***
ДжинИ училась тогда на первом курсе, а в этот город приехала - так, на каникулы, к подруге, рождество отметить; хотя она его никогда не любила, ей было некомфортно на собраниях, вечеринках, как в неудобной обуви; и в этом году она тоже почему-то была уверена, что что-то не заладится, не сойдётся, испортится; так и случилось: подруге - она была старше, опытный специалист в своей области - пришлось работать всю ночь, объявилось какое-то дико важное дело. "Ну вот, прости, так плохо вышло, - расстроилась. - Что теперь, не будешь же ты всю ночь одна в квартире сидеть... Слушай, а давай я тебя с Бинни познакомлю, у неё всегда вечеринки отменные... давай?"; ДжинИ согласилась - а что делать, действительно... Бинни была второкурсница с чёрными быстрыми глазами и охристыми локонами, безупречно завитыми, уложенными, зафиксированными лаком с блёстками; она, насколько успела понять за несколько часов ДжинИ, считалась в своём кругу первой заводилой и самой гостеприимной хозяйкой, благо жилище позволяло - отдельный дом с просторными по-дизайнерски обставленными комнатами и большим двором; компания собралась на славу - пол-университета, из которого выпустилась подруга ДжинИ, наверное; ну, треть точно. Девушку встретили доброжелательными улыбками, показали-рассказали, вручили бокал шампанского - и предоставили свободу действий для осваивания нового окружения; ДжинИ поставила бокал на ближний стол, огляделась и пробралась к дивану, чтобы робко присесть на его чёрный кожаный краешек, повернуть голову и увидеть чьи-то глаза - такие же растерянные, как и у неё; большие, красивые, немного беспомощные, по-детски беззащитные. Глаза пару секунд неподвижно смотрели на неё, после чего выражение их стало чуть более устойчивым, словно их обладательница нашла что-то, за что можно было ухватиться - основу, опору - и теперь осторожно вставала на твёрдую почву; а ещё через три секунды она легко рассмеялась. - Ты выглядишь такой испуганной, - сказала, - как будто думаешь, что тебя здесь собираются зажарить и съесть вместо индейки. ДжинИ, пока девушка говорила, успела её рассмотреть: чудные светлые волосы, какие-то загадочные, золотисто-серебристые, как шёлк или шерсть единорога; радужки светло-голубые - может, линзы, но к волосам так шёл этот оттенок, пасмурный день, капли на стёклах машины; губы подвижные, выразительные; и свитер серый, пушистый-пушистый, мягкий, как любимый домашний кот; джинсы тёмно-синие - ничего лишнего. Тепло, ненастойчивая уверенность, сменившая робость; брови ДжинИ дрогнули, и она улыбнулась тоже - нежно-розовый блеск в полумраке. - Ну, я здесь первый раз, а вдруг под конец вечера мне откроется страшная тайна, что это анонимное собрание каннибалов, - отшутилась. - Но пока этого не случилось, можно просто наслаждаться праздником, как считаешь? Девушка придвинулась ближе, и ДжинИ подумала, что она похожа на принцессу из сказки с полями пшеницы, волнующейся под ветром, и рыцарями на резвых конях; не хватало лишь короны. Принцессу звали Мими; да, она здесь тоже случайно оказалась - заходила забрать кое-какие тетради с конспектами, а в итоге её не не пустили домой, как же так, мол, позволить человеку уйти за несколько часов до рождества; живёт здесь, да, а ДжинИ?.. А, на каникулы приехала, но хочет, в общем-то, насовсем, понятно; "Ждём с распростёртыми объятиями всегда..." С Мими всё вышло так просто; никакого этого напряга обычного, неловкости, смущения; ДжинИ не думала, что так можно, она привыкла, что новые знакомства - всегда оцепенение первых каменных минут и скрежет заржавевшей цепи, на которой еле вытягиваешь, дрожа от тяжести, из колодца ведёрки шаблонных фраз; но в этот раз была лишь удивительная лёгкость - редкая, но такая прекрасная: как покалывание от мороза при первом декабрьском снегопаде; или весеннее утро; или стремительная игра пианиста-виртуоза. Они говорили весь вечер, а когда в двенадцать все пошли во двор жечь бенгальские