Учебный план

— Выталкивай меня, — шёпот будто из дальнего угла комнаты, — давай, выталкивай. Мышцы на руках Эрика напряжены и изнеможены, и он не может отнять их от изголовья кровати, не может делать ничего, кроме как вздрагивать и дёргаться. Он знает, что Чарльз меньше, чем в футе от него, но расслышать его сложно из-за звука собственного тяжёлого дыхания. Обычно это не та позиция, в которой он любит находиться (и не совсем уверен, что ему нравится это сейчас), он чувствует себя беспомощным в руках мужчины на полфута ниже его, которого он в два раза сильнее, причем Эрик даже не связан. Он не может пошевелить пальцами, не может впиться ногтями в руку Чарльза, когда тот сжимает его руку, кусает мочку уха, гладит грудь, царапает соски, легко, так легко, недостаточно, и если он не ускорит это… — Ты даже не пытаешься, ведь так? …то Эрик будет не в ответе за свои действия. Даже если эти действия по факту окажутся лишь ругательствами на немецком и английском и упираниями пятками в матрас, пока Чарльз усмехается, обдавая его шею тёплым дыханием. — Ты не сможешь держать меня вечно, — бормочет Эрик, продолжая ругаться про себя. Он никогда не проигрывал Чарльзу, и не собирается начинать. — У тебя выносливости не хватит… Телепат щёлкает переключателем в его мозгу. Когда сознание возвращается, в неконтролируемых рваных вдохах Эрик осознаёт, что перестал продавливать пятками матрас, а теперь делает это со спиной Чарльза, чьи бёдра бешено двигаются, как у течной суки. Ноги у металлокинетика дрожат (всего лишь физическая реакция, ничего больше), и эти такие реальные пальцы, в таком реальном месте, скользкие и горячие, и не менее реальные стоны, вырывающиеся из его горла. Эрик уже понял: очень важно отличать реальность от иллюзии, когда имеешь дело с телепатами. Особенно если у этих телепатов сомнительное чувство юмора. Он не может даже дышать. Возможно, это не вина Чарльза, хотя и вероятнее всего это именно так. — Я бы мог подумать, что не нравлюсь тебе, — он оставляет дорожку поцелуев на раздвинутых бёдрах, раскинутых как у нетерпеливой шлюхи, но это не он, на самом деле, не он это делает, — то, как ты распинаешься об этом сейчас… — Не нравишься, — хрипит Эрик и ждёт. Он больше не отвечает за свои слова в постели, и даже Чарльз не сможет этого исправить. — Мммм, — мычит телепат, прижимаясь к его коже, безмятежно и осторожно, а затем толкая пальцы резко и глубоко, сгибая их, и это уже не имеет никакого отношения к телепатии или мутациям, зато имеет прямое отношение к стонам Эрика. «Сука пошёл ты нахуй выблядок». Слышит на периферии сочувственный скрип металла, настолько громкий, что способен разбудить соседей, но он не настолько собран, чтобы тревожиться об этом. Тревожиться это забота Чарльза. «Твою мать чёртов ублюдок сделай это ёбаный мудак пожалуйста блядь». — Выталкивай меня, Эрик, — зубы цепляют живот, так слегка, так быстро… он убьёт этого придурка… — ВЫКИНЬ меня, — пальцы двигаются и изгибаются, держат на пределе, этого совсем недостаточно, но слишком много, чтобы игнорировать. «Пожалуйста, чёрт возьми, пожалуйста, Чарльз, — нет, это не он издает эти звуки, это наверное Чарльз или кошки на улице, но точно не он, — трахни меня уже, трахни, я не могу, не могу, не могу…» И пальцы исчезают. И зубы. И ментальная пелена иллюзий, и чужое призрачное присутствие. Зрения до сих пор нет, а руки прикованы невидимой силой. Нет. О своих действиях Эрик осведомлён не больше, чем о пыли на чердаке, потому что единственное, что сейчас действительно важно, это то, что Чарльз лежит под ним на спине. — Наконец-то, — выдыхает Чарльз, вероятно, ухмыляясь, — я