Руководство к жизни на балконе

Всегда, когда ты думаешь, что хуже уже быть не может, ты не оглядываешься в прошлое и не можешь предугадать будущее. А что бы сделал ты, если бы тебе предложили лёгкий способ изменять мир так, как тебе только заблагорассудится? Ты бы подстраивал его под себя, не так ли? Никто бы не стал менять его во благо всех в этом мире, нет, никто. Как там у Стругацких? «Счастье всем и даром», ага? Да, мне тоже смешно теперь. Как и Аркадию Натановичу с Борисом Натановичем. На балконе моего высокого чёрного замка было холодно и зябко от северных ветров, что режут кожу словно тысячи мелких надоедливых метафор, эпитетов и сравнительных оборотов, которые были до меня, будут в этом тексте и, скорее всего, сохранятся в текстах после меня. В любом случае, читатель, смотри, я живу в замке. Вдали старая бедная деревенька наподобие тех, что были раньше во Франции. Между моим домом и поселением людей дремучий страшный лес из сказок немецких собирателей фольклора. Сам замок такой, каким ты себе, наверное, их и представляешь — старый, с высокими тонкими башнями, довольно мрачный и высокий, а ещё он стоит на краю обрыва, и окна в нём витражные. Жутковатый на вид, до чёртиков стереотипный, но такой приятный моему сердцу. Я выкупила этот объект всемирного наследия ЮНЕСКО у какого-то древнего старика, что жил тут долгое время. Я вспоминаю время, когда всё было иначе. Ох, уж эта ностальгия! Был период весны. Синее небо с его белыми перистыми облаками, которых тычет в бок лёгкий приятный ветерок. Шуршание зелёной травы под ногами и цветение вишни и абрикоса. Смски на старый поцарапанный телефон и безделье, опутывающее тебя с головы до ног и шепчущее тебя приятное «Останься. Мы тебя любим здесь!». Но ты отвечаешь на смс, поднимаешься на ноги и идёшь куда-то. Не важно куда, ты просто уходишь из той весны, предавая её ласку и вечную любовь ради безликой и лживой надежды на радостное будущее. Бог дал людям время, чтобы они могли вспоминать то, что потеряли, и понимать, как же они, сука, стареют в поисках результатов обещаний, данных им надеждой, которую сами же и вскормили своими мыслями и фантазиями. Неправда ли это жестоко? Хочу ли я сказать, что все мы рождаемся лишь для страданий? Ну, если Бог и правда существует, и это он создал всех нас, то логично предположить, что это правда. Что Богу с наших страданий? Просто понаблюдайте за человеком, что играет в Sims. Надеюсь, объяснений более не нужно. Я бы могла ещё отметить периоды скучного лета, полного прогулок, и романтичной осени, но мне куда приятнее вспомнить период волшебный зимы. Снегопад, снежки, красные от мороза щёки и носы, кровоточащие сухие губы, снег за шиворот, фехтование сосульками, и многое-многое другое. Все в душе любят зиму. Если кто-то не любит зиму, то его обычно сжигают. А как прекрасна любовь в зимние периоды, а? Даже если она безответная, как же приятно любить, когда у тебя пальцы еле шевелятся от холода. Она берёт снег, кладёт тебе на голову и растирает его в волосах. Чтобы ты заболела, умерла и перестала любить. Вы обнимаетесь, чтобы согреться. Тебе жертвуют свой шарф и даже одну из своих перчаток. Ты влюблена, а жгущая твою кожу зима, только подогревает это пламя чувств в твоём сердце или мозгу, где оно там должно быть. За это я и люблю зимний период. Но уже давно периоды стали сливаться и представлять из себя нечто пограничное. Это не случилось из-за какого-то реального катаклизма в природе. Этого не случилось из-за войны, эпидемии или какой-либо ещё интересной причины для литературного произведения про постапокалипсис. Это случилось со мной. Внутри меня случилось нечто, что изменило окружающие меня вещи. Я пока не знаю, как это назвать, но точно могу сказать, что конец света для каждого из нас настанет свой личный. Не будет никаких метеоритов, как в случае с динозаврами. Не будет вторжения пришельцев, зомби-вируса или Третьей