огни, остались одни в комнате, где свет так и не включили, а музыку никто не приглушил - зачем... Мими потянула ДжинИ за руку, и они танцевали там - на блестящем паркете, в слишком большой для двоих комнате, будто в зале на балу; полумрак, в котором кое-где тихо плавились, капая воском, свечи, да ещё гирлянды мигали - не агрессивно, успокаивающе; запах свежий - хвои от огромной ёлки, мандарин - мешался с запахом шоколадно-ореховых конфет; и головокружительная близость; ДжинИ наконец чувствовала, что она там и с тем, где и с кем нужно - и двигалась под "Shake it off" и "Kaleidoscope" так мягко-расслабленно. А потом она вдруг вспомнила, что у неё поезд завтра, и вещи собрать нужно, и поспать ещё немного; и так грустно-грустно сразу стало, и серо, потускнели лампочки, но что делать; "Блин, и я не помню, как из этого района до дома добираться..." - особняк Бинни располагался где-то далеко от центра, чуть не в пригороде; "Ничего, я тебе помогу, провожу, ладно? Я большую часть кварталов отлично знаю, да и всё равно тоже домой собираюсь уже..."; снова стало чуть веселее - ещё сорок минут с Мими, с этим чудом, спасибо, мир. Они тихо ушли, не привлекая внимания, вырвались на мороз, шагали по насту, по ледяной корке до остановки; в этом году было холодно в декабре, выпал снег, удивительно, никто не ждал; шли, молчали большую часть пути, держались за руки, чтобы не упасть; потом всё быстро завертелось, пролетело - автобус, транспортная беседа, когда стоите друг против друга, держась за поручни, и говорите очень громко, чтобы шум перекричать; а потом внезапный визуальный контакт - и улыбка застенчивая двойная, такая тёплая, связывающая, скрепляющая, интимная очень, проникающая в самую глубину, будто всё уже друг о друге знаете давно. И когда вышли из автобуса, воздух зимний навалился на ДжинИ тяжело, больно, обжигающе; неизбежно. Почти настал момент прощания; но - Мими вдруг спохватилась - у неё же открытки есть с собой, пусть останутся на память Джини, все; вытащила из рюкзака своего, вручила; "А, а, а, а я... а ты возьми тогда заколку"; ДжинИ сняла её с чёлки - металлический цветок с разноцветными камешками; для принцессы подойдёт. Потом они всё-таки обнялись - первый и последний раз; "Очень здорово было с тобой познакомиться" - "С тобой тоже, удачи тебе" - "Спасибо, и тебе"; и здесь они разошлись; перекрёсток, развилка, решающий поворот - не туда, куда нужно...***
И всё; и назавтра ДжинИ уехала в свой родной город - страдать, бредить ожиданием новой встречи с человеком, фамилии, места жительства которого не знает; сердце её первое время горело, причиняя нестерпимую боль, потом начало чадить, а в конце концов почти совсем затухло, оставив еле тлеющий фитилёк. Иногда она ехала с учёбы, смотря в небо с шапками облаков бело-голубыми по-зимнему и серыми, - сначала глазами; потом опускала веки, храня картину перед взором внутренним, чувствовала небо душой, и старалась утешиться, понимая глубоко, до слёз, что "единое - и внутримировое пространство все связует..." Открытки ДжинИ положила в самую красивую коробку, какую смогла найти, и хранила всегда, всё это время; но задвинула её куда-то, чтобы не натыкаться лишний раз - зачем делать ещё больнее, если и так уже очень; так что прощальный подарок Мими она увидела в следующий раз тогда, когда собирала вещи, снова отправляясь в тот город, где они встретились, - окончила университет и не выдержала, поняла, что больше не может так, что нужно переезжать; положила его на дно чемодана. ДжинИ всё ещё верила, что они увидятся, всё ещё не сломалась бесповоротно; Мими для неё так и осталась вечным проводником, идеальным попутчиком. Когда ДжинИ оказывалась в районах города, по которым они шли или ехали вместе, мысли её возвращались к Мими снова и снова, - вроде бы так смешно, такая типично любовная мания-лихорадка; улыбнуться бы, посмеяться над собой и забыть; а ДжинИ продумывала будущую встречу, добавляя всё новые подробности. И вот шёл уже четвёртый год, четвёртые 365 дней странного бытия-дымки - почти никаких знакомых, лишь пара не очень близких друзей, работа, дом, магазины; и она почти уже не помнила про открытки, но провидению захотелось, чтобы вспомнила. 