Дорога наугад

Люк никогда прежде не чувствовал себя настолько беспомощным. От бессильной злости руки сами собой сжимались в кулаки; Сила бурлила в крови, так и маня — призови же, выпусти на волю, ты ведь можешь помочь! Но Люку только и оставалось, что вспоминать медитативные техники, которым обучил его Оби-Ван, дышать глубоко и размеренно, наблюдая, как его друзьям заламывают руки за спины и одного за другим заталкивают в бронированный черный скиммер без опознавательных знаков. Он не мог ничего сделать. Ровным счетом ничего. Глупая попытка повлиять на разум старшего инквизитора закончилась головной болью и кровью из носа — темный отмахнулся от него, как от назойливого щенка, играючи отразив импульс Силы обратно. Будто затрещину отвесил. Не помогло и всемогущее отцовское имя: назвавшись, Люк добился лишь того, что его потащили в противоположную от друзей сторону — к новехонькому "Жалокрылу", припаркованному чуть поодаль. Дело отчетливо пахло жареным, и чем дальше, тем сильнее. — Это правда обязательно? — раздраженно спросил Люк, встряхнув скованными руками. — Я и без них никуда не денусь. Инквизитор хмыкнул в окладистую черную бороду. Двое других членов группы, задержавшей ребят, были немногим старше самих нарушителей, но их командир и наставник давно разменял пятый десяток: седых волос у него было больше, чем у Оби-Вана, и прожитые годы точно так же читались по спокойному, чуть усталому лицу. Вполне возможно, Люк сейчас видел перед собой бывшего джедая, некогда называвшего Храм домом, а тех, за кем ныне охотился, — братьями. Думать об этом было странно и неприятно: предателей Люк на дух не переносил. У его отца, по крайней мере, были мотивы, оправдывавшие его хоть отчасти. — Походите пока так, юноша. Не мне решать, что для вас обязательно, а что — нет. — А кому? — Люк, впрочем, догадывался — вариантов было немного, и ни один не внушал оптимизма. Повезет, если его притащат на ковер к верховному инквизитору: Антиннис Тремейн опасался портить отношения с Энакином Скайуокером и вряд ли откажет Люку, если тот попросит за друзей. А если к Арманду Айсарду? Из всех слов, когда-либо сказанных отцом о директоре ИРУ, Люк не помнил ни одного хорошего. С ним договориться будет непросто — если он вообще станет обсуждать с Люком хоть что-то. Насмешка в глазах инквизитора Люка насторожила немедленно и всерьез. Секундой позже он понял, что не зря. — Вам предстоит объясниться с его величеством. Он уже ждет вас. Люк неверяще уставился на инквизитора. Новость укладывалась в голове плохо: поначалу он даже подумал, что ослышался. Вернее, ему бы очень хотелось ослышаться. Люк никогда не общался с императором один на один, и в ближайшую сотню лет заводить такую привычку не собирался — коротких встреч по большим праздникам ему хватало за глаза. Неподалеку взревел двигателем черный скиммер, отрываясь от древнего, насквозь проржавевшего дюракрита. Унося Джанет, Эффина и Калеба... куда-то. Люк даже не знал, куда их могли отправить. Едва ли инквизиторы будут держать жертв в простом следственном изоляторе... и уж точно не станут стесняться в методах дознания. Люк прерывисто вздохнул, стряхивая оцепенение. Беспокойство за друзей подействовало лучше любой джедайской техники. Что бы ни ждало его у императора, ребята попали в куда худшую передрягу — и он будет последним слимо, если не вытащит их оттуда как можно быстрее. — Ясно. Тогда не будем терять времени. — Люк развернулся и уверенно зашагал к машине. Инквизитору, несколько обескураженному такой смелостью, ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Наверное, Люку следовало бояться. Он и боялся бы, если бы хоть на минуту задумался о глубине ямы, в которую угодил. Именно поэтому Люк счел за лучшее не думать вообще ни о чем, пока