мировой. Восстания искусственного интеллекта никто из нас не дождётся и, скорее всего, мы с тобой, дорогой читатель, не доживём до израсходования мировых ресурсов. Даже Страшного суда не случится — судебный процесс слишком затянут уже давно, ты просто не заметил этого. Конец всему настанет у тебя в голове, и у каждого из нас он будет свой. Однажды ты просто дойдёшь до мысли, что это уже не мир, а дерьмо какое-то. И вот, когда эта мысль перестанет покидать тебя, когда борьба с ней станет безуспешной и провальной, тогда ты и обретёшь для себя свой закат человечества. В этом нет ничего плохо, просто это ужасно. Я закуталась поглубже в одеяло, в котором я любила таскаться ещё несколько часов после пробуждения, держа в руках мягкую подушку. Ветер развевал мои длинные тёмно-каштановые волосы, а я молча стояла на другой подушке, которую я заботливо подложила под свои же ноги. Я помню, что у нас в стране каждый сентябрь вручают премию самому успешному путешественнику года. Является ли призом за такое странное достижение внедорожник или скидки на авиабилеты, я не знаю, но вот о чём я подумала недавно — почему эту премию ни разу не вручили ветру? Обычному ветру, что дует каждый раз и переносит воздушные массы из одной точки земного шара в другую. Ведь у кого и выходят самые успешные и самые крутые путешествия — да ещё и из года в год с одинаковым успехом — так это у ветра. Ему не нужен какой-либо транспорт, не нужен загранпаспорт, да даже еда не нужна. Мне стало как-то необычно обидно. Не за себя, а за другого. Я кинула вторую подушку на пол и перепрыгнула на неё, потом подняла и бросила вперёд ту первую, что только освободилась от моих ступней. Прыгая так по двум подушкам, я добралась до тумбы, порылась в ней с минуты, пока наконец не нашла нужный мне маленький мешочек. Зажав его в зубах, я проделала обратный путь по подушкам на балкон и потянула за шнурок маленькой сокровищницы, как можно подальше вытянув руки перед перилами. Я старалась не вывалиться, чтобы моё повествование не закончилось на такой глупой ноте, и перевернула свёрток из ткани вверх тормашками. Вниз посыпался золотой песок из блёсток неизвестного происхождения и скорее всего назначения декора, который был тут же подхвачен жадными руками ветра. Это твоя награда, дорогой! Конечно, когда-то я жила не одна. Я познакомилась с ней в городской библиотеке. Девочка в сером свитере с оленями, карие волосы, которое складывались в каре, сидела рядом со мной за столом в читальном зале. Её каштановые глаза были чуть увеличены и подчёркнуты большими круглыми очками как у Гарри Поттера. Она задумчиво читала какой-то сборник. Произведение вроде как называлось Голубые города. Я тихо засмеялась, и после её недоумевающего взгляда сказала что-то вроде «Более глупые названия, наверное, Пелевин успел разобрать?», на что конечно же получила осуждающий взгляд и ответ в стиле «А ты вообще читала, чтобы так говорить?». Я пустилась в тираду про то, что да, я читала, и мне не шибко-то понравилось, и что произведение скучное, попутно рассказав про финал и вскрыв вены любой интриге, которую пытался утаить автор в начале. Поняв, что сказала слишком много, я извинилась, но она уже захлопнула книгу и предложила мне самой тогда посоветовать ей книгу для прочтения. Я встала и пошла к полкам. Я была возле них не то, чтобы достаточно долго, но когда я вернулась к нашему столу, её и след простыл. Я была разочарована, и как-то даже грустно стало и стыдно. Но когда я пришла в библиотеку в следующий раз, я вновь заметила эту девушку. Я быстро отыскала на полке ту же книгу, что хотела посоветовать ей в прошлый раз, и подбежала с ней к её столу. Она была весьма удивлена, ведь по её словам, она подумала, что я трусливо сбежала в тот раз, но с улыбкой приняла книгу и принялась её листать. Она спрашивала что-то касательно книги, я отвечала. Она зачитала мне отрывок, который её глаза вырвали