Воссоединение в аэропорту

Виктор сидел в зале ожидания аэропорта: Юри должен был войти с минуты на минуту. Нетерпеливо косился на телефон, проверяя время и почти что отсчитывая секунды, что остались до их встречи. Потом отводил взгляд и устремлял его в окно или же рассматривал помещение и людей вокруг. Время шло слишком медленно. Но еще совсем немного - и он снова увидит Юри. Виктор невольно улыбнулся сам себе. Уже от одного упоминания имени своего подопечного в груди разливалось приятное тепло, а сердце начинало биться чуть чаще. Ему было необыкновенно хорошо, он начинал витать где-то в облаках и забывал даже о фигурном катании, что, собственно, должно было стать краеугольным камнем их отношений. Хотя помнить все-таки стоило: Никифоров видел выступление Кацуки, уловил его состояние на тот момент и с болью пережил все его ошибки. Было горько от того, что он сам не смог поддержать своего ученика в такой ответственный момент: вину за не совсем удачное выступление он возложил на себя. Сразу же после просмотра Виктор судорожно начал просчитывать вероятность попадания Кацуки в финал Гран-при. Липкий страх охватил его и расползся по всему телу при мысли о том, что, возможно, на этом этапе соревнования Юри в этом году закончатся. Что делать тогда? Уезжать обратно, в Россию, чтобы больше не вернуться? Ведь они условились в самом начале - точнее, Никифоров сам поставил Кацуки перед фактом: он будет его тренировать, чтобы Юри выиграл золотую медаль. Оговаривался лишь один, этот, сезон. Единственный шанс. Виктор вздрогнул. Каким, в таком случае, будет его будущее после: без этого искреннего, доброго, близкого и уже очень родного человека рядом? Который больше всего на свете любит фигурное катание и в глазах которого всегда есть место восхищению самим Виктором; который обожает уплетать кацудон, несмотря на склонность к полноте, и с удовольствием играет с Маккачином; который очень мило отводит взгляд и краснеет, стоит лишь Виктору проявить к нему повышенное внимание. Кацуки был тем, кто поражал, когда был на льду, отдавая ему всего себя и вкладывая все свои чувства в катание. Когда он начинал исполнять программу, время для Никифорова будто останавливалось, и он завороженно наблюдал за плавными движениями, изящными комбинациями и невероятными прыжками. Юри менялся и сам - в зависимости от того, что именно должен был выразить его танец на льду, и Виктор не мог не признать, что демонстрируемый японцем Эрос, что казался поначалу таким абсолютно нехарактерным для него, постепенно становился всё более пылким и страстным, очаровывающим до такой степени, что даже глаз было не оторвать. Тело Кацуки и музыка - это совершенно отдельная история: вместе этот тандем был настолько единым, волшебным и совершенным, что просто дух захватывало. И еще - что немаловажно - Юри всегда удивлял. Удивлял таким, что Никифоров себе и представить не мог, да еще и тогда, когда меньше всего ожидал этого. Такие моменты вдохновляли, наполняли искристой радостью и заставляли чувствовать себя немыслимо счастливым. И ради этого стоило жить. Боковое зрение засекло, как Маккачин метнулся к окну и встал на задние лапы, приветственно махая хвостом, и он сразу же проследил взглядом за своим любимцем. Сердце в груди упало, стоило только Виктору увидеть Юри. И Никифоров сразу же сорвался на ноги и помчал к нему, даже не подумав ни о чем. Он бежал, не разбирая перед собой дороги, не в силах оторвать взгляд от так же бежавшего Юри по ту сторону стекла. За эти секунды Виктор окончательно осознал: Господи, как же он скучал. Ему жутко не хватало этого теплого взгляда шоколадных глаз, легкой улыбки, заалевшихся щек. Разлука с Кацуки длилась не так и долго, но часы казались годами, переживания поглощали его целиком, и вся голова была забита лишь мыслями о его ученике. Никифоров поймал себя на том, что