За два дня до событий.
- Ром, нам надо расстаться. Страшно слышать такие слова от человека, которого, казалось, любил еще с пеленок, но я услышал. Мир рухнул и уничтожил меня, погребая под своими обломками. Это так страшно. Сердце вырвал из груди тот, кому я доверял безоговорочно. Оно сейчас умирало в его руках, истекая кровью и падая крупными темными каплями на землю, пропитывая почву. Самая страшная смерть. Лучше нож в сердце, чем вот так. Словно я умирал от медленно действующего яда, чувствовал, как он пропитывает мои вены, отравляет кровь, разносится с ней во все уголки тела страшным зельем. - Почему, Игорь? – боль сквозила в моих словах и отражалась в глазах. - Все равно такие отношения это тупик. И ничего, кроме боли, мы друг другу уже не принесем. Когда-то я пошел у тебя на поводу и поддался уговорам, когда ты просил только попробовать, рискнуть. Ты уверял меня, что все получится, и я полюблю тебя. Я сделал все, что мог, но любовь осталась тайной для меня. Я так и не смог понять, что это такое, и почему ты так сильно хочешь ее получить. - Но как же я? - Ты, ты, ты, все время - ты. Я думал о тебе все эти пять лет, что мы были вместе. Я старался дать тебе то, что ты просил. Теперь я хочу хоть немного для себя. Меня не устраивает сидеть в этой тесной квартирке и смотреть с тобой телик. Я не хочу прозябать в нищете. Я жить хочу, путешествовать, зажигать с друзьями и зажимать по темным углам клуба шикарных официанток. Не люблю я тебя, я вообще мужиков не люблю, но не могу не сказать – с тобой было прикольно и очень неплохо в постели. Это все. Конец. Я закрыл все двери, что вели к тебе, и сжигаю последние мосты. - Я прошу тебя, Игорь, я же так сильно тебя люблю. Я не хочу тебя терять. - Ты эгоист, ты хоть раз думал о ком-то, кроме себя? Обо мне думал? - Но…. Я же все делал, чего бы ты от меня не попросил, чего бы ни захотел. - А теперь я хочу уйти и забыть все эти годы, чтобы ничего мне о тебе больше не напоминало. Я все забуду, а через три месяца у меня свадьба. - Свадьба? Как это? - Просто. Я нашел себе женщину, которая станет идеальной женой, и которую не стыдно будет показать коллегам на вечеринках. А что было у нас? Я приводил тебя, и всем приходилось объяснять, почему это я пришел не со своей девушкой, а с парнем. Я не мог им сказать, что ты, по-сути, и есть моя девушка. Ага, да от меня бы все шарахаться стали и тыкать пальцем, осуждая. Не так давно я услышал, как двое моих сослуживцев в туалете обсуждали мою ориентацию. Один так и заявил: - Думаю, Игорь гей. Я бы отстреливал эту пакость. - Точно, больные. - Они посмеялись и ушли в тот день, я вышел из кабинки, посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Если они хоть что-то узнают, все, буквально все, отвернутся от меня. Я так не хочу. - Ты трус! – выкрикнул я ему в спину. - Возможно, но я просто человек. Я слаб и не хочу сломаться под этим грузом. - Тогда уходи, уходи, вон! Я не желаю видеть тебя. Лучше бы я никогда не знал тебя, никогда… Уходи, что бы мои глаза не видели тебя! Я бы выколол их, чтобы не осквернять их твоим видом! - Ты актер, Рома, хороший актер. Даже сейчас играешь роль, но ты же сильно себя любишь, поэтому эти синие глаза останутся на месте и будут и дальше смотреть на этот мир. - Уходи… Он вышел тогда за дверь, а я упал на колени и сломался, как ломаются куклы, брошенные неаккуратной детской рукой. Мое сердце… оно перестало биться, и я умер. Стал живым трупом. Ведь когда-то я подарил свое глупое сердце ему, а он растоптал его, безжалостно ступая ногами. Теперь я был окровавленным сгустком боли и голого мяса. Мне казалось, что он каждым своим словом сдирал с меня кожу, нарезая ее тонкими лентами. Мне было страшно пошевелиться, ведь тогда все увидят уродство голых мышц и мяса. Наверное, я схожу с ума…За день до событий.