из страниц, посчитав его особо любопытным, а я предложила зачитать ещё вот эту и вон ту страницы. Так мы просидели с ней некоторое время, после чего она извинилась и сказала, что ей пора спешить домой, иначе родители будут недовольны долгим отсутствием единственного ребёнка. Я кивнула, но пришла на следующий день в библиотеку, уже не за книгой, а за ней. Она, улыбаясь, помахала мне рукой из-за стола. Моё сердце почему-то радостно забилось, и я уже не могла остановиться — мы обсуждали книги каждый день за одним и тем же библиотечным столом. Мне кажется, что когда я пригласила её к себе в замок, чтобы она взглянула на мою личную коллекцию фолиантов, инкунабул и гримуаров, мы уже были хорошими подругами. Из головы уже выскочило, какой же глупый предлог я нашла тогда, чтобы поцеловать её. Обычный поцелуй в щёчку, да, как у детей, потому что хоть я и заходила с девушками и парнями дальше, но меня всё равно не хватало сразу на что-то большее нежели детский поцелуй в самую большую часть лица. Она смутилась и, наверное, даже больше чем я, но, помолчав немного, всё же потянулась к моим губам и опрокинула меня в пыльную листву старых книг. Что последовало за этим, я думаю, ты и сам догадываешься. Я оставила эту милую пташку у себя в замке, да и она не была особо против. Даже наоборот - радовала меня тёплыми объятиями, обжигающими поцелуями, горячими ночами и холодным фраппе. Но как оно обычно и бывает, она встретила своего рыцаря, который пленил её сердце и разум, которые, казалось мне, были давно и надёжно сокрыты в самых прекрасных и дорогих темницах моего неприступного замка. Она извинялась и просила не обижаться, не тянуть её обратно, когда уходила. Она апеллировала тем, что я ведь должна желать ей счастья, но только вот я желала её счастья лишь со мной и альтернативы этому не видела. Да, это было достаточно собственнически, но зато честно. Это и была самая настоящая и самая сильная любовь. Обычно такую называют до гроба. Но второй человек возжелал, чтобы она не была до гроба, вот в чём часто проблема таких отношений. Меня будто ударили лицом о стену изо льда, разбив мне лицо при этом в кровь, после чего заставили лизать лёд, пока не доберусь до замороженного мамонта. Может это и звучит аллегорически забавно и с юмором, но попробуй на морозе полизать сосульку, а если и останешься при языке, то расскажешь потом своей шепелявостью, как это на самом деле не смешно. Ведь даже если ты доберёшься до сранного мамонта, то не сомневайся, что с диким рёвом эта мохнатая падла с хоботом проткнёт тебя бивнем насквозь, отшвырнёт в сугроб и, забыв поблагодарить, убежит по своим мамонтячьим делам. Вот тебе примерное описание ощущений, когда тебя бросает или предаёт любимый человек. Спроси меня, страдала ли я. Да, страдала. Спроси меня, что я делала, чтобы заглушить боль. Может я курила сигарету за сигаретой, пачку за пачкой? Или, например, ушла в запой? А может начала колоться? Трахалась с самыми грязными мужланами и доступными женщинами? На самом деле, я забилась в самый тёмный и тихий уголок замка и сидела там так долго, как только смогла. Я обессилила от отсутствия сна, еды и питья. Я попыталась повеситься, но в том крыле давно не было ремонта, и балка, на которой я вздёрнулась, прогнила и рухнула. Я пришла в себя как раз вовремя — крысы только начали есть мои ногти. Неважно. Это всё моё нытьё и не более, дорогой читатель. Ты не обязан всё это читать. Прямо сейчас можешь закрыть мой рассказ и больше не возвращаться к нему никогда. Я не буду тебя винить, я пойму. Но у всей этой истории с той, что недолго делила со мной сей замок, есть своя концовка. Я её с лёгкостью изложу в следующем абзаце, чтобы не томить тебя больше, и мы перейдём к другой теме, лады? Через два года я посетила её могилу. Это был самый обычный день, светило солнце, и, когда я подходила к деревне, недалеко на лугу дурачились дети. Не было туч и