24 декабря ДжинИ, задвинув коробку в тот же дальний угол, легла спать со вновь открывшейся чёрной дырой в груди и ощущением раскалённых нитей, пропалывающих сердце до самой середины. Проснулась утром 25 декабря она в том же настроении, в том же состоянии. Закончила уборку; решила: "Выключу телефон и всю ночь буду сидеть у своей ёлки, читать книги и пить что-нибудь тёплое"; и днём тоже никуда не выходила, а в шесть выбралась за продуктами для глинтвейна. Чтобы дойти до магазинчика с нужными специями, требовалось пересечь площадь, а до этого - спуститься с небольшого возвышения; с холма открывался вид на весь город - он был таким красивым, таким праздничным - уже стемнело, везде зажглись фонари, гирлянды, ёлки сверкали тысячами разных игрушек - крошечные балерины, почти как настоящие, серебристые лебеди, радужные шарики, леденцы, сиреневые сердечки, сосульки полосатые, ярко-зелёные, красные конфеты, купидоны с золотыми луками - всё, всё, всё; казалось, что ты попал на празднество в богатейшем королевстве волшебного мира - магия, звенящие хрустальные колокольчики, всё добро мира собралось в нём; гирлянды переливались, как реки в громадном портовом городе, как звёзды в необъятном, далёком космосе, как живые; россыпи разноцветных огоньков - как галактики в огромной вселенной; цепочки жёлтых фонарей - шествие эльфов со свечами, они направляются в лес, чтобы отметить рождество по-своему, особенными обрядами... ДжинИ подумала: жаль, что нет снега, как же так; и столько несчастных людей сегодня, так быть не должно... вздохнула и спустилась по лестнице на площадь. Красное вино, яблоки и апельсины, мёд; корица, мускатный орех, кардамон, гвоздика, имбирь... "Да, и ещё несколько колечек с творожным кремом, и две слоёных булочки с мандаринами; да, это всё... Спасибо, и вас с наступающим". Расплачиваясь, она вдруг - тысяча сто первый - подумала: "Мы встретимся, обязательно..." Она выйдет из небольшого магазина, как сейчас, в руке - пакет со сладостями, какого-нибудь приятного цвета, зелёный; сделает первый шаг направо - в этот момент из переулка позади неслышно вынырнет Мими, хрупкая в огромной чёрной куртке тёплой, красно-оранжевый шарф с синими оленятами и ёлками, варежки в ромбиках, и обнимет, накроет руки своими; сразу станет тепло-тепло, уютно; и ДжинИ не вздрогнет от неожиданности, легко обернётся и ответит на объятия - Мими любит обниматься, а ДжинИ жила мыслями об этой встрече столько лет, - и скажет: "Как долго ты не приходила..." - Как долго ты не приходила. Я ждала тебя. - Сколько? - Мими зарылась носом в волосы её чудесные, рассыпающиеся, блестящие; тёмная карамель, каштановый мёд. - С той минуты, когда ты сказала "Пока"... но это было так давно. В прошлой жизни. В которой мы не могли быть вместе. ДжинИ обернулась и впилась взглядом в лицо Мими - наконец, спустя столько лет, через столько снов, надежд, мыслей и чаяний; она всё так же прекрасна, нет, ещё лучше - принцесса расцвела и обрела себя, восхитительная, как нежнейший гибискус. - Мы сейчас пойдём ко мне и будем варить глинтвейн; у меня есть булочки, и книги, и коллекция фильмов... ДжинИ умолкла; Мими вновь была близко, как в ту ночь, когда они танцевали, и сердце ожило, загорелось и забилось - с той скоростью, о существовании которой уже почти забыло; и на чёрные ресницы принцессы аккуратно, тихо, словно крошечные танцующие феи, опускались кружащиеся снежинки; скоро они заполнили всё пространство вокруг, как мысли о подарках и тепле, витающие в городе; снег подсвечивался огнями со всех сторон, и сказка становилась реальностью. - А ещё - знаешь? - я поверила в чудо. - Рада слышать, - Мими поцеловала её в нос, - а я всегда верила.