думал… Плевать, что он там думал. Плевать, что он хотел сказать: дурацкую похвалу или банальную пошлость. Эрик понятия не имеет, как выбрался, а тратить время на выяснения совсем не хочется. Хочется только засунуть в себя его член до конца и прыгать на нём до тех пор, пока телепат не отключится и наконец не заткнётся. — Ах, — стонет Чарльз, он явно не был ни к чему готов. — Ммм, я… не навреди… аах. Можно было бы позлорадствовать сейчас, можно было бы упиваться удовлетворением от вида наконец замолкнувшего Чарльза Ксавье, но надо сконцентрироваться на боли. На её преодолении. Пальцы это одно, потрясающее и восхитительное, но принимать в себя член другого мужчины, даже если это Чарльз, требует некоторого… контроля. Дисциплины. Он пытается не торопиться. Это непривычно, и вряд ли когда-нибудь будет. — Не навреди себе, Эрик, — ментальный шёпот пронизан возбуждением, опьянён удовольствием, — некуда торопиться, не… Он опускается до конца, впивается ногтями в кожу Чарльза. — Заткнись. Он сжимается и устанавливает медленный, ленивый темп, намеренно мучительный, потому что он должен отомстить Чарльзу за его развлечения. Да и если Эрик не будет выёбываться, Чарльз примет его за кого-то другого, одного из своих хороших, послушных учеников. И… в любом случае, это неплохо. Видеть Чарльза таким: с запрокинутой головой, одной рукой вцепившегося в погнутое железное изголовье кровати, другой — до побелевших пальцев сжимающего чужое бедро. И было бы… неплохо… задержать его в таком состоянии. Останавливаться каждый раз, когда он начинает приближаться к развязке, и так снова и снова, снова и снова. Но проблема — большая проблема — в том, что Эрик сам в десяти секундах от оргазма, член Чарльза теперь приносит потрясающие ощущения, и рука Чарльза на его члене только усугубляет положение. Эрик не отвечает за свои действия в кровати. Особенно, когда в кровати с ним телепат. Особенно, когда этот телепат — Чарльз, и Эрик не успевает сосредоточиться на нарастающем жаре и собственных закатывающихся глазах, как оказывается на спине с прижатыми к груди ногами. Язык Чарльза у него во рту. Он не уверен, что знает, как это произошло, но это не так уж плохо. Не уверен, что ему вообще нравятся эти импровизированные уроки защиты от ментальных атак, но они приносят удовольствие. Если они однажды и пригодятся, то только для того, чтобы выкинуть Чарльза, трещащего обо всём и ни о чём в его голове. Ногти Чарльза впиваются в его бедро, оставляя отметины. Дыхание сбитое, и Чарльз издаёт звуки, за которые такому образованному и начитанному человеку стоило бы помыть рот с мылом. Когда он падает сверху, дискомфорт вызывает даже не вес, а скорее интимность. Отдышавшись и отдохнув, Эрик обязательно скинет его. Влажное тепло течёт по бёдрам и животу и в некоторых… неудобных местах, но Эрика это не особо интересует. Его вообще сейчас ничего не интересует. Возможно, будет, но позже, сейчас он слишком… выдохшийся. — Что ты там говорил насчёт выносливости? Что-то не припомню. Сразу после того, как убьёт Чарльза. Да. Задушит его во сне. — Да пожалуйста. Буду удивлён, если ты сможешь пошевелить рукой. Эрик мычит. Всё, что он может сделать. — Ммм, — Чарльз бормочет ему в шею, целует подбородок, и Эрик возможно, теоретически, сможет сделать что-то помимо мычания. Минут через десять. — Скорее через тридцать. Всё равно прогадаешь, но хотя бы это будет реалистично. — Хм. — Ты совершенствуешься, кстати говоря, — бормочет Чарльз, тихо и сонно. Эрик не уверен, говорит он о сопротивлении ментальным атакам или о сексе. — Попрактикуемся ещё утром. А это уже неплохо.