проливного дождя, что смывал бы мои слёзы. Я пришла к её могиле на следующий же день после того, как узнала о её недавней смерти. Просто сначала я не поверила в это. Не поверила, пока не увидела на холодном мраморе её фотографию. То самое каре, и те самые очки. Её рыцарь бросил её, так как нашёл кого-то получше. А она наглоталась таблеток и запила всё это фармацевтическое дерьмо водкой. Её пытались откачать, но дозировка оказалась летальной не только для нежного девичьего тела, но и для здорового тела какого-нибудь атлета. Говорят, что перед смертью она испытывала мучения, которые и рядом не стоят с моими душевными терзаниями после её ухода. Кто-то из посетителей могилы, что была неподалёку, спросил, знаю ли я её. Я не ответила. Я начала громко смеяться, а из глаз тающими ледниками Эвереста текли слёзы. Слёзы и сопли вперемешку капали с моего подбородка на зелёную травку у её могилы. Женщина перекрестилась и, бормоча что-то себе под нос, убежала. Я приземлилась коленями прямо на могилу, не сумев заглушить свой хохот. Знала ли я её? И правда, знала ли я её, если позволила уйти только ради того, чтобы изничтожить свою жизнь и провести в адских мучениях последние минуты? На каменном полу балкона лежал смартфон с наушниками. Я подняла его, чтобы послушать, что там было загружено в мой плеер. Bauhaus вперемешку с Аврил Лавин? AFI и Deine Lakaien? Этот девайс беспроводной связи что, заделался путешественником во времени? Это лишний раз натыкает меня на другую мысль. А именно, как многих людей я упустила, со сколькими распрощалась. Как с этими песнями прям. Все они канули в лету, но их назойливые лица так и мельтешат сейчас перед глазами. Улыбки, объятия, тепло чьих-то рук, насмешливые слова, буквы на экране мобильного телефона, шёпот, угрозы, слёзы, прогулки, не самые качественные фото, пьяные беседы, надежды и рисунки лично для тебя. Сколько всего безвозвратно утеряно. Сколько забыто ими, но не забыто мной. Это точит меня изнутри. Словно ностальгия по хорошим и дерьмовым денькам. У меня нет синдрома Золотого века, но тогда почему мне вновь кажется, что раньше трава была зеленее, а улыбки и боль искренними. Неужели мы и правда были такими прекрасными, но всё это сумели так легко упустить, а, ребят? Мы ведь могли сделать лучше. Мы могли быть самыми крутыми друзьями, мы могли продолжать любить друг друга, мы могли бы просто-напросто поддерживать связь и дальше. Неужели это и есть значение слова «возраст»? Когда отпускаешь одного, и ещё одного, и знаешь, что может получиться круто, но лишь отпускаешь, а когда приходит кто-то новый, то тоже потом уходит, а потом, потом… Потом не остаётся никого, и ты растерянно оглядываешься в поисках то ли дружеского плеча, то ли руки любимого. Пустота. Это и ждёт меня? Да. Но и тебя это тоже ждёт, читатель. Я вынула из ушей чёрные шарики наушников и грустно улыбнулась. Ты так вежливо и внимательно слушаешь меня. Пусть и не слышишь моего голоса, но читаешь этот текст и (я надеюсь) понимаешь их смысл. Не грусти, любимый, я всего лишь обобщаю, и кто знает, быть может именно ты вытянешь короткую соломинку и станешь-таки счастливым в этой бесконечной толпе несчастных людей. Возьми ту порцию надежды, от которой сейчас отказываюсь я, и постарайся не стать разочарованием для себя самого, хорошо? Ещё не поздно. Смотри, там внизу люди собираются. Знаешь ли ты зачем? А я вот знаю. Мне было сложно решиться, ведь я даже не знаю, что из этого выйдет. Бросаться с разбегу с обрыва в океан, потому что почта принесла похоронку с фронта. Так сделала моя тётя. Только потом вот оказалось, что на фронте такая неразбериха, что умер другой офицер, а задокументировали смерть её мужа. Тот раненный приезжает с войны, а дома пусто. Соседка сказала ему, что его любимая счастлива с другим давно уж и далеко. Парень позлился, но потом сказал, что война есть война, и он знал, что может быть так плохо, а она хотя