The Island

We are all broken, that's how the light gets in Ernest Hemingway.

Особняк на острове Корто-Мальтезе Малкольм Мерлин приобретает, повинуясь желанию найти идеальное убежище. Этот замок, врезанный в неприступные скалы, пропитан солнцем и морским воздухом, наполнен умиротворением и тишиной, так необходимой в минуты боли: душевной и физической. Мерлин прилетает сюда в те минуты, когда боль становится невыносимой. Он подобно острову впитывает солнце и соль, приносимую с океана, дышит вместе с домом, позволяет его стенам исцелять себя. Сюда Малкольм привозит свою дочь. Он хочет, чтобы эти стены исцелили и её, впитали в себя её боль и гнев. Мерлин убеждается, что стены этого дома лечат: душевно и физически; благодарит его, касаясь шершавыми ладонями прогретых солнцем стен. Тея делает то же самое, убеждаясь, что особняк на Корто-Мальтезе действительно особенный. Идея отвезти на остров Фелисити приходит Мерлину в голову неожиданно. Нет ни повода, ни оправдания поступкам, но улыбка Фел стоит потраченного на путешествие времени. Он не может сдержать собственной улыбки, наблюдая за тем, с каким восторгом она осматривает стены особняка, ходит по практически девственно пустынным улочкам острова, запоминая каждый уголок. Фелисити сама как остров - яркая, солнечная, наполняющая его умиротворением. Это умиротворение остается в нем даже когда они улетают с острова, заполняя все его существо несбыточным ощущением счастья, которого Мерлин не испытывал уже слишком давно. В следующий раз он прилетает на Корто-Мальтезе в совершенно другом настроении. Впрочем, думает он, всеми силами стараясь сдерживать бушующую в нем ярость, Беккет сейчас определенно хуже, нежели ему самому. Кейт едва может ходить или стоять без риска упасть в обморок от боли и головокружения; держится лишь на своем дьявольском упрямстве, стиснув зубы. Мерлин знает, что ей повезло: последствия полученного ранения могли закончиться для нее гораздо более плачевно. Он знает, что ее левая ключица была раскрошена вдребезги - руку спасли лишь благодаря кропотливой гениальности доктора Бреннан. Он знает, что ее простреленное легкое зашивали и перешивали несколько раз; опасения, что оно может разорваться в любой момент, никуда не исчезли, только несколько снизились. Тем не менее, Мерлин даже не думает преувеличивать или лелеять ложные надежды, когда дает обещание, что сумеет поставить ее на ноги и научить заново владеть рукой, невзирая на травму. Это обещание не является ложным - Мерлин просто намерен претворить его в жизнь. Для этого ему нужно место, которому он доверяет, которое умеет забирать боль и лечить любые раны. Корто-Мальтезе, кажется, понимает свое предназначение. Кейт отшучивается; говорит, что обязательно оценит красоту его особняка и самого острова, как только сможет видеть что-то, кроме вызванных лекарствами галлюцинаций, которые опутывают ее разум тошнотворной, липкой паутиной. Тем не менее, она может ощущать морскую соль на губах, когда Мерлин приводит её на открытую террасу. Каждое утро он заставляет встречать её рассвет именно там, подставляя лицо ветру и восходящему солнцу, до тех пор, пока не наносит первый удар. Удар, к которому она оказывается абсолютно не готовой; удар, который валит ее на колени, заставляя согнуться пополам от боли. Ее захлестывает странное ощущение, слишком похожее на нездоровое наслаждение, медленно расцветающее в эпицентре ее агонии. Она рада чувствовать хоть что-то. Ей кажется, что Малкольм, как никто другой, понимает это. Он с садистким наслаждением наносит очередной удар, прислушиваясь к звуку расползающихся швов. Не Мерлин, Аль-са-Хир, намеренно не сочувствует ей, не жалеет её. Он делает все возможное, чтобы заставить её сопротивляться чувству апатии, не дающему ей сделать ответный удар. Захватывает ее руку в замок и тянет в сторону - недостаточно, чтобы снова сломать, но достаточно, чтобы услышать