Путь навстречу

Юри действительно изо всех сил старался отстоять своё право жить именно в этом городе. Пусть и заключалась его борьба в стойком терпении и упорстве. Он продолжал ходить на занятия к Минако-сенсей, продолжал терпеливо выносить все побои, раз за разом боясь, что ему повредят что-то, без чего ему будет закрыт вход на сцену. Со временем ему стало легче переживать травлю со стороны сверстников. Словно все моральные переживания начали проваливаться в его душу так глубоко, что он уже просто переставал слышать их отголоски. Это радовало, хоть и вызывало массу противоречивых вопросов. И ведь нельзя сказать, что взрослые не видели происходящего. Мама и Минако не раз порывались отправиться если не в полицию, то хотя бы к родителям этих хулиганов. От мысли, что может произойти потом, у Юри предательски дрожали ноги и потели ладони. Однажды, собравшись с силами, он негромкого попросил никого в эти дела не вмешиваться. — Я обещаю, что со всем разберусь сам. В тот момент Кацуки-младший очень боялся, что его не воспримут всерьёз, но напряжённое молчание среди взрослых говорило ровно об обратном. — Ты понимаешь, что так нельзя? — поинтересовался отец, и его мягкое лицо приняло непроницаемо напряжённый вид. — Я понимаю. Но это только до конца года, — осторожно высказал свои мысли Юри, надеясь, что глава семьи его поймёт. — Среднюю школу выберу в другом месте. Ничего страшного, буду ездить на велосипеде. Лицо отца удивлённо вытянулось, после чего взгляд стал теплее и наполнился гордостью. — Юри, такое нельзя оставлять безнаказанно! — заявила Минако, но голос главы семейства прервал её. — Хорошо. Мы не будем пока предпринимать каких-либо действий. Но ты должен понимать, что я могу в любой момент передумать. Юри едва сдержался, чтобы не кинуться к отцу с объятиями. Он ограничился, проговорив дрожащим от благодарности голосом: — Спасибо, пап! Но стоило за мальчиком закрыться двери, как тут же на Тосиро накинулись с расспросами несогласные женщины. — Милый, ты уверен в своём решении? — Тосиро! Чем ты думаешь? Он же ребёнок ещё! А если его покалечат? На что мужчина лишь вздохнул: — Юри обещал сам во всем разобраться. Я должен ему верить. Голос его был полон сомнений и неуверенности, в то время как родительское сердце обливалось кровью. Если бы только Юри знал, чего стоило его отцу это доверие к нему. Но мысль о том, что глава семьи относится к Юри как ко взрослому, в одночасье стала для него самой мотивирующей вещью на свете. Держать лицо и не показывать страх перед обидчиками стало легче, так же как и всячески стараться избегать стычек. Вот только стоило капле надежды на лучшее зародиться в душе Юри, как судьба решила дать ему добивающий удар под дых. Начиная с рождественских каникул, когда можно было не выходить из дома, а значит, не нарываться на проблемы, Юри стал замечать странные и слегка пугающие изменения, происходящие с его психикой. Иногда он просыпался среди ночи от навязчивого желания посмеяться, иногда ни с того ни с сего злился или грустил. Совершенно безосновательно и внезапно. Это было так странно и необычно, что Юри порой очень сильно пугался своих порывов. Первый день учёбы снова ознаменовался трёпкой после уроков, но Кацуки знал, что терпеть осталось немного. Вот только в этот раз что-то пошло не так. В этот раз к душевной и физической боли прибавилось ещё странное жжение по всему телу. С каждым хлёстким словом или ударом оно возрастало, и вскоре Юри просто не мог стоять на ногах. Упав на колени, он уткнулся лицом в асфальт и истошно закричал. Его словно выворачивало наизнанку, а внутренности разъедала всепоглощающая ненависть. У него не было ни сил, ни возможности разбираться в том, откуда взялась она. Извиваясь на холодном асфальте, Юри молил лишь о том, чтобы это скорее закончилось. И всевышние силы сжалились над ним, подарив внезапное, но такое желанное забвение, которое едва ли не