Юри хочется расцеловать: покрыть мимолетными поцелуями лицо, руки, шепча о том, как он не мог дождаться встречи, но он тут же одернул себя. Люди вокруг явно не поймут, а еще раз ставить своего любимого подопечного в неловкое положение не хотелось, и Виктор решил ограничиться лишь объятиями, пригласительно вскидывая руки сразу же после остановки и сжимая крепко-крепко - чтобы больше не отпустить. Возможно, кому-то, кто его узнал, показалось странным, что сегодня он не сверкал улыбками на все стороны, не смеялся и не выглядел донельзя довольным жизнью, но притворяться не хотелось. Сейчас Никифоров был самым настоящим - немного взволнованным, еще не совсем верящим в то, что они снова вместе. Хотелось сказать много всего, и Виктор даже не знал, с чего начать: со своих чувств, выступления Кацуки, еще чего-то? Наверное, сперва стоило сообщить что-то более нейтральное, и Никифоров озвучил то, чему тоже уделял свои мысли: - Юри, - уже само лишь произнесение этого имени приносило наслаждение; так было всегда, и часто он растягивал его почти что по складам, иногда почти пропевая, перекатывая на языке и с удовольствием погружаясь в тепло, которое охватывало его. - Я всё думал о том, что с этого момента я могу сделать для тебя в качестве тренера. - Я тоже, - тихо ответил Кацуки, что уже уткнулся лицом ему в плечо - такой до невозможности милый и дорогой Никифорову, что даже его руки, удерживающие подопечного как можно ближе к себе, начинали подрагивать. Вдруг он несильно оттолкнул Виктора, отшатываясь и упираясь руками ему в плечи. Никифоров слегка опешил и удивленно уставился на него: такого порыва он абсолютно не предусматривал и не знал, чего теперь ожидать от своего ученика. - Прошу, будь моим тренером, пока я не покину спорт! - выпалил Юри, немного покраснев. Но Виктор услышал только одно: "Будь моим". Он услышал: "Прошу, оставайся со мной". Воображение подкинуло ему еще массу вариантов того, как можно было истолковать слова Кацуки, добавив еще и этот его румянец на щеках. Так, значит, не он один задумывался над тем, что же будет после того, как этот сезон закончится? Но Никифоров даже и не представлял себе, что Юри хватит решительности и мужества, чтобы вот так вот просто озвучить свое желание быть рядом с ним. И снова - уже в который раз - тот его удивил. Сердце Виктора растаяло - хотя замерзало ли оно когда-либо, когда они находились друг возле друга? Никифоров почувствовал, как его поглощает невероятное, головокружительное счастье, а за спиной буквально вырастают крылья. Он понял, что вместе они способны на что угодно, и что они оба ощущают одно и то же. Виктор искренне улыбнулся и, не сдержавшись, все же взял Юри за руку и прижался к ней губами. Хотелось перецеловать каждый пальчик, но он одернул себя, запечатлев лишь тот один легкий поцелуй и не спеша отпускать чужую ладонь. - Словно предложение руки и сердца, - выхватилось у него прежде, чем Никифоров смог себя остановить, и краска залила лицо Юри еще больше. Он не выглядел раздраженным или возмущенным такими словами. Кацуки был смущен, его глаза горели, а губы не покидала радостная улыбка - такая же, как и у него самого. Это выбивало землю из-под ног и подбрасывало высоко в небо, кидало в жар и заставляло сердце ошалело биться в груди, разгоняя по телу кровь в рекордном темпе. - Хочу, чтобы ты никогда не уходил из спорта, - выдохнул снова заключивший Юри в объятия Виктор, отчаянно надеясь, что он тоже сумеет прочитать между строк: "Хочу быть с тобой всегда". Судя по ответным слезам, тот не подвел его ожидания. Никифоров еще раз улыбнулся и решил, что как только они вернутся и останутся одни в помещении, он сразу же повторит тот поцелуй, что в прошлый раз, вложив всю нежность и страсть, что он испытывал по отношению к Юри. А еще - понадеялся, что теперь таких "повторений" станет очень много.