхаюсь на диван и широко развожу ноги. - Иди сюда, - я хлопаю ладошкой по сиденью между своих коленей. - Чтоооо? Маленькому Брюсу мало и он хочет еще, но только в другой позе? - Иди сюда и сядь ко мне спиной, придурок! Не совсем понимая, чего я затеял, он подходит и все-таки садиться туда, куда я ему указал. Из-за новых форм Дэнни дотягиваться до его члена в такой позе стало не так просто, но я тяну его ближе к себе и чуть-чуть поднимаюсь над сидением. Теперь, когда я зажат между ним и спинкой дивана, я выше и мне достаточно просто наклониться через его плечо. Я знаю, как сильно его заводит сосать мне, поэтому он и сам изрядно возбужден. Судя по отыгравшим за время уорсноповских стараний песням, мы уложились примерно в 10 минут. У нас еще есть время и теперь моя очередь доставить ему порцию удовольствия. Я расстегиваю его ширинку и не снимая толком штанов, достаю его член. Мне нравится хер Денни – не большой, но идеально ровный, нежно-розовый и пропорциональный. Я любуюсь им, одновременно засовывая Дэнни в рот два пальца. Он без слов понимает меня и облизывает их, активно смачивая. Меня заводит мысль, что во рту у него еще есть остатки моей спермы и сейчас я размажу их по нему. - Как ты хочешь, чтобы я это сделал? Нежно или пожестче? – я снова шепчу ему на ухо, задевая его губами. Я вынимаю пальцы у него изо рта и мягко обхватываю его член, провожу ими по коже, стараясь увлажнить ее. А потом соединяю их в кольцо у основания и веду вверх. - Так? Мои движения аккуратные, почти невесомые. - Или так? Я повторяю движение, сжав пальцы крепче. Уорсноп накрывает мою ладонь своей, и я расслабляю руку, чтоб он мог показать мне нажим, который ему хочется ощутить именно сейчас. Он выбирает средний. Я запоминаю ощущения, отпускаю его член и снова засовываю пальцы ему в рот. Когда они становятся достаточно мокрыми, я снова опускаю их вниз, обхватываю ствол. - Слышишь эту песню, Дэнни? – шепчу ему на ухо, глядя, как по его шее вниз бегут мурашки, - я тебе ее, ублюдку, написал. Я веду пальцы от основания вверх, а потом поворачиваю немного руку, чтобы кольцо из пальцев прошлось по всей головке – венчику, уздечке, щечкам, мазнуло по самой вершинке с отверстием уретры, - а затем опускаюсь вниз. - Вообще-то несколько обидно, что ты не хочешь ее петь. Послушай, Дэнни. Я ласкаю его член, пока он молча слушает песню. Я мягко кусаю Уорснопа за мочку уха, целую нежную кожу прямо за ним, трусь носом о шею. Свободной рукой я обхватываю Дэнни попрек живота, прижимаю к себе или глажу по груди. - Очень –очень обидно. Чертовски, Дэнни. Я чуть ускоряю движения руки на члене. Песня кончается, а с ней кончается и альбом. Песни шли в непривычном порядке. В воцарившейся тишине студии я слышу, как тяжело дышит Дэнни. Я дрочу ему, целуя в щеку, шею, вдыхая его аромат, к которому примешивается теперь и мускусная нотка. Я счастлив от того, что он здесь, со мной, в моих руках. Я скучал по нему. Скучал так сильно, что это доставляло физическую боль. И больнее всего было от того, что я не мог ему этого сказать. Ни единого смс этот урод не написал мне за все время. И лишь на новой пластинке я частично смог выразить то, что чувствовал. Но и в песнях я прятал всю нерастраченную любовь за злостью. Here I Am, Дэнни, и я не прячусь. Я тот, кто дрочит тебе в студии, обнимая твою растолстевшую тушку, и чувствует себя от этого счастливым. Не хочешь петь новый альбом - и к черту. Я хочу забыть то время, когда тебя не было рядом. - Я так люблю тебя, чертов ты ублюдок, что разрешаю тебе не петь новые песни. А прессе скормим что-нибудь про то, что так все и задумано. Что сет-лист тура является отображением того, чего мы добились будучи группой. Он заканчивается на том, с чего мы начинали и как бы показывает положение, в котором мы сейчас находимся. Я смеюсь ему в шею и довожу его до оргазма парой резких движений. Чтобы не запачкать его брюки, я подставляю свободную руку, а потом лезу ладошкой ему под одежду и вытираю сперму о подклад его дорогого жилета. Не то чтобы мне не нравился его новый стиль, но отчего-то хочется видеть Дэнни не таким рафинированным и прилизанным. Разомлевший, он только хмыкает на мою выходку. - Ну и падла ты, Дэнни, - я беру его рукой за шею чуть с нажимом, располагая ладонь на кадыке, и произношу слова прямо ему в ухо – так, как ему нравится, - Я люблю все эти песни. - Я тоже их люблю, - Дэнни усмехается, - они ведь почти все про меня