***
— Юри, вставай, быстро! — свет включенных лампочек больно ударил в глаза. — Что случилось? — Как что? Сегодня у нас особенная тренировка! — Погоди, Виктор! Сейчас же всего лишь четыре утра! — А если не поспешим, то доберемся до этого места в одиннадцать ночи. — Сказав это, Никифоров схватил первую попавшуюся под руку одежду Юри, быстро надел ее на все еще сонного японца, и, взяв сумку с коньками, выпроводил Кацуки толчками из его комнаты.***
— Виктор, скажи мне, что мы тут делаем? — Тренируемся, конечно же! — при этих словах щеки русского заалели, а сам он прикрыл глаза от вспыхнувшего в груди удовольствия. — В горах? — легенда в мире фигурного катания промолчал, блаженно отпивая горячий кофе из черного термоса. Юри завистливо смотрел, как Никифоров допивает свой кофе, вполне удобно расположившись в огромном мягком сугробе, в то время как его самого заставили бегать вокруг замерзшего и покрытого льдом небольшого озера. — Как тренер, я бы хотел немного разнообразить твою жизнь. — Сказал Никифоров, когда его подопечный остановился после десятого круга. Услышав эти слова, Юри дернулся, переводя дыхание. — Чтобы ты развивался не только как спортсмен, но как и личность. «Будь тем, кто ты есть, и принимай все испытания, дарованные тебе судьбой» — этому я когда-то научился здесь, в горах. Когда я посещал их в детстве с мамой и папой, я видел замерзшие лужи и скользил по ним, воображая, что на коньках. Много раз я падал, но именно так мне захотелось стать фигуристом. Попробуй, может и тебя вдохновит. — Сказав это, чемпион вытащил пару коньков, протягивая их Кацуки. — Вперед. — Но… Виктор… — слабо запротестовал Кацуки, принимая коньки ослабевшими руками. — Никаких «но». Иди уже, тебе должно понравиться. — Кацуки ощутимо подтолкнули двумя руками, заставляя кубарем скатиться и проскользнуть всем телом по холодному льду. Обиженно хмыкнув, вставая и отряхиваясь, он негодующе переводит взгляд на довольного, как кот с валерьянкой Виктора, делает шаг в его сторону и… снова падает. Голыми руками соприкасается с твердой поверхностью, ощущая невообразимый холод (кое-кто утром в спешке не дал ему взять с собой перчатки) и снова поднимается. Ноги тут же разъезжаются сами собой в стороны — и Виктор неудержимо хохочет, когда японец откидывается назад, больно приземляясь на пятую точку. — Виктор, достал уже смеяться! — сквозь слезы боли кричит Юри, пытаясь приподняться, но тщетно. — Хотя бы дал надеть коньки сначала, а уж потом толкал! Виктор смахивает выступившую слезу умиления — Юри выглядел таким беспомощным на льду без коньков. Во время падения сей предмет вылетел из рук, приземляясь где-то на противоположном берегу озера. Никифоров сдается под укоряющим взглядом Юри и берет вторую пару из спортивной сумки Кацуки, снимает обувь и подъезжает к запыхавшемуся в попытках встать брюнету. Тот, первым делом хватаясь за штанину, а не за протянутую руку, второй рукой мертвой хваткой вцепляется в пальто — и поднимается. Убедившись, что японец держится крепко, Виктор начинает медленно катиться. И опять же ноги разъезжаются, но на этот раз Никифоров успевает поймать дрожащее тело. Громко вздыхая, он поднимает сопротивляющегося Кацуки на руки, подкатывая к противоположному берегу за улетевшими коньками. Бережно опускает Юри на сугроб, давая тому наконец нацепить необходимый атрибут фигуриста. И Юри, наконец, встает — слегка пошатываясь, конечно, но встает. Пепельноволосый стягивает свои кожаные перчатки и протягивает их Кацуки. — Надень. А то руки застудишь. — Спасибо… — Юри смущенно краснеет и надевает теплый предмет одежды. Они были незначительно больше, чем его руки, поэтому, поправив их, Кацуки вздохнул, посмотрел на своего тренера и выпалил: — Виктор, пожалуйста, научи меня как делать четверной лутц! — Без проблем, Юри. — Медалист широко улыбается, а сердце Кацуки зашлось в бешеном ритме. «Какой же он красивый. Словно солнце». — Подумал Юри, отчаянно краснея. — Виктор. — М-м? — Здесь очень красиво. Я хочу приходить в горы каждый день. — Рад слышать.***
Устало плюхаясь на лед вслед японцу, Виктор шумно дышит, переводя дыхание. Он взял его за левую руку, сам оказываясь по правую сторону от Кацуки. Одновременно повернув головы и неотрывно глядя друг другу в глаза, они не выдержали и громко расхохотались, оглашая эхом тишину в горах. Затем, сжав руку Юри сильнее, Виктор затихает, слушая приступы радостного веселья японца еще несколько минут. Наконец, после того, как тот тоже замолчал, еле как унимаясь, Никифоров спрашивает то, что так терзало его всю поездку: — Юри, так ты не сказал, что же ты имел ввиду под «круглым и золотым». Брюнет на это лишь перевел взгляд на ясное синее небо и светящийся огненный диск посреди него. Зимнее солнце совсем не согревало, но оно всегда казалось Кацуки ярче, чем обычно. — Виктор, я хочу видеть, что исходящее от тебя мерцание не исчезает. — Эти слова вышли непроизвольно, но они вышли из потаенных глубин его сердца. Это было единственное, что он по-настоящему хотел выразить в данной ситуации. - Поэтому я хочу поделиться с тобой всем своим светом, какой у меня есть. Я буду везде, куда бы ты не шел и что бы ты не чувствовал. Просто я хочу согревать тебя всегда, когда это будет нужно. Виктор, внимательно глядевший своим проницательным взглядом глаз цвета горного хрусталя и замерзшего моря, часто замигал, рот его приоткрылся. Но в ту же секунду он совладал с собой и сбивчиво прошептал: — Значит ли это, что ты даришь мне свою любовь? — Да. — Даже не задумавшись, ответил Юри. — Навсегда? — Навсегда. — Учти, я не верну. — Я знаю. — Тогда я надеюсь, что мое Солнце ни за что не погаснет. — Я не допущу этого ценой своей жизни. Зимнее солнце и лед на замерзшем озере не согревают. Но почему обнимаясь так нежно, сомкнув губы с чужими, в груди полыхает жар и становится нестерпимо горячо? Юри отстраняется первым и ложится на крепкую грудь мужчины, слушая его бешеный стук сердца и попутно унимая свое. Рядом с ним всегда хотелось смеяться. На самом деле, солнцем Виктор был для него. Виктор всегда сиял своим изяществом и освещал сердца миллионов людей по всему миру. Но для Юри он не просто сиял: он согревал душу, делясь своими эмоциями, проникал в самое нутро, не оставляя места грусти. После объятий с Виктором Юри всегда хотелось больше дышать. Два взрослых мужчины, по-ребячески лежа на льду наконец поняли, что они друг с другом — настоящее Солнце. Виктор, не обращая внимания на холодный лед под собой и свистящий ветер, вытащил руку из кармана и принял кольцо из горячих рук Юри. Говорит без остановки, а затем кричит до охриплости голоса бесконечное «да», пока Юри не целует его в макушку и не перебирает шелковистые серебряные волосы, успокаивая. — С днем рождения, Виктор. «Я словно обнимаю луч зимнего солнца, до которого всегда так хотел дотянуться».