противный треск, с которым рвутся оставшиеся швы. Кровь водопадом струится по ее спине, заливая его руки; Кейт глухо долбится лбом об деревянный настил террасы и кричит, срывая горло. Мерлин лишь улыбается - он почти добился от нее того, чего хотел. Ее крики постепенно затихают до надсадных хрипов - Малкольм может слышать, как булькает кровь в её легких. Он почти нежен, когда поднимает ее на ноги, но тут Кейт удивляет его, делая то, на что он не рассчитывал. По крайней мере, не сегодня. Она бьет слишком слабо, но Мерлину почти приятно поддаваться ей. Он улыбается с гордостью, немного безумной, когда она замахивается и бьет снова. И снова. И снова. Беккет теряет сознание, смутно различая силуэт Мерлина на фоне восходящего солнца. Она думает о том, что Малкольм прав, рассветы на Корто-Мальтезе совершенно особенные. Она убеждается в этом каждый последующий день своей реабилитации, становясь сильнее, выносливее, оживая в прямом и переносном смысле этого слова. Спустя почти месяц она понимает, о чем говорил Мерлин при первом её знакомстве с этим островом. Особняк на Корто-Мальтезе действительно особенный. Спустя еще месяц последнее утро перед отлетом Кейт встречает на той самой террасе. Она подставляет лицо лучам восходящего солнца, и понимает, что почти не чувствует боли в руке. Морской ветер треплет её волосы, касается губ, ласкает шею, забираясь под ворот блузки. Беккет прощается с островом, благодаря его за исцеление и теплоту стен, пропитанных совершенно особенной магией. Она снова может дышать, и это, наверное, самое главное, что вернул ей Корто-Мальтезе. Мысль о побеге на остров тем сильнее оформляется у Мерлина в голове, чем ближе становится день помолвки Фелисити с Оливером Куином. Он до последнего тянет с решением, но накануне просто уезжает, ссылаясь на рабочую необходимость. Приподнятая бровь Теи красноречиво намекает на то, что она абсолютно не купилась на отговорку, но говорить что-либо наперекор, дочь не смеет. Он надеется, что остров поможет ему примириться с теми чувствами, что волнами поднимаются в его душе. Словно насмехаясь над ним, Корто-Мальтезе встречает его штормом. Мерлин почти рад буре, наслаждается солеными брызгами в лицо, забирающими у него чувство потери и бессилия. Фелисити появляется в самый разгар безумства природы, промокшая до нитки, яростно сверкающая глазами и оглушающая его потоком обвинительной речи. Он прерывает её просто - целует так, как всегда мечтал. Страстно, оглушающе, глубоко. Рассвет они встречают в его спальне. Вместе. Любуются послегрозовым морем, сменившим гнев на милость. Мерлину нравится это утро, ему кажется вместе с миром на острове, мир пришел и в его душу. Смотря на бесконечный океан, разбивающийся о скалы, он придумывает надпись, которая украсит обручальное кольцо Фелисити. "Мое сердце", шепчет он ей на арабском, зная, что лучшего места для подобного признания просто не существует. Спустя несколько лет Малкольм приезжает на Корто-Мальтезе в одиночестве. Ему кажется, что проще выжить без сердца, чем пережить потерю сына и женщины, которую любил больше света. Особняк слушает его вой, понимая, лаская, окутывая светом. Ему больно от воспоминаний; от осознания того, что ничего уже не будет так, как раньше; от того, что Фелисити ушла, и надежды на её возвращение нет. Остров успокаивает его, вновь и вновь приводя в места воспоминаний. Мерлин бродит по тропинкам, которые любила Фелисити, долго стоит на пляже, на котором она любила загорать, остервенело рассекает руками волны, потому что ему кажется, что они помнят тепло её кожи. Он успокаивается, принимая собственный выбор - отпустить. Остров примиряет его с потерей еще одного сына, успокаивает его, окутывает отраженным от каменных стен светом. Остров учит его дышать, напоминает о том, что у него есть ради кого жить. Но остров не может вернуть ему его сердце. Его сердце Фелисити забрала с