стоило ему жизни. Очнулся он в больнице, облепленный множеством трубочек и датчиков. Сил двигаться не было никаких, но Юри, превозмогая себя, всё же смог сесть. Что не повременили заметить осуждающе запищавшие приборы. Вбежавшая спустя несколько мгновений медсестра обрушила на него каскад вопросов. Из её отрывистых рассказов стало ясно, что привезли его несколько часов назад в состоянии, близком к коме. В состоянии, в котором было неясно, сможет ли он вообще выкарабкаться или нет. Последовавшая череда проверок его здоровья выявила, что, к всеобщему удивлению, физических нарушений у него не было, что означало, что вины его одноклассников в произошедшем не было. В попытке добраться до причины такого сбоя в организме врачи проверили его с ног до головы, но так и не смогли обнаружить что-то конкретное. Пролежав в больнице под присмотром врачей около недели, Юри наконец вернулся домой. Естественно, атмосфера в гостинице была очень мрачной. Мальчику стоило очень многих усилий, чтобы хоть как-то успокоить родных и выбить для себя право ходить в школу без сопровождения. Нужно отметить, что травля на него — хоть и перестала носить столь агрессивный характер — так и не прекратилась. Юри, устало размышляя о том, что людей ничего не учит, старался сразу после школы идти в балетный класс, где под строгим, но сочувствующим взглядом Минако мог выплеснуть наболевшее. Пока однажды не поймал себя на ощущениях, что что-то в нём начало неуловимо меняться. Боль, разрывавшая его раньше на части после стычек с озлобленными сверстниками, словно стала снова обходить его стороной. Его били, над ним издевались, его оскорбляли, но всё, что чувствовал после этого Юри, — это пугающе иррациональное чувство покоя и умиротворённости. И мальчик просто не знал, как на это реагировать. Неосознанно пытаясь продлить момент, когда не надо внутренне сгорать от душевной боли, Юри в то же время очень боялся, считая подобную реакцию ненормальной. Неизвестно, как долго бы он ещё мучился от этих противоречивых чувств, если бы однажды, сидя рядом с Минако за столом в гостинице, не увидел по телевизору выступление юного русского фигуриста. Длинноволосый парень пятнадцати лет, казалось, не просто катается на льду — он живёт им. Даже через маленький экран телевизора Юри буквально чувствовал каждую эмоцию, которую хотел донести до зрителей фигурист. Подавшись вперёд, Кацуки жадно ловил каждое движение спортсмена, не осознавая, что в какой-то момент просто перестал дышать. Чувства фигуриста были такими знакомыми, что почему-то щемило сердце. В какой-то момент Юри подумал, что это явно какое-то божество, сошедшее на землю, так виртуозно покоряет лёд. Смотря на него, Кацуки невольно тянулся вперёд в попытке увидеть каждое, даже самое мельчайшее, движение, уловить каждый вздох и поворот головы. Конец выступления наступил непозволительно быстро, принося вместе с чувством разочарования имя фигуриста. Виктор Никифоров. Сжимая в руке палочки для еды, Юри неотрывно следил за тем, как спортсмен дарит свои улыбки поклонникам, совершенно не замечая заинтересованного и в какой-то мере оценивающего взгляда со стороны своего учителя по танцам. Тем же вечером Минако вместо своей балетной школы привела Юри в Ледовый дворец. — Мне кажется, что у тебя получится это ничуть не хуже, чем с танцами, — сказала она в ответ на растерянный взгляд мальчика. — Во всяком случае, ты попробуй. И Юри попробовал. На дрожащих ногах он, судорожно цепляясь за бортики, подошёл ко льду. Изо рта вырывались от частого дыхания облачка пара, а руки и щёки щипало от холодного воздуха. Ноги тряслись от страха, в то время как глаза лихорадочно бегали по, как ему казалось, бескрайнему ледовому пространству. Но он смог себя пересилить и сделал первый шаг на скользкую поверхность. Шаг в невероятный новый мир. Шаг, который впоследствии подарил ему смысл в жизни. Шаг, который изменил его будущее.