Я прожил целые сутки без него. Было страшно даже просто открывать глаза, видеть пустую комнату и холодную кухню. Я сидел за столом и пытался отогреть пальцы о стенки кружки с горячим кофе. Я почти обжигал ладони, но тот холод, что свернулся змеей в моем сердце, так и не проходил. Еще день, еще один день без него. Больно. Сложно дышать. Не хочу быть. Я бродил по пустой квартире и касался тех вещей, что он не забрал впопыхах. Нашел его рубашку, что мы три дня назад забросили за кресло в моменты буйства желания. Тогда казалось все хорошо. И Игорь все время целовал меня, крепко вжимал в свое тело и шептал: «Хочу, хочу, кто бы знал, как я тебя хочу!» «Так почему же спустя сутки он говорил обратное?» Я так ничего и не понял. Просто знал, что все стало другим, и прошлого уже не вернуть никогда.За пять минут до событий.
Метро - место, где люди встречаются, едут вместе, смотрят в глаза и иногда перекидываются парой слов, а потом они расходятся и больше никогда друг друга уже, возможно, не увидят. В это утро понедельника оно тоже было переполнено. Мы, как обезьяны, цеплялись за поручни и висели почти друг на друге. Я не видел никого вот уже пятнадцать минут. Мой взор, все мое внимание, было обращено к нему. В другом конце вагона стоял мой Игорь, он не видел меня и не знал, что я здесь. Меня скрывали люди, за которыми я тщательно прятался и воровато смотрел из-за плеча какого-то парня. Какой же Игорь красивый, сильный. Как аккуратно одет, ни одной лишней складки на одежде. Обувь начищена до зеркального блеска, а стрелки на брюках такие, что обрезаться можно. Идеально белая рубаха и строгий галстук. Лицо непроницаемо и устремлено вперед. Серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, смотрят в окно, словно видят что-то нужное или хорошее. Волосы лежат почти идеально, но есть вот это почти. Одна темная прядь все время падает на глаза, и он постоянно поправляет ее. Я знал это движение, оно мне было так хорошо знакомо. Я видел его не раз и не два. А сколько раз сам поправлял ее, запуская ладонь в этот шелк и пропуская сквозь пальцы темные волосы. Сердце сжалось в груди, но оторвать взгляд от него я так и не смог. Чтобы лучше видеть, чуть сместился в сторону. И тут он повернулся, и я потонул в серых глубинах, снова пропав. Если бы я его уже не любил, вот именно сейчас влюбился бы снова. Я почти уже сделал шаг в его направлении, когда что-то грохнуло, заскрежетало, вспышка света ослепила мне глаза и, последнее, что я смог увидеть, это серые встревоженные глаза Игоря и протянутая ко мне рука. «Любит, все равно любит. Врал, все врал. Не может человек так смотреть без любви…» Жгучая боль накрыла меня, и все померкло. Стало так темно…Игорь.
Когда произошел взрыв, я смотрел в глаза Ромки. Плевать на все, что я ему говорил, я все еще любил его, просто я трус. Испугался мнения других, побоялся бороться за нас и за нашу любовь. Причинил боль тому, кого любил, и кто столь сильно любил меня. А сейчас я лежал внутри покореженного взрывом металла и слышал стоны и вскрики. Кто-то плакал и кого-то звал. Было темно и почти ничего не видно. Я повернулся, и бок тут же прострелило болью. Могу сказать точно, пару ребер я сломал. Но у меня была цель и я должен до нее дойти. Пошарив в карманах, я с трудом вытащил телефон. Молясь, нажал на кнопку, ткнув в первую попавшую. Экран помигал, но потом все же загорелся. Он треснул, но еще работал. С трудом поднявшись на подгибающих ногах, я двинулся вперед, освещая себе путь зыбким светом от монитора. Да, в этом ненадежном свету я видел стонущих раненых и искореженные, окровавленные тела мертвых. «Только бы он был жив, только бы был жив, - молился про себя, - Господи, лучше забери меня, но не трогай его. Рома, ну где же ты?» И тут среди обломков металла я увидел его. Он лежал так тихо и лицо было все в крови. Мне стало страшно. Я почти подбежал к нему и, упав на колени, стал разгребать завал. Бок болел так, что хоть вой, но важнее был он. Я почти выцарапал его и, оторвав рукав от собственной рубашки, попытался стереть кровь, чтобы хоть как-то понять, что