собой. Идея послать на остров Каролину и Джеймса принадлежит Прентисс. Она не может смотреть на мучения собственных детей, и она точно знает об исцеляющей силе Корто-Мальтезе. Мерлин соглашается, не раздумывая. К преддверию их приезда особняк оборудуют всем необходимым медицинским инвентарем. Максвелл выглядит изможденным, почти опустившим руки, но привычная атмосфера дома на острове успокаивает его, вселяет надежду на успех. Он остается с ними на две недели, не в силах заставить себя оставить их одних, пусть даже в руках лучшего медперсонала. Улетая, Лорд думает, что сделал все, что возможно, остальное - лишь в их руках. И Джеймс, и Каролина послушно выполняют все тренировки, непрестанно балансируя на грани между агонией и пленительной, такой желанной пустой невесомостью, шагни они в которую, все бы кончилось. Они не сражаются, утопая в жалости к себе. Им не хочется жить. Они устали бороться. Они запираются каждый в своих комнатах, не желая видеть друг друга или вообще хоть кого-то, они устали от жалости и разочарования в глазах окружающих. Так продолжается многие ночи подряд, ровно до тех пор, пока однажды ночью, Джеймс не просыпается от звука надрывных, раздирающих душу рыданий, почти воплей. Ему не требуется много времени, чтобы понять, что звуки доносятся из комнаты Каролины. Им движет одно стремление - оказаться рядом с ней. Звук бьющегося стекла подстегивает его, заставляя преодолевать боль, не осознавая этого вставать на ноги, падать, подниматься и ползти, не ощущая собственной беспомощности. Джеймс находит ее практически лежащей на полу, безвольно свесившей руки на сторону кровати; осколки сбитого с тумбочки стакана валяются на ковре, в луже пролитой воды. Он идет к Каролине, по-прежнему не осознавая собственной боли, которая на самом деле, прошивает его поясницу; равно как и не осознает того, что больше не падает, лишь колени мелко подрагивают, грозясь подкоситься. Касл не чувствует боли и в тот момент, когда подтягивает ее обратно на кровать, аккуратно переворачивает на спину, задержав дыхание. Каролина, задыхаясь от собственных хрипов, пытается ударить его. Выходит откровенно отвратительно - половина ее замахов не достигает цели, руки повисают, как у дрянной тряпичной куклы. Каролина всхлипывает, слабо осознавая, кто именно сейчас рядом с ней, пытается ударить сильнее, но снова промахивается. Джеймс укачивает её на руках, обнимает, стараясь не причинять боли. О том, что половина её спины и грудная клетка были раздроблены в автомобильной аварии, он знает от Макса. То, что верхняя часть туловища Каролины практически обездвижена, он понимает только сейчас. Джеймс осторожно перемещает ее руки к себе на спину так, чтобы они обрамляли его плечи; ладони тут же соскальзывают, но Каролина пытается: злобно рычит и старается свести безжизненные пальцы в кулак, сжать ими ткань его футболки. У неё получается лишь чуть сжать его плечи, но и этого на протяжении нескольких недель она сделать просто не могла. Касл улыбается, осыпает ее лоб поцелуями, шепчет что-то успокаивающее. Как и в детстве, он не может видеть слезы своей маленькой «сестренки». - Ты пришел, - шепчет она ему в ответ, - ты пришел. Истинный смысл её слов он понимает не сразу. - Как ты смог встать? - совсем тихо, еле различимо спрашивает Каролина. Джеймс удивленно моргает, только сейчас по-настоящему замечая, где они находятся. Осознание того, что он в действительности дошел сюда, правда дошел, - сам, - окатывает его ушатом холодной воды. Но он быстро приходит в себя; улыбается и целует девушку в лоб. Шепчет: - Я просто пришел. Услышал тебя и пришел. Утром их находит Прентисс, по случайному совпадению прилетевшая навестить их именно в этот день. На неё наводит ужас и комната Джеймса, и отсутствие его самого в постели. Медсестра, приставленная к нему Максвеллом, стоит у распахнутой двери Каролины, в буквальном смысле раскрыв рот от