Осколки юности

Всю оставшуюся учебную неделю мы с Нурой провели вместе, став друг для друга хорошими и, видимо, единственными друзьями. Из разговоров с Нурой я узнал, что ее родители занимаются каким-то бизнесом, но в отличие от моей мамы, они почти всегда дома. Но, несмотря на это, почти не уделяют ей внимания, ограничиваясь лишь приветами и вопросами о школе. Конечно, они покупают ей все необходимое, чтобы хоть как-то выполнять родительский долг, но черт… Это другое… Сегодня после школы мы с Нурой идем ко мне, и она остается на выходные. Я немного волнуюсь, так как не совсем осознаю, что нужно делать на ночевках с другом. Тем более с девушкой. А вот Нура счастлива. Я впервые видел столько восторга в ее красивых зеленых глазах. — Наконец-то! Я наконец-то смогу провести веселые выходные, а не как обычно — в своей комнате, слушая ссоры родителей. — Я рад, что смог внести в твою жизнь веселье. Хотя, думаю, у меня будет не веселее. Я не умею веселиться. — 14 кг мороженого, куча фильмов, ты, я — это идеально.— Прошептала Нура мне на ухо наигранно соблазнительным тоном. Я усмехнулся. Сейчас мы сидели в коридоре школы, перед кабинетом литературы. Это был последний урок, после которого мы идем в магазин, а затем — ко мне. Мне нравится проводить время с Нурой, но на данный момент меня напрягает тот факт, что Вильям сидит напротив нас метрах в семи. Его приятель что-то бурно рассказывает ему, но парень не обращает на него внимания, а смотрит на меня, буквально раздевая взглядом. Мне аж не по себе. Время от времени я поглядываю на него, проверяя, смотрит ли он еще на меня. И каждый раз Вильям смотрел. Думаю, со стороны я выглядел дерганым. — Чего ты пялишься на него? —  Спрашивает Нура, встав передо мной, закрывая фигуру Вильяма. — Я не пялюсь. — Говорю, чувствуя, как покраснел. — Ага, конечно. Пялишься, еще как.-  Она садится рядом со мной. — Что, залип на него? — Что? На этого самовлюбленного барана? Ни за что. Нура уже в курсе, что я немножко гей. Благо, восприняла она это нормально. — Ага, самовлюбленный эгоист и предатель, которого интересует только он сам. Он пользуется всеми, кто ему доверяет и любит. Такой человек не заслуживает внимания, уважения и… любви. — Последнее слово она сказала очень тихо. Девушка говорила все это, пристально глядя на Вильяма, который отвел взгляд сразу же, как в поле его зрения появилась Нура. Ее глаза выглядели так, будто она вот-вот расплачется. — Нур, все нормально? Она дернулась и перевела взгляд на меня. — Да, все отлично. — Уверена? Ты так говорила, будто сама через все это прошла. — Прошла… Я непонимающе уставился на нее. — Когда-то мы с Вильямом были лучшими друзьями… — Вотэштобляяя?! Она опустила глаза и поникла. Я видел, что ей больно от каких-то воспоминаний, объектом которых является Вильям. Но что может связывать их? Сейчас не вариант расспрашивать ее об этом. Я обнял девушку, и она слегка улыбнулась. Уроки литературы проходили по-прежнему вместе со второгодками. К моему удивлению, Вильям не смотрел в мою сторону. Видимо, из-за Нуры. Мы сидим за одной партой. После того, что случилось в коридоре, он поник. Что такого могло произойти между этими двумя? *** За 2 часа мы сделали все, что планировали, и вот я уже стою на кухне, пытаясь приготовить что-то для перекуса, пока Нура осматривается в квартире. — У тебя очень миленько. Чисто и красиво. Так и не скажешь, что один живешь. — Не переживай, это я перед твоим приходом прибрался. В остальное время тут, как на свалке. — Отлично. А то я уже думала, это твоя гейская натура. Все вы парни одинаковые, что геи, что натуралы. Мы посмеялись, а затем стали решать, какой фильм посмотрим. На эту тему у нас был огромный спор. Нура хотела посмотреть какой-то фильм про самоубийц, а я хотел что-то более веселое. Но в итоге, как истинный джентльмен, позволил ей включить свой фильм. (На самом деле, она избила меня и забрала пульт). — Тебе понравится, обещаю. Он называется «Зал самоубийц». — О, я в этом уверен. — Вот и молодец. К тому же, главный герой — гей. — Отлично. Самоубийство, геи. То, что нужно для поднятия моей самооценки. Она посмотрела на меня таким взглядом, типо «Иди на фиг, Исак». Признаюсь, фильм мне понравился. Не шедевр в области кинематографа в отношении графики и перевода, конечно, но вот сюжет… Он мне оказался так близок. Чувства главного героя оказались частично схожи с моими. Не знаю. Вряд ли возможно описать эмоции от фильма, если не посмотреть его самим.  — Ну, как ощущения? Понравился фильм? — Она выжидающе уставилась на меня. — Знаешь, это было странно. Я ненавижу это чувство, которое испытал Доминик. Это чувство, когда ты грустный, но даже не понимаешь почему, чувствуешь себя чертовки пустым, но ничего конкретного не случилось.