это было возможно. * * * В холле Восточной башни инквизитор препоручил Люка двум алым гвардейцам, а сам вернулся в лифт. Люк тоскливо проводил его взглядом, ощутив легкий укол зависти. Хотелось бы ему выбраться из этого дела так же легко. Нервозность брала свое, как бы Люк ни старался держать эмоции под контролем: от отца он знал, что Сидиус был непредсказуем в своей жестокости, и даже его приближенные зачастую не могли сказать наверняка, чем для них обернется очередная встреча с повелителем — обычным деловым разговором, наградой за верную службу или казнью за проступок, совершенный несколько лет назад. Люк был уверен, что с ним все будет в порядке. Почти уверен. Но беспокойство за ребят грызло непрестанно и усиливалось по мере того, как гвардейцы вели его по длинному гулкому коридору. От вида из панорамных окон по обе его стороны захватывало дух, но Люку было не до красот Правительственного района. Из-за наручников ныли запястья — хотя инквизитор все-таки снял оковы, когда спидер опустился на одну из служебных парковок дворца, за время дороги тяжелые стальные браслеты здорово натерли кожу. Это оказалось даже кстати: физический дискомфорт позволял отвлечься от опасений, назойливо лезущих в голову. И не прислушиваться к Силе лишний раз: Тьма была разлита в ней так густо, что местами становилась почти осязаема. Холодная, зыбкая, словно трясина, и до страшного живая, она льнула к рукам, нашептывала в уши неразборчивыми, но манящими словами. Она была отвратительна, чужеродна, и все же Люк постоянно ловил себя на мысли: а не попробовать ли? Немножко, хоть раз? Люк мысленно отвесил себе подзатыльник и сконцентрировался на предстоящем разговоре. Он должен был как-то выгородить друзей перед императором. Об этом следовало думать, и ни о чем больше. Гвардейцы привели его к высоким двустворчатым дверям и слаженно, как по команде, отступили на шаг. — Его величество ждет вас, — равнодушно объявил один из них. В тот же момент двери распахнулись, и Люку ничего не оставалось, кроме как переступить порог. Ему никогда прежде не доводилось бывать в личном кабинете императора. Почему-то Люк ожидал увидеть здесь настоящий музей темных артефактов: стеллажи с голокронами, древние свитки, запечатанные в защитные капсулы, статуэтки, амулеты и барельефы из коррибанских храмов и дворцов... Комната была абсолютно обычной. Роскошной, мрачноватой, но не более того. Взгляд цеплялся только за резной каменный ларец на невысоком столике. Он вполне мог оказаться ситским реликварием... или подарком от какого-нибудь сенатора. Люк не так хорошо разбирался в культурах и искусствах, чтобы отличить ситский артефакт от, скажем, старинного кореллианского. Единственным, что здесь точно относилось к ситхам, был сам хозяин кабинета. — Ваше величество... — Люк толком не знал, что надо говорить ситху-императору, если тебя поймали в джедайском храме, и просто поклонился. Это при дворе редко бывало лишним. Возможно, следовало преклонить колено, но Люк не мог заставить себя это сделать. Даже поклон дался тяжело, через силу и отвращение. — А, вот и наш бравый исследователь. — Люк опустил голову пониже, чтобы не встречаться с императором глазами. И без того чувство было такое, будто его просвечивают сканером. — Ну что же, проходи, молодой человек. Присаживайся. Люк предпочел бы остаться там, где стоял, но выбора не было. Пришлось занять гостевое кресло и устремить взгляд поверх императорского плеча, на декоративную панель резного дерева: и в непочтительности не упрекнуть, и смотреть ситху прямо в лицо не нужно. Император усмехнулся непонятно чему. Для такого чудовища, каким Палпатин являлся, у него было удивительно мягкое и располагающее лицо. Глубокая старость шла обманчивому образу только на пользу: