Бушующее море

Мрачные, серые цвета, берега, застывшие в мертвой тишине; море, глядящее в бесцветное небо; ждущие прихода грозы камни, небрежно разбросанные по песку. Кто пожалел красок для этого места? Только могучие горы, держащие тяжелый небосвод несчитанное количество лет, вздыхая из-за своей неблагодарной работы, знают, что когда-то сюда приходили… То и дело замечая, как туда-сюда снует бездельник Ветер, и усмехаясь его непоседливости, одна Гора, самая старшая из своих сестер, улыбается, погружаясь в свои воспоминания. Однажды, помнится ей, здесь был сгорбленный, маленький старичок со смешной бородкой и чемоданчиком. Только он ступил на мягкий песок своими босыми ногами и присел, ей, еще молодой и острой, не тронутой проказником Ветром, стало жутко любопытно. То и дело она поглядывала на чемоданчик. О, как же было ей интересно! Наверное, там был далекий, еще не изведанный никем мир, или же смысл жизни… А может, там кто-то живой? Возможно, старик принес что-то ей или ее сестрам? Но старик приходил сюда раз за разом и просто смотрел на тихое и мрачное море. И каждый раз Гора мечтала узнать, что же там, в чемоданчике. Как только одним темным, как всегда, днем морщинистые руки старичка открыли таинственный чемоданчик, Гора увидела всего-то кисточки и краски. Человек взял кисточку и покрутил ее в руке, словно присматриваясь и что-то проверяя. Горой снова стало управлять любопытство. Что же будет делать старичок? …Он сделал всего лишь один мазок. И в один миг море заиграло красками, оно перестало быть серым и неподвижным. Старичок ехидно усмехнулся и, повторив движение, сделал невероятное: появились волны, закричали надоедливые чайки — и море ожило. Но неожиданно прилетел Ветер. Глупый, ничего не понимающий, ничем не руководствующийся, он пронесся прямо мимо старичка и его чудесных красок. Человек не успел схватить свой чемоданчик, и тот упал прямо в море, прежде чем Ветер понял, что он наделал. Старичок заохал. В тот момент его лицо, и так все в морщинах, стало еще более печальным. Медленно побрел он прочь, угнетенный и подавленный. И море вновь стало серым, только уже не тихим, а неугомонным и непредсказуемым. Все, кроме него, замерло, будто бы соболезнуя утрате старика. — Так, по легенде, это место и стало бездушным, — усмехается Шерлок, слушая громкое гудение, похожее на плач. — Грустно. Так и получается, что все беды от дураков. Джим молчит. Он-то знает, что все беды от него. Он зло. Будто бы в доказательство этого он расправляет огромные черные крылья за спиной и вздыхает. Он видел много людей, увязших в своих грехах и гниющих изнутри. Как они могут думать, что имеют душу? Ему совсем не грустно. Ему никак. — У меня нет души. — Джим поворачивается к своему ангелу и внимательно смотрит на его белоснежные крылья. — Я не чувствую. — Хочешь, я подарю ее тебе? — усмехается Шерлок и нежно проводит тыльной стороной ладони по лицу Джима. «Этот лукавый взгляд и черные, как сама Бездна, глаза. Я готов любоваться тобой вечно». Неужели эти руки, так нежно обнимающие его, все в крови? Нет, Шерлок никогда не видел ни одного следа. Он ни разу не замечал на нем ни капли крови, что брызгала с жертв, когда они корчились в предсмертных муках. Его демон чист. — Мне не нужно таких подарков, — улыбается Джим. — Пусть она остается у тебя. Они снова смотрят вдаль, где уже танцуют молнии. В ослепительных вспышках есть что-то особенное, то, что заставляет не отрывая взгляд смотреть и восхищаться могуществом этой силы. Но еще дольше Джим может смотреть на Шерлока. Он знает, что только его ангел сможет его спасти. Он дарит ему тот свет, которого так не хватает в его мрачном царстве и в этом безнадежном пейзаже моря. Припав к Шерлоку, Джим растворяется в объятьях и закрывает глаза. Он судорожно выдыхает, чувствуя, как его окутывает мелкая дрожь. — Интересно, как бы выглядело это место, разукрась бы тогда его старик? — хмыкает Шерлок, прижимая его демона к себе. — Светло. Как ты, — бурчит Джим, усмехаясь. Они безумно любили здесь оставаться. Неизвестно почему, этот шум моря привлекал с каждым разом все сильнее и сильнее. Находясь рядом с бушующей стихией, они чувствовали холод и тот самый ветер, который, как было сказано в легенде, все разрушил. Но, как ни странно, им было тепло. Они не говорили об этом друг другу, но каждый раз представляли, как бы преобразился этот пейзаж, если бы не Ветер. Если бы не те несколько секунд, которые унесли с собой чемоданчик старика. Джим твердил себе раз за разом, что ему не грустно. Но, представляя перед собой сгорбленную фигурку старичка, ошалело глядящего на море, которое поглотило столь важную ему вещь, что-то внутри болезненно замирало. — Забудь, Джим, — холодно произносит Шерлок, заставляя демона вздрогнуть. — Забудь о том, что видел раньше. Тебе ведь грустно, не притворяйся. Джим медленно отходит от своего ангела и сжимает руки в кулаки. — Это и есть душа! Он отворачивается от Шерлока и старается не слушать то, о чем он говорит, но не получается. Проиграл. Невозможно не принимать это, и он знает, что ангел прав. Он не может не чувствовать, ведь он любит. Джим обессиленно опускает плечи, не зная, что делать дальше. Это то, что доказывает ему Шерлок столько времени. Он чувствует. Ему бывает весело, грустно; даже когда его внезапно окутывает жажда крови и смерти, он чувствует. И никогда не прекращает. Упираться смысла нет. Джим поворачивается обратно и видит своего ангела, который победно ухмыляется. Но вдруг он становится серьезным. — Молчи. Я тебя тоже.