Знающий. Конец времени эльфов

Царство Трандуила ранним утром содрогнулось от душераздирающих воплей из темницы, точно кого-то подвергали всем возможным пыткам Мордора: — Виноват! Я виноват! Как же я виноват! Во всем виноват! Король встрепенулся и тут же осведомился у оторопевших стражников, что происходит, смутно узнавая завывания бесприютного духа. — Ваше Величество, он вернулся утром. Мы опасаемся… — встретили его в полумраке темницы с отчетом. Вооруженные эльфы с опаской натягивали тетивы луков, целясь за искусно свитую решетку одной из камер, выдолбленных в скале. Там, сжимаясь в углу, замер Сумеречный Эльф, временами изгибаясь, как от ударов каленого прута. — Умолкните, — приказал вкрадчиво владыка, по его же велению стражники расступились, опуская оружие. Владыка же без боязни вплотную приблизился к прутьям решетки, откуда на него уставились два горящих глаза, как у зверя в ловушке. Да терзался он в западне собственного разума. — Зачем занимаешь темницу? — спросил Трандуил без тени сострадания. — Твои воины пока все равно гоблинов-орков не наловили, — попытался усмехнуться Эльф, но голос его дрогнул, срываясь на завывания. — Я там, где и должен находиться преступник. Трандуил не выглядел шокированным, точно он изначально не верил в то, что эльфов Земли возможно уберечь от самих себя. Их время прошло, так рассуждал владыка. Но не миновало ли время эльфов и в Средиземье? — Они сделали свой выбор, — с почтением к памяти равных склонил голову король. — Как я и предрекал. — Я устал… устал терять всех, кто мне дорог, — прошептал Сумеречный, тяжело приваливаясь к стене своей добровольной темницы. Он расцарапал лицо, исполосовал мечом предплечья и стены камеры, сам же клинок с ненавистью сломал — бесполезный кусок металла. Почему? Почему, даже если существовали варианты, обычно наставал именно тот, где Стражу не находилось места? «Почему?» — немо спрашивал Эльф, заглядывая в глаза мудрого короля. Но Трандуил не ведал ответа, как и все остальные, даже Семарглы. Ответ один — они создали то, чего не просило мироздание. И великое благо обращалось страшным проклятьем. — Я виноват… навечно виноват. Нуала… Нуала! Трандуил понимающе кивнул, оставляя Неудавшегося Стража Вселенной в одиночестве. Шаги владыки гулко разносились по неровным ступеням, как будто само время било молотом по наковальне, где распласталось проткнутое сердце. И вместо крови стекали легкие лепестки, но их крошили удар за ударом, стирали в труху. Глядели сквозь себя бесплотные годы, и собирали дань, расписываясь кровью, не разглашая смысл, увязший в снах чужих. Спасти и погубить — весь мир застыл от скорби; паук слепую нить довил и захворал. Так он истлел в золе, наказанный любовью. И кто бы знал, как жизнь покарает за ответ на все вопросы те, что долго томили. Лишь новые витки бессмысленно плелись. Миры сходились и разлетались, галактики не находили ориентиров, сталкивались погасшими звездами. И одинокий Страж безмолвно глядел сквозь все, да в никуда. Он не спас. Не оградил. Ему все чудилось, что кровь на его руках, что он сжимает нож. «Зачем, Нуала? Зачем?» — шептал он временами, но в ответ лишь ветер скулил среди камней. И сад его души превратился в пустыню без тьмы и света, затопленный сумерками. — Откуда этот антагонизм? — метался по клетке Сумеречный. — Откуда? Ведь мы все от единого корня, ветви одного дерева. Мы все… люди. — Он бессильно прильнул окровавленной щекой к стене, погружаясь то ли в сон, то в бред, лишь губы невольно шевелились: — Или время эльфов проходит? Наверное, во всех мирах. Сумеречный видел, как меньше, чем через сто лет после великой войны с Сауроном и победы над ним почти все эльфы покинут добровольно Средиземье. Да и немногие из них соглашались участвовать в этом противостоянии, потому что их битвы прошли слишком давно. Они в течение многих лет шли вереницами, как сияющие тени, к Серой Гавани, где садились на корабли, которые уносили их за край света в далекий забытый рай. О них памятью оставались лишь грустные песни, точно плакали ангелы. Одними из последних уходили древние короли, они давно ждали, но не бросали свой народ в трудную минуту. И когда опасность миновала, они обрели долгожданный покой и вечную радость. А те, кто остался добровольно, либо сливались с людьми, жили среди них, по любви создавали с ними семьи, как эльфийская принцесса Арвен. Либо становились печальными странниками. И вот практически самым последним отчаливал даже принц Леголас. Как и предрекалось, за время войны он увидел множество страшных картин, побывал в самой лютой битве у врат Мордора, но не ожесточился. Но ушел и он… Все уходили. Все. Средиземье уверенно осваивалось людьми, они наследовали секреты мудрости древних, развивались и создавали новый мир. Но какая-то незримая его часть навечно ускользнула чудесной легендой Серых Гаваней. — Прощайте, братья, — тихо шептал Сумеречный, созерцая недалекое в масштабах вечности будущее. Он больше не желал возвращаться в Средиземье, не имел права. Его сердце наполнялось светлой печалью, а ноздри трепетали, словно улавливали манящий аромат соленых брызг. — Может, мне тоже построить корабль? Ждут ли меня там, за морем? Я так устал со всеми прощаться…