Четыре минуты для преступления

Она смотрит на мое отражение в пустой витрине «Ле Флер», в ее глазах горят огни, в то время как возле нас нет ни одного фонаря. Синие птицы ее свитера клюют мои щеки, словно ржавыми клювами, как по насмешке сплетенными из шоколадного цвета ниток. Она смотрит на мое отражение в пустой витрине «Ле Флер» и ждет, когда я произнесу: «Беги». В моей руке только упаковка «принглз» и старый пакет из дешевого супермаркета с двумя дисками из проката, но она все равно боится. Она бросает в меня факелы каждой ресницей, вот только птицы с ее свитера успевают их перехватить. Синие неудачницы, которым не суждено взлететь, все же мечтают сделать все самостоятельно. Безусловно, у ее глаз нет ни единого шанса. Все, что имеет надо мной власть - это ее свитер. Совсем не то, что над и под ним. Нет. Мне нравится ее одежда, но в моих руках нет ничего, что могло бы ей помочь избавиться от нее и оставить мне несколько следов девичьего богатства. Она поскользнулась, и я хотел помочь ей, но потом моя ладонь сама собой вдавила ее плечо вглубь на первый взгляд абсолютно «непрошибаемого» асфальта. Куда делся мой пакет? Мне нравилось, как серая пыль пожирает ее тело, и как синие птицы ее свитера, подобно воробьям, купаются в бульварном песке, словно на ходу выталкивающим сифилитические струпья. Она на глазах покрывалась морщинами капель недавно прошедшего дождя, болезнь улиц жестоко обходилась с ее скулами и лбом, я держал ее за волосы и слушал, как ее беззвучный рот на далекие расстояния источает умоляющие вибрации. В наушниках «Party Girl». Слишком громко. Сколько-сколько децибел? Я не могу услышать, о чем она меня просит, но мне не дают покоя синие птицы ее свитера, которых словно не касаются лужи и, по-видимому, истошные крики хозяйки. -Ты раскрыла клетку, бессердечная шлюшка. Волосы рыжие, как прыщик или цвета мази от импетиго - отсутствие света не позволяет мне сосредоточиться на эстетической стороне внезапно случившейся сцены со мной в ведущей роли. Я во что бы то ни стало должен заполучить этих птиц, они волнуют меня, как секретарши в жаркие полдни свое начальство, но ее волосы цвета ветряночных наростов запутались между моими пальцами, и я никак не могу высвободить ладони. Теперь она сама, как воробей, купается в бульварном песке, «словно на ходу выталкивающим сифилитические струпья». Она все еще открывает рот. Мне хочется разбить дрянную пустую витрину «Ле Флер» и усыпать ее мелким стеклом, словно бриллиантами, о которых она, несомненно, мечтает, снимая этот божественный свитер перед своим четырнадцатым(?) бойфрендом. Вместо того, чтобы услышать: «я хочу твой свитер» женщина способна услышать лишь: «я хочу тебя». Я ничего не скажу, она сделает все сама, оранжевые клювы слишком больно терзают мои уши своими сладкими языками, чтобы я воспринял ее ответ с правильной интонацией. «I can dance I can drink In the dark It's all a trick» Ни одного человека. Пустая улица и пустой магазин. Даже свету не спасти ее. Наверняка издалека мы похожи на двух совокупляющихся кошечек. Ей некому помочь, ее глаза тоже бессильны. Почему она не может вырваться? Почему даже ее ресницы пытаются убежать в асфальт? Эй, тебе же в другую сторону! Я начинаю беззвучно открывать рот, подражая ей. Мы просто танцуем в объедках ноябрьского ливня. Как в любой сцене в кино. Любовной, пре-эротической сцене в кино. Мы совокупляющиеся кошечки под лондонским дождем. «Дай мне». У нее ничего нет. Сучка, даже под свитер приличные девочки надевают нижнее белье. Мне кажется, или я слышу, как ты кричишь? Она заглушает песню. «In the back of a car I just met them tonight And I feel like such a star» Она так легко отдается мне и она взлетает, она делает то, что не смогут сделать птицы счастья с ее выходного свитера. Что-что она делает? Она просто гнется, как плохая гитара, под моими ладонями. Я всего лишь снял с нее свитер, но ей действительно показалось, будто я снял ее саму. Я ненавижу ее, я люблю поддавшиеся коррозии клювы ее птичек. Она уже звезда, она факел с ее ресниц. Неужели всем женщинам нравится, когда с их обнаженных душ срывают верхнее платье посередине пустых бульваров? «I used to cry But now I don't have the time I used to be so fragile But now I'm so wild» Тебе не холодно? Под тобой тысяча вирусов и вымученная вода из самого рая, а ты даже не потрудилась сделать лишнее движение пальцами, чтобы дома надеть и застегнуть бюстгальтер. Как ты вернешься? Ты ничтожна и безнадежна. Мне больше не интересно. И песня закончилась. В моих руках чудо и синие птицы, и внезапно в пустой витрине «Ле Флер» мир расширяется до ошеломленной собачки, ее хозяйки, курящего джентльмена и полицейского в неправильно застегнутой рубашке. Мне становится жарко, как в летний полдень, и я ищу глазами свою компромиссную секретаршу, которая неправильно поняла мою просьбу о горячем будоражащем кофе. «It doesn't matter what you create If you have no fun» Повтор? «Беги, беги». Мне было весело? Она сбила меня. Рот полицейского так беззвучен, что мне ничего не остается, как вдавить в безнадежную хрупкость городской дороги мистера полисмена, ведущей, быть может, в самый настоящий «Белый дом». Люди закрывают руками лица, а в моей руке все еще отчаянно хрипят птицы счастья. Повтор? Я могу сделать что-нибудь еще? Из витрины «Ле Флер» мне улыбается Изабель, она машет рукой и смеется, я бросаю ей свитер в руки, она всегда о таком мечтала. Птицы разлетаются, и одна из них не покидает меня, продолжая клевать окровавленную щеку. Господин полисмен, я не разрешал вам подниматься. Видите ли, там Изабель. Она Всегда мечтала о такой рубашке, как у вас. «I can dance» В наушниках «Party Girl». Слишком громко. Сколько-сколько децибел? Я не могу услышать, о чем мистер полисмен меня просит, но мне не дают покоя слишком маленькие пуговицы его рубашки, которых словно не касаются лужи и, по-видимому, истошные крики хозяина. У меня есть еще четыре минуты в запасе, если я не поменял настройки, и песня не зазвучит еще раз. Волосы цвета горящего стекла, и я уже вижу, как горит эта проклятая витрина «Ле Флер», раскрашивая ваше горящее сердце, мистер полисмен, вы же понимаете, Изабель всегда мечтала о таком, а я не могу больше обижать ее. Я не могу лишить ее такого подарка на Рождество. Сегодня же Рождество, мистер полисмен? Волосы Изабель были такими насыщенными, словно корень прыщика или цвета мази от импетиго. Там был свет, когда я прижимал ее голову к неисправным конфоркам тети Эжет? Но она точно-точно не открывала рта. Она была выше их. Вы не такие, как Изабель, все, что мне нужно от вас, это лишь пуговицы и птицы. «I'm a party girl» Now I feel so much better...