Город мертвых

— Генри, твоя очередь! Генри Миллс, замечтавшийся не к месту, получил тычок под ребра от кого-то из одноклассников. Встрепенувшись, он мило улыбнулся, безмолвно спрашивая: «Чего?» — Ты как не с нами, — с обидой в голосе заметила Гретель. — Ты вообще слышал, что я рассказывала? — Да, конечно, слышал, — достоверно округлил глаза Генри. Ему и слышать не надо было: все сказочки, которые могли бы рассказать дети в эти тихие предхэллоуинские посиделки, Генри знал наизусть. Он вообще много что знал наизусть по части историй. — Ну и... перескажи! — Да ладно тебе, Гретель, — возразила Грейс. — Ясно же, что мы все всё знаем, ну, перескажет он страшилку про слендера своими словами. Только сам-то он и того рассказать не может. Тоже мне, знаток сказок. Генри обиделся. Ведь среди них он действительно был знатоком сказок. — А хотите, такое расскажу, чего вы в жизни не слышали? — провокационно-таинственно спросил он и хитро прищурился. — Спорим, я продолжу твой рассказ после двух предложений? — заметил Гензель. Генри хмыкнул и оставил вопрос без ответа. Устроившись поудобней, он глотнул из чашки какао и сделал вид, что задумался. — А вы знаете... — Что? — не утерпела Грейс. — Что наш город на самом деле — город мертвых? — Это как? — А так. Здесь все мертвецы, — лицо Генри посерьезнело. — Поэтому и время для всех застыло на двадцать восемь лет, поэтому и живы все до сих пор. Условно живы. Дети примолкли и выжидательно смотрели на Генри. Такого они действительно не слышали. Генри перетянул паузу, и как только он захотел заговорить, его на лету перебила Гретель: — А как же тогда запахи? От мертвецов, знаешь ли, воняет. — Магия, — поднял брови Генри, — и проклятие. — Проклятие не подразумевало, что все умрут, — буркнул Гензель. Похоже, до него дошло, что к мертвецам причислили и его, и это испортило ему настроение. — Но что-то пошло не так, — заявил Генри. — И сейчас Сторибрук колеблется на границе между двумя мирами: миром живых и миром мертвых. Именно поэтому никто и выехать не может. Ну, кроме тех, кто жив. — То есть тебя и твоей мамы, — подытожила Гретель. — А вы пробовали выехать? — Спокойно выезжаем, — подтвердил Генри, и все дети затихли. — То есть, мы — зомби? — подала голос Грейс. — Не обязательно. Знаете, я думал: все зомби — это было бы странно, верно? Все-таки проклятие предусматривало иерархию. — И? — Ну, злая королева, например, переквалифицировалась в королеву вампиров. По крайней мере, судя по моим... — Генри замялся, подбирая слово, — изысканиям. — Точно, крови у города она попила прилично, — хмыкнула Гретель. — Но тут выяснилось, что ее мать жива, — округлил глаза Генри. — Значит, она не может быть королевой вампиров! — Вот именно! А мы-то думали... — Генри прикусил язык: не все в городе знали, как умерла Кора. — Поэтому Регина с ней и расправилась. Всё это — борьба за власть! А Белоснежка кто? — Эмф... Пожалуй, вампир, — предположил Генри. — Точно, вампир. Но очень скромный такой, маленький и стыдящийся своей вампирской сути. Между детьми проскочил тихий приглушенный смех. — А вот у деда Дэвида есть аж свой доппельгангер. Да-да. У него был брат-близнец. И он умер. — Значит, твой дед Дэвид — сам и есть доппельгангер, — заметила Гретель. — А мы кто? — А вы как раз зомби. — Я лично скелет, — заметил Гензель. — Почему? — Самый маленький и незаметный. Всех отправят на тот свет, а я спрячусь, и меня не заметят. — Балда, — отчего-то рассердилась Гретель и натянула ему на нос вечную шапочку. — Нет, ну а что?! А оборотни бывают мертвые? Генри призадумался: об этом он не думал. — Не бывают, — категорично заявил Гензель. — Оборотни же всегда с вампирами воюют, ну вы что, в самом деле. — Логично, — согласился Генри, явно еще что-то обдумывая. — Вот поэтому в кафе у Бабули так отвратительно готовят и дерут за это втридорога, — заявила Гретель, и все засмеялись. — Кстати, у нас и призраки есть, — заметила Грейс. — Все те, кто умер. Например, прежний шериф. — Он совсем умер, — резонно возразила Гретель, — он уже не на границе, а в мире мертвых. — А кто тогда? Призраки обязательно должны быть. — А помните девушку, в которую стрелял заезжий пират? — нахмурившись, спросила Грейс. — Вот она же потеряла память. Она стала призраком. — Белль, — кивнул Генри, — но память ей вернули. Правда, как-то так странно, что меня и пообщаться с ней не пускают. — Тогда, значит, она вообще голем. Ну, ее же создали заново, восстановили из мертвых, — неуверенно предположил Гензель. — Големы — это вообще другое, — фыркнула Гретель. — Разные бывают! Некоторых вот так оживляют! — горячо возразил Гензель. — Точно! Мистер Голд не смирился с потерей и типа как оживил Белль! А получил... голема, — сказала Грейс. — А сам Голд кто, догадаетесь? — спросил Генри. — А он лич, — легко пожал плечами Гензель. — Такой весь могущественный и продавший душу за... за что он мог продать душу, как думаете? — Известно же: за сына, — сказала Гретель. — А сын живой? — вдруг спросила Грейс. — Конечно, живой, — возмутился Генри, — иначе бы он не был моим папой. Да и под проклятием он не был. — Но ведь в Сторибруке рождались дети, — заметила прореху в гипотезе Гретель. — У кого? А, у Эшли, — Генри задумался. — А вы помните, что перед проклятием у Эшли пропал муж, а от переживаний были какие-то проблемы с будущим ребенком? Дети отрицательно покачали головами. — А я помню. Ребенок родился мертвым. — Он растет, — недоверчиво возразила Гретель. — И волосы моей мамы тоже растут, — сказал Генри. — Это же всего лишь страшилка. Что вы как будто я вам тут тайну бытия открыл, — и он рассмеялся. Гензель, Гретель и Грейс, увлекшись, на самом деле забыли, зачем они тут собрались. А Генри задумался: как живым бороться с мертвецами, если мертвецам помогает магия, а живых всего двое на весь город?.. И тут же встряхнулся: он же сам это сочинил!.. Страшилка же!.. Самая настоящая.