бы жива осталась. Соседка тогда, чуть не плача, пригласила его на чай, да так и остался он у неё. Счастливо с ней прожили оставшуюся жизнь. А жена его мучилась всё это время, молилась о душе его покойной бывшей. Правильно ли это было? Ну, не знать чего-то важного. Многие скажут, что счастливы неведающие правды, но счастливы ли те, что скрывают от других что-то? Как ты видишь, не всегда. Я это всё к тому, что мне бы не знать, что происходит. Мне бы вообще не задумываться обо всей этой боли, что я с тобой сегодня обсудила, но жизнь устроена так, как она устроена, увы и ах, друг. Снова по подушкам я добираюсь до кровати, и, уже стоя на мягкой перине, я медленно одеваюсь, растягивая каждый момент и каждый чулок. Применяю немного косметики по отношению к своему лицу и выбираю между пальто и полушубком. Выбор в пользу пальто, говорит о том, что на ноги я надену ботинки, а не сапожки. Ну как я тебе? Ах, точно, ты же не видишь, вот невезуха. Ну ладно, это никак не исправить, рисовать я не умею, уж прости! Ступенька за ступенькой. Коридор за залом, и ещё один зал за ещё одним коридором. Я не хотела спускаться к воротам своего замка, может потому мне этот путь и кажется таким долгим. Я бегу от чего-то ужасного или, может быть, покидаю единственное безопасное для себя место? Ответь мне. Напиши мне. И пусть всё это время я страдала наверху, в своей башне, Преисподняя всё же была внизу. Со скрипом открывается массивная деревянная дверь, и я следую по чёрной земле к воротам. Когда с них падёт засов, отопрутся и они. За ними будут стоять люди с факелами. Худая фигура, облачённая в парку, — то ли мужская, то ли женская — подходит ко мне и протягивает факел. С улыбкой я беру орудие поджога и устремляюсь обратно. Я заботливо, будто ребёнка у приюта, оставляю факел у порога, и пламя нехотя начинает лизать дверь моей обители. Я медленным шагом иду снова к воротам, когда мимо меня проходят толпы мужчин и женщин, стариков и детей, с факелами. За моей спиной они кидают огонь в окна замка. Неизвестная мне фигура, лицо которой надёжно скрыто капюшоном, стоит на своём прежнем месте не шелохнувшись, хоть люд и толкает его случайной неуклюжестью мимо проходящей толпы. Я беру незнакомца за руку, и мы идём прочь. Этот мир ужасен, и я иду с незнакомым мне человеком ему навстречу, предав всё то, что когда-то давно уже предало меня. Верная лишь себе и своим желаниям, хотя бы на минуту убить фальш и сарказм в своей улыбке, а может и вовсе попытаться ещё раз быть счастливой, я ухожу. Куда? Если бы я сама знала. Но этот кто-то идёт со мной. Ты ведь снимешь капюшон потом? Оно кивает. Спасибо за то, что ты сейчас со мной, кем бы ты ни был. Она ушла, а я осталась здесь. Немного неожиданно, да? Ты думал, что мы вместе покинули мой замок, и потом я пафосно ушла под руку с человеком-загадкой, но вот она я, всё ещё сижу на балконе и слушаю музыку. Хотела бы я уйти, как это сделала сейчас другая я, но я всё ещё тут. Я никуда не уйду из замка, ведь я и есть замок. Не то, чтобы я была духом, не пугайся. Это моя жизнь, это рамки меня. Я не перестану быть собой и уж точно не позабуду всего, что произошло со мной. Только не я, нет. Понимаешь? Я смотрю на огромные светящиеся огненными точками толпы людей, что заполняют внутренний и внешний дворы замка, заходят вовнутрь. «Iʼm gonna fightʼ em all». Мой замок горит, полыхает адским пламенем. «A seven nation army couldnʼt hold me back». Я смотрю на всё это действо с балкона и смеюсь над всей глупостью этой ситуации. «Theyʼre gonna rip it off». Я вытираю слёзы, которые появились то ли от смеха, то ли от страха, то ли от такого дурацкого ощущения того, что жила я ради лишь того, чтобы бороться за старый ветхий замок. «Taking their time right behind my back». Уходи, милый мой человек, если не хочешь обжечься. Мне больше нечего тебе сказать, сам делай для себя выводы. Ты был хорошим слушателем. Пока-пока.