Героизм - это отклонение

      Зима. Вечереет. В рюкзаке лишь полдюжины банок Dr.Pepper, несколько банок с фасолью, растворимый кофе и тёплые вещи. В сумке через плечо всё, что может понадобиться в данный момент: охотничий нож, спички, питательные батончики, бинты, лекарства на случай отравления и прочее, чего не могу сходу вспомнить. На самом деле, это первое, что мне попалось под руку, когда я ограбил магазин при автомобильной заправке.       Я предпочитаю называть себя путешественником, но остальные почему-то уверены, что я преступник. В свою очередь я оставил небольшую плату за взятые мною продукты. Чисто символически.       Из психбольницы я ушёл сразу, как «врачи» поставили мне диагноз РВССД или же «Расстройство Вызванное от Соседства С Душевнобольными». Как у них только хватает фантазии на изобретение новых названий. Но в этот раз они решили не замарачиваться над новым, только что придуманным, диагнозом.       Однако, вскоре как я сошёл с обочины в лес, начало темнеть. Примерно в километрах двух-трёх от меня должен был стоять небольшой домик на склоне. Если верить тому парнише, до лоботомии, с кем меня свела судьба в больнице. Дорогу к тому дому преграждали десятки упавших деревьев. В связи с участившимися буранами в последнее время.        Ключ оказался под лестницей, как и обещал мне Этан, если я правильно запомнил его имя. В доме был подготовлен запас дров, так что я немедля затворил за собой дверь и развёл огонь в каменном, немного пыльном и, будто из прошлого века, камине. Нашёл в прикроватной тумбе пачку сигарет, марку которых я никогда не видел, прикурил от разгорающегося пламя и принялся готовить фасоль и то, что смог отыскать на дне рюкзака. Пока я был занят готовкой, за окном начиналась метель. Ветер завывал, как вой доброй дюжины волков. Деревья, казалось, достают ветвями до самой земли, а ели стряхнули с иголок весь снег. «Что может быть лучше ночи, проведенной у камина?» — спросил я себя тогда. Я ещё не подозревал.        Закончив трапезничать я удобно устроился в кресле у окна, пуская дымные колечки и разглядывая танцующие снежинки, правда, подгоняемые диким ветром. Тишину нарушало лишь завывания вьюги и треск дерева в камине. На столе, подле меня, лежали чёрно-белые фотографии, разбирая их я обнаружил одну, которая привлекла моё внимание. На ней были изображены горы. Причём фотография была сделана с опушки леса где-то недалеко отсюда. Чтобы лучше рассмотреть фото, мне пришлось подсесть ближе к камину. Срочно. Срочно нужно сжечь… Не успев закончить мысль я выронил из рук фото. На нём была непогода, тучи шли из-за гор, там же, за горами, в тучах виделся огромный человекоподобный силуэт.       Я вздрогнул от громкого, неравномерного стука в дверь. Меня охватила дрожь, но в дверь продолжали стучать всё настырней. Я должен был подняться с пола и проверить кто это. Может, этому человеку нужна была помощь, а может, это был Этан, который пошёл по моим следам. О чём я думаю вообще, он ведь после лоботомии. Но я лишь сидел и переводил взгляд от окна к двери. Через некоторое время я смог найти в себе силы, наконец поднялся, но в дверь уже не так колотили. Заглянув за приоткрывшуюся дверь, я не увидел ничего, лишь бесконечный танец снежинок. Но так же не было и каких-либо следов, ведущих к дому. Поспешно закрыв дверь на железный засов, я вернулся к огню и поднял фотографию. Надпись на обороте была написана чернилами, которые со временем стали едва различимыми «Ф.М р. „Бегущий ветер“ 10.19 Ur Leica».       