удивления. Завидев Эмили, она в ступоре отодвигается в сторону. То, что предстает взору Прентисс, вынуждает и ее саму замереть на месте, в приступе немого шока. Ее дети спокойно спят, расположившись рядом. От вида Каролины, каким-то чудом лежащей на боку, а не на спине, положившей голову на плечо Джеймса, у Эмили перехватывает горло. То, что Касл при этом спит, радует её еще больше. Она окончательно уверяется в мысли, что прием, однажды сработавшей на ней и Беккет, сработает и на их детях. Прентисс верит, что теперь, когда Каролина и Джеймс борются вместе, они победят. Обязательно победят. Остров перестает казаться Джеймсу и Каролине тюрьмой, теперь они видят его иначе. Ловят солнечные лучи, согревающие кожу, наслаждаются ветром, путающим волосы, движутся к свету, которого здесь так много. Они стискивают зубы, потому что борьба требует от них слишком много сил, но не сдаются, уверенные в том, что обязательно окажутся сильнее обстоятельств, сильнее боли и слабости собственного тела. Мерлин наносит сюрприз своим визитом, отдавая дань привычке появляться неожиданно. Он с удовлетворением наблюдает за тем, как Каролина и Джеймс сидят за роялем, как Касл берет руки девушки в свои, заставляя повторять бесхитростную мелодию неуверенными, еще слишком слабыми пальцами. Эти звуки нравятся ему больше, чем все слышанное ранее. Мерлин не может удержаться: хлопает. Звуки тихих аплодисментов заставляют Джеймса и Каролину прерваться и повернуть головы в его сторону. Улыбки на бледных лицах нравятся Малкольму намного больше загнанного выражения боли и жалости к себе, которое он наблюдал у своих учеников несколько недель назад. Они проводят на пляже около получаса. Джеймс лукаво улыбается, давая понять, что уловил намек за невинным предложением прогуляться по песчаным дюнам. Тем не менее, соглашаются они с радостью. Каролина все время прогулки проводит между Джеймсом и Малкольмом, защищенная с обеих сторон. Ей нравится это чувство надежности и уверенности, покоя, которого она не ощущала со времени череды смертей, постигших их семью. Ей нравится постепенно воскресающее в ней ощущение равновесия и устойчивости. Когда Мерлин осторожно убирает прядку волос ей за ухо, Каролина не может сдержать улыбки. Малкольм, словно фокусник, извлекает из-за спины два свертка, заставляя своих учеников вздрогнуть и сглотнуть, с вожделением и надеждой глядя на черную ткань. - Это то, что я думаю? - спрашивает его крестница внезапно охрипшим голосом. - Ты так и не прошла посвящение, - Мерлин улыбается знаменитой улыбкой Чеширского кота, - так что я решил выбрать для тебя оружие сам. Каролина дрожащими, все еще слабыми руками разворачивает сверток. Мерлин не пытается ей помочь, лишь наблюдает с предвкушающей улыбкой, танцующей в уголках губ. Солнечные блики, играющие на парных клинках, слепят глаза, но она даже не пытается смахнуть выступившие слезы, позволяя им прочерчивать дорожки по впалым щекам. - Спасибо. Благодарность выходит хриплым шепотом, но Малкольм все понимает, прижимается сухими губами ко лбу девушки и шепчет на арабском: - Удиви меня, девочка. Джеймс не решается раскрыть свой сверток достаточно долго, слишком хорошо понимая, что именно находится внутри. Малкольм выжидающе смотрит на него, продолжая улыбаться, безмолвно подбадривая. - Давай, мальчик, - шепчет Мерлин. - Разверни его. Японская катана, уютно завернутая в черную ткань, сверкает не менее ослепительно, чем парные клинки, блестит и переливается острой гладкостью линий. Меч выглядит совсем как новый, хотя Джеймс слишком хорошо знает, сколько лет этому клинку. - Мама. Горло сдавливает спазмом, но рука Каролины, уверенно – почти также сильно, как раньше – сжимает его ладонь, позволяя взять себя в руки и прикоснуться к оружию, которое теперь считается его. Звуки скрещиваемых в тренировочном бое клинков звучат на Корто-Мальтезе совершенно по-особенному: с надеждой