Они спрашивают «что случилось?», но ты не можешь объяснить. Или даже ничего не спрашивают. Я не знаю, что из этого хуже. Одиночество зависает надо мной, но мне все равно. Грусть становится моим лучшим и единственным другом. Я начинаю ненавидеть себя, и хочу, чтобы все оставили меня одного, но в тоже время хочу, чтобы кто-нибудь обнял меня и сказал, что все будет хорошо. Я просто ненавижу это чувство. Это чувство, когда ты толком не знаешь, что, чёрт побери, чувствуешь. Нура понимающе посмотрела на меня. — Такое бывает… Самое ужасное то, что даже поговорить не с кем. Ты держишь все в себе, ожидая того момента, когда сможешь расплакаться, чтобы чувства слегка ослабели. — Ага. А потом идешь делать уроки, потому что завтра в школу. Нура улыбнулась и даже немного рассмеялась. — Кстати, о школе. Мои родители только и твердят об экзаменах. — Моя мама тоже. — Все они такие. Наши родители думают, что с нами все в порядке. Они думают, что мы еще слишком малы, чтобы чувствовать что-то большее. Считают, что наше детство прекрасно, и у нас просто нет причин для грусти. Они думают, что мы дети и еще ничего не понимаем. И твердят нам неоднократно, что сейчас большую часть времени мы должны проводить за книгами. Учить уроки. Но они не видят, что твориться внутри нас, твердят нам, что мы никуда не годные и никуда не поступим после школы.Что мы не на что не способные. — Они думают, что ничего не происходит внутри нас, и что эти слова пойдут нам на пользу. — Но эти гребаные слова ломают нас и нашу самооценку.И с каждым разом становится труднее. Они не представляют, как часто нам необходима поддержка, что мы плачем ночами и режем свое тело, потому что от этого боль, которая находится внутри, стихает. — Они никогда бы не подумали, что мы хотим исчезнуть. И почему, черт возьми, нашу жизнь решает какой-то гребанный экзамен? — Жизнь не справедлива. Если ты по-настоящему счастлив… твое счастье исчезает в одно мгновение. — Например, дружба? — Пора узнать, что происходит между Вильямом и Нурой. -… просто помни, что иногда человек на самом деле может оказаться вовсе не таким, каким ты его себе представляешь. Ее голос изменился. Снова стал тихим. — Что случилось между тобой и Вильямом? — Ты правда хочешь знать это? — Можешь не рассказывать. Это не мое дело, просто я подумал, что если ты выговоришься, тебе станет легче… В воздухе повисла напряженная тишина. Мы молчали минут 5, после чего Нура вдруг начала: — Мы были друзьями с 4 лет. Наши родители имели общие дела по бизнесу, и мы часто виделись. Много времени проводили вместе. Считай, выросли рядом. Потом ходили в одну школу. Все было так прекрасно. — На ее лице была милая улыбка от светлых воспоминаний.- Хоть мы и были очень разными, Вилл был тем, кто понимал меня. Но позже он изменился. — Теперь ее лицо помрачнело. Мне даже стало не по себе. — Ты когда-нибудь чувствовал аромат старого парфюма или слышал старую песню, или проходил мимо места, где раньше любил находиться, и чувствовал, что сломался где-то изнутри на пару минут? Так я чувствовала себя, когда находилась с ним. Это были одновременно 2 разных человека. Искренний и понимающий Вилл, который остался в моей памяти, и самовлюбленный кретин, каким он стал. — Но почему? Почему он стал таким? — На самом деле… У него была причина. — Ее голос дрожит, а на глазах слезы. — Когда ему было 10, он потерял свою сестру. Вильям очень ее любил. Она была для него чем-то особенным. И это особенное забрали у него. Она умерла, когда ей было 8. Я не знаю, от чего. Вилл никогда не говорил об этом, но ее смерть повлияла на него очень сильно. В его сердце началась революция. Кардинальные изменения в отношениях ко всем. Прежде всего ко мне. Я ставила его на первое место, он меня — на последнее. В его окружение вошли крутые ребята. Я отдавала себя на 110%, он — не больше, чем на 40, могла не спать ради него всю ночь, пытаясь успокоить его после смерти сестры, а на следующий день Вилл мог даже не взять телефон, когда я звонила. — Она уже не могла сдержать слёзы. — Казалось, будто я отдаю ему все, а он просто брал и уходил с этим. И в один момент, он просто не вернулся. — Голос девушки дрожит и периодически срывается. — Я ждала. Надеялась, что он одумается. Это были не просто слезы. Истерика. Я прижал Нуру к себе, она обняла меня очень крепко, уткнувшись в плечо. — Все хорошо, Нур. Тебе будет легче. — Я хочу успокоить ее, хотя сам чуть ли не реву. — Ненавижу себя за то, что когда мне плохо, я выплескиваю всю свою злобу и агрессию на любимых людей. — Тебе это нужно. Просто плачь. А я буду продолжать обнимать тебя. И даже если ты уснешь в моих объятиях, проснувшись через 4 часа, ты найдешь себя все в тех же руках. Я не оставлю тебя. — Почему он так поступил со мной? — Я не знаю, Нур. Она слегка отстранилась и посмотрела мне в глаза. — Почему… Я знаю, что ему было больно. Но почему он причинил ее мне. Я пыталась помочь ему, была с ним… А со мной не было никого… Агрессия стала для него средством защиты от мира. От той боли, что он не хотел больше испытывать. Спасибо тебе, за то, что ты со мной, что поддерживаешь. Для меня это правда важно… Спасибо, Исак. — Не за что. Я всегда буду рядом. Обещаю, что не поступлю так, как Вильям. А теперь тебе нужно отдохнуть. Больше слов было не нужно.