Сам того не заметив, я отрубился. Ненадолго, но до глубокой ночи. Огонь не успел потухнуть до этого момента, так что я лишь подкинул немного щепок. А снаружи ветер уже разбушевался не на шутку. Укутавшись во что только можно, я вышел на улицу забрать немного дров из крытой поленницы. Ветер бил по лицу со страшной силой, оцарапывая мелкими ледяными кристалликами. Обойти такую небольшую хижину заняло даже больше времени, чем я предполагал. За несколько секунд, когда я открыл дверь и вышел на улицу, буря заметно усилилась. Из-за резкого похолодания дрова слиплись, не понимаю, как они вообще могли быть влажными. Провозился на улице гораздо больше времени, чем мне хотелось; я околел, руки не поддавались, еле отделяя каждую деревяшку друг от друга. Обратно я шёл, испытывая крупную дрожь, прижав несчастные куски дерева как можно ближе к груди, и громко стуча зубами. Успел я только зайти домой и закинуть дрова поближе к огню, как почудилось мне, что слышал я голос человеческий, и просил он о помощи. Не может быть в такой глуши человека, никто не сунется в такую погоду сюда. Я остался стоять в проходе не в силах пошевелиться, вглядываясь в беспросветную мглу. Спустя некоторое время я почувствовал непреодолимый страх, панику, меня снова бросило в дрожь, дрожь от страха.       Хлопья снега продолжали влетать мне в лицо, а я уже не чувствовал ничего: ни лица, ни кистей рук, ни ступней. Я хотел спасти кого-то, хотя прекрасно понимал, что тут никого кроме меня и нет. Дом остался далеко позади, наверное, метрах в пятистах от меня. Помню себя, лишь когда уже стоял посреди занесённых снегом поваленных деревьев и слушал зловещий, леденящий кровь хор. Хор зверей и птиц. Вороны будто точно знали, куда поставить свой противный звук, утробные звуки воя стаи волков, агрессивный жуткий рёв медведя. Все еноты, лисы и прочие лесные звери дополняли жуткую мелодию.       Враз они замолкли. Меня постигло ощущение, что ветер огибает меня сразу со всех сторон, как если бы я оказался в самом центре урагана. Мрачный, монотонный голос будто звучал у меня в голове, а может, кто-то стоял позади меня и шептал мне всё это на ухо. Меньше всего в тот момент мне хотелось именно оборачиваться, уж лучше я не буду знать, что стоит за моей спиной. Мой мозг отказывался работать, отказывался подчиняться и выполнять простые команды.       В моей голове будто возникла чужая мысль, нет, она не моя, я не мог думать в этот момент уж точно. Если я пришёл сюда помочь неизвестно кому, то, быть может, именно к этому я и пришёл? Мысль в голове вертелась, словно белка в колесе. «Героизм — это психическое отклонение». Да что это за бред? Я полностью здоров. Да и быть того не может, чтоб я сам себе такое сказал.       Мои следы назад замело, да и возвращение назад было лишено всякого здравого смысла. Я бежал так быстро, как только мне позволяло тело и рыхлый снег. Я бежал, не разбирая дороги, просто бежал, от этого зависела моя жизнь. Да и зависит ли она от чего-либо сейчас? Я рухнул в снег — ноги больше не слушались, не позволяли снова подняться и бежать. Я полз в снегу так быстро, как только умел, хватался руками и тащил своё тело, оставляя глубокую борозду на снегу. Не задумываясь. Просто не хотелось погибать так. Закрывая глаза я чувствовал, как меня кто-то обнимает. Этот кто-то будто имел такое же ледяное тело как и я. И снова, снова этот голос в голове. Но сейчас он не кажется мне ужасным, даже наоборот — успокаивающим «Славная вышла охота».       Я дёрнулся так, что кровать с ужасным грохотом ударила в стену, это однозначно привлекло внимание санитаров. Пришедший доктор Френк Манера, как передали по внутрибольничному громкоговорителю, оказался моим лечащим врачом, который решил провести обследование моего психического состояния обычным тестом Роршаха. Дилетант. Картинки, что он мне показывал, казалось, были обычными кляксами или сильно размытыми картинами или фотографиями. Его выражение лица резко сменилось во время очередной картинки, после просмотра которой меня охватил неподдельный страх, а сердце будто замёрзло и перестало биться, на ресницах появился иней. Доктор же, не в силах сдерживать эмоции, лишь прохрипел что-то похожее на «Итхаква» и тотчас же разразился смехом, это была странная, леденящая кровь смесь смеха и злости. Его глаза больше не имели ни зрачков, ни радужки, а в руках он держал ту самую фотографию из дома в лесу. Подпись под фотографией теперь стала различима и гласила: «Френк Манера, „Бегущий ветер, Итхаква“ 1914 год, Аляска».