на то, что скоро все будет хорошо. Мерлину нравится и это, и игра света на остро заточенных клинках, и грация, с которой двигаются два человека, еще недавно приговоренных к параличу. Максвелл, стоящий рядом облегченно улыбается. Ему кажется, что жизнь действительно налаживается. Жаль, но это ощущение проходит вместе с пропажей Кейтлин. Даже короткий визит на остров не помогает Лорду вернуть душевное равновесие, наоборот, предгрозовое море словно чувствует, что скоро он вернется на Корто-Мальтезе в очередных поисках помощи. Впрочем, остров и дом словно ждут их: сломанных, разделенных её потерей памяти и его невозможностью смириться с тем, что она перестала быть его частью. Кейтлин не сопротивляется методам исцеления сына Мерлина: наоборот, тренировки даются ей легко, что немного пугает ее. Но по-настоящему Кейтлин пугается лишь тогда, когда Максвелл приводит ее на пляж, чтобы поставить на колени перед котлом, наполненным ледяной водой. Она сопротивляется, но Лорд неумолим, даже жесток в своей твердой решимости вернуть своего мотылька назад. Он погружает ее голову в воду, мертвой хваткой фиксируя затылок, чтобы она не вырывалась. Вода обжигает, но Кейтлин сжимает челюсти, не давая ей просочиться в легкие. Это выходит автоматически, она не может вспомнить, кто учил ее этому. Он повторяет это раз за разом, все неистовее желая пробудить её ото сна. Не получается. Впервые остров не может выполнить свое предназначение, и Максвеллу приходится отступить. Впрочем, на прощанье он все же проводит рукой по пропитанному солью и солнцем камню и благодарит Корто-Мальтезе за все. Кейтлин смотрит на него с недоумевающей улыбкой, вкладывает тонкие, длинные пальцы в его распахнутую ладонь и говорит, что ей кажется, этот остров нравился ей и раньше. Максвелл знает, что это правда. Вскоре на остров возвращается и Джеймс, впрочем, отнюдь не в одиночестве. Он вдыхает знакомый, исцеляющий воздух полной грудью, прижимает к себе жену и маленькую дочь, полностью растворяясь в ощущении покоя и безопасности, которое дарит Корто-Мальтезе. Металл обручального кольца согревает своим теплом. Он надеется, что Эмили понравится этот своеобразный свадебный подарок. Ей действительно нравится. Она ходит босиком по пляжу, любуется на мужа и маленькую дочь, щурится на солнце и позволяет волнам ласкать тело, отвыкшее от нежных прикосновений. Эмили не может в очередной раз не спросить: - Что это за место? Джеймс в ответ лишь улыбается, откидывая с её лица золотистый локон. То, что для них всех представляет собой Корто-Мальтезе нельзя объяснить в двух словах. То, что представляет остров конкретно для него нельзя объяснить в принципе. Но чувство умиротворения очень скоро исчезает за пеленой ночных кошмаров. Джеймсу сложно наблюдать за тем, как Эмили все сильнее замыкается в себе, но он знает, что с этим можно бороться. Он будит ее задолго до рассвета, задолго до того, как кошмары, появление которых он уже высчитал поминутно, успевают одолеть ее. На его лице решимость, смешанная с участием и толикой нежности. Он знает, что должен помочь ей. Эмили непонимающе моргает и мило зевает, пытаясь проснуться. Холодный ночной ветер быстро сметает с нее остатки сна. Она приподнимает бровь и разворачивается, чтобы посмотреть Джеймсу в глаза - они светятся ярким серо-стальным блеском, как никогда похожие на предгрозовое море. - Ты разбудил меня, чтобы полюбоваться ночным пляжем? - шутливо спрашивает она, но не может не заметить, как ярко сейчас выделяются серебристые нити седины на его висках, невольно очерчивает их пальцем. Вместо ответа он резко наносит первый удар, вынуждая Эмили только на инстинктах отклониться и уйти в оборону. Впрочем, Джеймс не дает ей опомниться: наносит следующий удар. Эмили блокирует выпад, резко выставляя вперед локоть, но в ту же секунду оказывается на коленях, с рукой, заломленной за спину. - Что ты делаешь? - неожиданность