повреждено, но телефон мигнул и сдох. Все, мы остались в темноте с надеждой, которая медленно угасала в наших сердцах. Я положил руку на грудь Ромки и вслушивался в слабые удары сердца. За те проклятые полтора часа я понял, нет ничего хуже ожидания, когда ты даже не уверен спасут ли вас. Нас спасли. Через полтора часа спасатели смогли пробиться к нам и вытащить живых, раненых и мертвых. Нас с Ромкой тоже спасли, но пострадавших оказалось так много, что нас развозили по разным больницам. Я пытался возмущаться, сопротивляться, но меня увезли в одну больницу, а любимого в другую. Я боролся, пока не потерял сознание от боли. Очнулся на больничной койке. Ромки рядом уже не было. Я пытался хоть что-то узнать, но все, что мне сказали, это то, что он жив и его жизни уже ничего не угрожает. Это немного меня успокоило и я смог долечиться. Выписался через месяц. Это трагедия унесла сотни жизней и оставила на моем лице глубокий шрам, который шел от виска через всю щеку до угла губ, слегка их приподнимая в вечной улыбке. «Н-да, красавцем я стал. Хотя, плевать мне на это, единственное, чего я хотел, это увидеть Ромку». Я шел к нему и боялся, очень боялся. Страх, что он не захочет меня принять такого, страх, что не простит, что не поверит больше в мою любовь. Я боялся всего этого и еще много чего. Но во мне еще оставалась крупица веры, с ней и шел. Он сидел у подъезда на лавочке в жарких лучах солнца. Мне казалось, что он весь покрыт этими золотыми всполохами, и даже светлые волосы. Темные очки прятали от меня его синие глаза. А я так сильно хотел вновь заглянуть в них, утонуть и остаться на дне. Я подошел так тихо, что Ромка меня сначала не заметил, а потом все же повернулся ко мне, и я забыл все, что хотел сказать. Он снял очки, и сквозь меня смотрели пустые стекла глаз. Да, это были его синие глаза, но они были какие-то туманные, неподвижные и мертвые. Он не мог меня видеть. Теперь я понимал, почему он не заметил моего прихода. Он ничего не мог видеть. Мой Ромка был слеп. Ужас сковал сердце. Я опустился перед ним на колени, прямо на землю, молча, положил голову ему на колени. Вдыхая родной запах и ощущая, как его длинные, ловкие пальцы перебирают мои волосы, я, закрыв глаза, молчал, а из-под сомкнутых ресниц текли горячие слезы, почти выжигая огненные дорожки у меня на щеках. - Ты пришел, Игорь? Я ждал, знал, что ты придешь. Знаешь, там, когда я лежал в темноте, я все время чувствовал тебя рядом, ты касался моего лица и гладил волосы, а единственное, о чем я мог думать, это о том, что не могу коснуться твоих волос, потому что ты лишь мой мираж. А потом, когда я очнулся в больнице и не смог ничего увидеть, я тоже звал тебя, но ты так и не пришел. - Я хотел,… но они не пускали меня. Я не был твоим миражом, все то время я обнимал тебя и молился, чтобы ты выжил. - Значит, мое сердце не врало мне? - Нет, не врало. Он приподнял мое лицо, и его тонкие пальцы заскользили по моим щекам, лбу, носу, губам. Они очертили рваные контуры шрама, и я вздрогнул. - Не надо, Игорь. Я вижу тебя по-другому. Не этим, - его пальцы прикоснулись ко лбу. - А этим, - рука переместилась и легла слева на грудь. - Оно говорит мне, что ты прекрасен. А вот я стал калекой. Кому я такой нужен? Он горько засмеялся. Его смех ударил по нервам, и я обхватил его лицо руками и поцеловал приоткрытые губы. - Мне, ты нужен мне! Хочешь, я буду твоими глазами? - Хочу. Расскажи мне. - Что рассказать? - Все. Все, что ты видишь. - Тогда слушай, - я сел рядом с ним на лавку и прижал к себе, - небо сегодня чистое и лучезарное… солнце яркое и слепящее… трава вокруг зеленая, свежая… и деревья в цвету… Я рассказывал все, что мог видеть, и нам было неважно, что именно. Все, чего мы хотели, это быть рядом. Прохожие любопытно смотрели на нас, шептались и иногда презрительно косились. Но их мнение больше не было важным для меня. Кто они такие, чтобы осудить нас? Боги? Нет. Тогда они не имеют право нас судить, если, конечно, они люди. Любовь дарована Богом, и неважно, какая она, важно ее сила и вера в нее. Я больше никогда не усомнюсь в своей. *Конец.