человек, способный обращать в рабство целые народы, отдавать приказы о бомбардировках непокорных планет и гноить в тюрьмах тысячи несогласных, просто не мог выглядеть так — безобидным стариком с мудрыми, ясными глазами. Ничего удивительного, что он в свое время сумел обмануть столь многих, и при провозглашении Нового Порядка мало кто задумался, почему эпоха самого миролюбивого правителя в истории началась войной, войною продолжилась и ею же, скорее всего, закончится. — Как тебе Храм? Стоил он риска? Люк заставил себя встретить взгляд императора. Ситхи презирали слабость, а Люк запоздало осознал, что до сих пор вел себя, как напуганная жертва. — Храм мертв, — ответил он. — Не следовало тревожить эту братскую могилу. — Здравая мысль — жаль только, что пришла запоздало. Такому разумному юноше, как ты, Люк, следовало догадаться, что некоторые запреты придуманы не просто так. — Но вы сами хотели, чтобы этот запрет кто-то нарушил, я прав? — Люк вызывающе вскинул голову, даже не подумав скрыть горькое обвинение, звучавшее в его словах. — Иначе нет смысла оставлять открытым вход, который очень легко заблокировать. Храм — это ловушка, не так ли? Для тех, кто интересуется джедаями и чтит их память. Он не понимал. Он в самом деле не понимал такого: Сидиус заклеймил Орден предателями и вынудил сражаться на стороне Альянса, бок о бок с бывшими врагами из Конфедерации, так неужели ему было этого недостаточно? Обязательно было превращать священное место в капкан? — И к какой же категории причисляешь себя ты, Люк? Под пристальным и очень понимающим взглядом императора Люк ясно осознал, что со смелостью переборщил. Может быть, ситхи не любили лизоблюдства, но дерзость в адрес вышестоящего, судя по некоторым историческим трудам, наказывалась быстро, болезненно и, зачастую, летально. А ведь ему еще за друзей просить. — Ни к одной, ваше величество, — поспешно соврал он, понимая, что врет неуклюже. — Наша вылазка — просто глупое ребячество. Ни я, ни мои друзья не сочувствуем врагам Империи. Люк ступал по очень тонкому льду. Палпатин не мог поверить в его ложь — Люк и сам себе не поверил бы. Если ситх решит покопаться в его голове, им всем конец. Маме конец. Оби-Вану — тем более. Поэтому глаза Люк больше не отводил — глядел на императора прямо и честно, как молодой комиссар на смотре. — В самом деле? — Палпатин тяжело и как-то совсем по-старчески вздохнул. — Люк, у вас с отцом в последнее время завелась одна дурная привычка на двоих: лгать мне по мелочам. Твой интерес к джедаям хорошо известен каждому, кто хоть раз просматривал историю твоих запросов в ГолоСеть... а сочувствие к ним — каждому, кто знаком с делами фонда твоей матери. Или скажешь мне в лицо, что отказывал в помощи джедаям и другим членам Альянса, приходившим к вам израненными, на пороге смерти? Отпираться было бесполезно. Люк с трудом проглотил тугой ком, застрявший в горле, и медленно выдохнул. — Вы накажете меня за это? — спросил он как мог твердо. — За простое человеческое милосердие? Я не предатель, ваше величество. Но я против бессмысленной жестокости. — Я не сделал этого, когда узнал о ваших с матерью проступках. Не стану и сейчас. Позволь лишь показать тебе кое-что. Над столом развернулся голографический экран. Один за другим замелькали кадры военной хроники. Как Люк ни вглядывался в них, он не мог узнать планету: все разоренные войной города похожи друг на друга — разница лишь в том, чей флаг вьется над руинами. Над этими гордо реял флаг Альянса. — Это Сельхерон, — пояснил Сидиус. — Наше недавнее и самое громкое поражение в Среднем Кольце. Посмотри внимательно, чем оно обернулось. Статичные картинки сменились видеозаписью. Она явно была сделана для репортажа: четкость изображения и удачные ракурсы говорили о