произошедшего слишком непривычно выбивает из колеи, мешая ясно мыслить, не позволяя вырвать руку из захвата. Он рывком поднимает ее на колени, разворачивает, по-прежнему удерживая в захвате: теперь обе ее руки оказываются намертво прижатыми к бокам. Эмили смотрит ему в глаза и не может удержать нервную дрожь, пробегающую по позвоночнику. - Я помогаю тебе бороться, - шепчет он, слова достигают ее губ отголоском горячего дыхания. - Дерись, Эмили. Она понимает скрытый смысл его слов, вдыхает морской воздух со стоном, не зная, сможет ли сделать то, что он хочет. Джеймс не сомневается, разжимает руки. Эмили сама не замечает того, как бьет, но удар не достигает цели: Касл уворачивается, не двигаясь с места. Эмили злится, но продолжает нападать. Безуспешно, её форма далека от идеала, а Джеймс всегда был слишком хорош в плане ближнего боя. Это раздражает её, заставляя вспоминать чувство беспомощности и паники, которое владело ей в подвале дома Грейсонов. Когда Джеймс легко, словно танцуя, уворачивается в очередной раз, беспомощность, смешанная со злостью, сменяется бешенством. Как ни странно, именно ярость позволяет ей застать его врасплох. Эмили блокирует очередной выпад. От удара по коленному суставу, за которым молниеносно следует удар по лицу, Джеймс пошатывается и падает, но пользуется инерцией собственного тела, чтобы схватить Эмили за руки и потянуть за собой. Она распластывается на нем, упираясь ладонями в холодный песок. Джеймс проводит языком по деснам, проверяя целостность зубов, а затем хрипло смеется, растягивая окровавленные губы в ухмылке. Улыбка резко сменяется хищным оскалом, когда Джеймс изворачивается, чтобы затащить её в полосу прибоя и погрузить под первую, оглушающую своей холодностью волну. Эмили пытается вынырнуть, сопротивляется, но вода затекает в горло, обжигая легкие. Она зажмуривается, давясь соленой водой, но не может вырваться, Джеймс держит ее слишком крепко. Когда он, наконец, вытаскивает ее голову из воды, ее рвет на песок. Джеймс придерживает ее за волосы, пока ее выворачивает наизнанку. Она изумленно смотрит на него, пока приходит в себя, но, кажется, начинает понимать, чего конкретно он хочет добиться. - Не глотай воду, - шепчет он, прежде чем снова погрузить ее под волну. Эмили следует его совету, расслабляясь и погружаясь в собственное подсознание. Это дается непросто, но холодное спокойствие Джеймса действует успокаивающе. Она чувствует, как он постепенно погружает ее глубже: чёртова вода течет в нос, обжигая слизистую солью, но она не позволяет себя снова поддаться инстинкту и проглотить ее, плотно зажмуриваясь. Вдруг перед внутренним взором Эмили проносится вспышка озарения. Кадры сливаются в черно-белый фильм её памяти, помогая вспомнить, увидеть произошедшее в те дни, когда она уже попрощалась с жизнью, со стороны. Торн смотрит завороженно, стараясь не упустить ни одной детали, боясь, что следующий кадр окажется еще страшнее предыдущего. Вместо этого она видит лицо Джеймса: незнакомое, наполненное желанием убивать, жестокое в своей холодной ярости. Она видит раскаленную каминную кочергу, медленно приближающуюся к ее лицу, видит злость на лице своего похитителя, прибегающего к последнему неиспробованному методу пытки. Эмили снова видит себя, объятую полнейшим безразличием. Она закономерно ожидает вспомнить ощущение горящей плоти, но этого не происходит. То, что она видит на самом деле, гораздо более страшно, чем она думала. То, с каким холодным безразличием Джеймс убивает тех, кто держал её в подвале, пугает больше, чем то, что она выжила после пыток только чудом и неимоверными стараниями сестер Бреннан. Торн понимает, откуда взялся след ожога на его ладони, и осознание этого ломает ее настолько, что Эмили забывает, где находится на самом деле: вода вновь обжигает лёгкие, она задыхается. Джеймс реагирует сразу же: вытаскивает ее на поверхность. Эмили надрывно закашливается, выплевывая ставшую ненавистной, воду. - Я вспомнила, - она плачет, кутаясь в его объятья, - я все вспомнила. Они покидают Корто-Мальтезе семьей, позволяя острову сделать то, на что сами они оказались не способны. Джеймсу кажется, что это отличительная часть этого места – делать легким то, что кажется невозможным. Мерлин с ним солидарен. Именно поэтому он прилетает на Корто-Мальтезе, абсолютно точно зная, что жить ему осталось считанные дни. Кажется, даже сами стены этого дома знают это. Знают об этом и те, кого под конец своей жизни он может назвать семьей. Они прилетают на остров с разных концов света, откладывая работу, дела, месть. Они прилетают, стараясь не думать о том, что это их последний шанс увидеть учителя, друга, отца живым. Они проводят с ним часы, не желая покидать его, в тихом отчаянии цепляясь за утекающие, ускользающие все дальше минуты. Мерлин встречает их улыбкой, щурится на солнце, ласково касающееся его впалых щек, представляя, что это нежные прикосновения Фелисити, не дает ни единого повода усомниться в том, что он, не смотря на возраст, все еще тот самый Аль-са-Хир, бесстрашный и сильный. Мерлин знает, что уже никогда не покинет остров, подаривший ему и его близким веру и надежду на лучшее, но не чувствует по этому поводу грусти. Прентисс прибывает на остров последней, оттягивая момент встречи, словно это позволит Мерлину продержаться в её жизни хоть немного дольше. Корто-Мальтезе встречает её россыпью звезд и Максвеллом, сидящим у постели отца. - Он ждал тебя, - в голосе Лорда не укор, скорее тихая грусть. Она не может выдавить из себя что-то из дежурных, приличествующих случаю фраз. Вместо этого Эмили целует Максвелла в щеку, и, как только за ним закрывается дверь, устраивается на самом краешке кровати, поближе к Малкольму. Она касается его сухой ладони, не веря, что момент, когда и он оставит её, скоро наступит. Прентисс лишь надеется, что этот миг настанет не раньше рассвета, ей хочется встретить с Мерлином еще один, последний в их совместной истории восход солнца. Мерлин открывает глаза, почувствовав ее прикосновение, моргает и улыбается. - Я слышала, ты решил сдаться, Ювелир? - Аль-са-Хир переводится как «волшебник», - давняя шутка воскрешает в памяти образ Кейт Беккет, и Малкольм крепче сжимает руку Эмили. Он понимает, что оставляет её одну, уходя последним из тех, в ком она всегда видела опору и поддержку. Взгляд Мерлина касается случайного группового снимка с крестин малышки Фелисити. Адам и Кассандра, держащие дочь на руках; Эмили и Джеймс с малышкой Кейти на плечах; Эйдан, Кристина и резко повзрослевшая Дженнифер; Кейтлин и Максвелл, кажется, переставшие бегать от своих чувств к друг другу; Кристина и Паркер с сыновьями; Каролина и Шарлотта, нарочито небрежно прижимающиеся к своим мужьям, еще не осознавшие своего счастья. – Ты ведь присмотришь за ними, правда? Эмили сглатывает, не желая отвечать, не желая признавать, что история, их совместная история подходит к концу. Ей хочется промолчать, но луч восходящего солнца доползает до прикроватной тумбы, на которой лежит снимок с обтрепанными краями. Эмили не нужно смотреть, чтобы знать, кто изображен на снимке. - Присмотрю, - она сглатывает, слыша, каким старческим, скрипучим кажется её голос, - конечно, присмотрю. А ты присмотри за ними там, хорошо? Просьба кажется смешной, нелепой, но Мерлин все понимает, растягивает губы в улыбке и переводит взгляд на окно. - Фелисити любила рассвет на Корто-Мальтезе, - Малкольм сильнее сжимает руку Эмили, не замечая, как по её щекам текут слезы. Особняк на Корто-Мальтезе оправдывает свое предназначение: Малкольм Мерлин умирает в нем с ощущением покоя и безмятежности. Остров прощается со своим владельцем состоянием невероятной тишины и надежды, позволяя Аль-са-Хиру увидеть свой последний рассвет. Наверное, самый прекрасный из тех, что он когда-либо видел.