профессиональной съемке. Оператор запечатлел широкую площадь, наскоро расчищенную от завалов и заполненную людьми, вычурный дворец, чудом уцелевший в боевых действиях... и вереницу людей, закованных в кандалы. Конвой из солдат Альянса сопровождал пленников к парадной лестнице дворца, подгоняя замешкавшихся тычками и ударами прикладов. Пока бойцы споро выстраивали заключенных в линию, ракурс сместился: обведя крупным планом толпу на площади, сфокусировался на рослом человеке в джедайских одеждах. Он стоял в окружении почетного эскорта, как генерал на поле выигранной битвы, — внушительная, непоколебимая фигура, подавлявшая одним своим присутствием. Люк узнал его немедленно: магистр Мейс Винду, главнокомандующий вооруженными силами Альянса. Человек, о котором Оби-Ван говорил неохотно, редко и с той же болью, что и об отце Люка. — Доблестный народ Сельхерона! — Хотя звук видео был приглушен, голос Винду гремел раскатами грома. В какой-то момент камера сфокусировалась на его лице, и Люка передернуло от отвращения: кожа магистра была нездорового сизоватого оттенка; его запавшие, обведенные черными кругами глаза горели золотом. — Хотя сегодня мы празднуем великую победу, гнилые ростки измены омрачают ее. Вступая на посты, каждый из этих людей клялся служить народу Сельхерона. Но они нарушили эту священную присягу. Повернувшись спиной к своему народу, эти изменники вели переговоры с Империей. Рабством и страданиями своих граждан хотели они заплатить императору Палпатину за сохранность собственных шкур. Толпа взревела на тысячи голосов, заволновалась штормовым морем — и немедленно стихла, стоило Винду заговорить вновь. — В эти темные времена снисхождению к предателям нет места. По решению народного суда Сельхерона и Высшего суда Совета Альянса к смерти приговариваются... Винду начал зачитывать имена. Люк, добела сжав губы, наблюдал, как занимают позиции солдаты из расстрельной команды и берут оружие на изготовку. Все это слишком часто происходило в Империи. Картина была знакома вплоть до кадров... только форма на бойцах была другой. — Его лицо, — тихо проговорил Люк, когда Палпатин отключил экран. — Он ведь не всегда был таким? Почему-то именно этот вопрос первым пришел ему в голову. Он не знал, насколько правдива видеозапись, не смонтирована ли, но обсуждать это не собирался: не самая разумная идея — обвинять императора во лжи. А если запись подлинная, говорить о ней не хотелось тем более. — Человеческое тело слабо, а могущество Темной Стороны огромно, — спокойно пояснил император. — Мейс Винду погрузился во Тьму слишком быстро и глубоко, не зная, как защитить себя от ее воздействия. Именно такой человек сейчас стоит во главе Ордена, Люк. Подумай сам, на что он может пойти в своем стремлении победить меня... и отомстить твоему отцу за предательство. Люк подавленно молчал. Мейс Винду вовсе не походил на джедаев, которыми он восхищался. Не походил ни на Оби-Вана, ни на себя самого из рассказов того же Оби-Вана и старых республиканских источников. Видимо, именно поэтому учитель до последнего не ввязывался в войну. — Я не сторонник Альянса, ваше величество, — сказал Люк тихо, но твердо. — Как и мои друзья. Они виновны в чем-либо еще меньше меня. Прошу, отпустите их. Палпатин улыбнулся. — Люк, неужели ты думаешь, что инквизиторы в самом деле станут тратить время на глупых детей? Твои друзья давно уже на свободе. И ты сам можешь идти. Думаю, у той милой девушки будет к тебе разговор еще серьезнее моего, когда ей пришлют сумму штрафа. Люк пробормотал слова благодарности. Образ разъяренной Джанет встал перед глазами настолько ярко, что на миг затмил и Мейса Винду, и самого императора. Ни тот, ни другой, по крайней мере, не собирались оторвать ему голову в самое ближайшее время.