«
Пробуди меня от этого раздражающего сна», — вот что сказал Дадзай, стоя перед снайпером организации «Мимик». Да, юный мафиози знал, что ему не суждено умереть от его руки, но Одасаку было действительно страшно за него. Сакуноске мог бы легко застрелить еле стоявшего на ногах врага, но ограничился лишь выстрелом в плечо.
«
Я знал, что ты что-нибудь предпримешь, если я выиграю время», — произнес Осаму после того, как с противником было покончено, не обращая внимания на пропитанные кровью бинты. Да, его задело, но он даже глазом не повел.
В такие моменты Одасаку удивлялся самому себе, не понимая, почему считал этого юнца самым живым человеком, которого он когда-либо встречал. Помимо детей, конечно.
«
Самый живой человек, который всеми силами старается умереть. Звучит как издевка», — подумал мужчина и сделал еще один глоток. Виски приятно обжег горло, заставив удовлетворенно выдохнуть.
— …но в итоге я промахнулся из-за Чуи. Правду говорят: мал клоп, да вонюч, — завершил свой рассказ мафиози с лицом, полным разочарования в жизни и усталости. – Отделался порезом и подзатыльником от него.
— Видимо, слабо ударил, если ты обошелся без сотрясения в этот раз. Жалеет тебя, — после этой фразы Одасаку услышал смех друга. Он был звонок и красив, но не до конца искренен, если не сказать, что совсем не искренен. Такой театральный, слишком идеальный для «неполноценного человека».
Стоило пошутить про жалость со стороны Чуи — Дадзай сразу же припомнил пару историй, чтобы доказать, что Накахара и жалость, особенно к нему, Осаму, — понятия несовместимые.
Сакуноске был не против их послушать, вот только голова у него была забита совсем другими мыслями, которые касались Анго. Он неосознанно кидал редкие взгляды на пустующее место за барной стойкой, захваченное Сенсеем. Странный кот, но умный, не поспоришь.
— Черт, — выдохнул юный член Портовой мафии, досадливо цокнув языком, — кажется, я немного перебрал.
— Раздражение от одних воспоминаний о Накахаре застило глаза? — впервые за вечер "рядовой" слегка улыбнулся, а парень отмахнулся, мол, хватит о нем. — Нормально себя чувствуешь?
— В целом да, но голова будто бы чугунная, — словно в доказательство своих слов шатен оперся подбородком о столешницу и сгорбился. — Не хочу никуда идти.
Он порылся в одном из карманов своего пиджака и положил на стол деньги за несколько стаканов виски. Одасаку сделал то же самое, оставаться одному в баре, если не считать персонал, он не горел желанием.
— Пошли, — младший по званию поднялся со своего места и неторопливо направился к выходу, чтобы товарищ смог его нагнать.
Уже спустя пару минут друзья шли по городу, который заботливо накрыла собой госпожа Ночь, вступившая в свои владения. Правда, несмотря на это, многие люди не спали. Кто-то доделывал взятую на дом работу, кто-то вступал на ночное дежурство, третьи же просто мучились от бессонницы и далее по списку. Город не желал спать, словно капризное дитя, которое пыталась убаюкать заботливая мать.
Между Осаму и Сакуноске чувствовалось напряжение. Оба пытались его сгладить рассказами о делах, но это выглядело столь нелепо, что они решили молча пройти оставшийся путь.
Да, эти двое беспокоились об Анго. Мысли метались от "он предатель" до "такого не может быть", хоть этот путь и был пройден множество раз. Они вновь и вновь мысленно прокручивали возможные теории и старались прийти к верному выводу, но тщетно.
— Спасибо, что проводил, Одасаку, — усталая улыбка коснулась губ юного мафиози, на что собеседник невольно ответил тем же. Друзья старались приободрить друг друга хотя бы так.
— Мне несложно. Спокойной ночи. Не забудь сменить бинты... — он хотел уж уйти, но ему не позволили забинтованные руки, легко сжавшие щеки и тянущие немного вниз. Одасаку поддался и немного наклонился к Дадзаю.
— Я знаю, что тебе тяжело сейчас. Нам обоим, — взгляд карих глаз был удивительно серьезен и трезв. Вряд ли кто-нибудь поверил бы, что их обладатель выпил несколько стаканов виски. — Знаю, что ты боишься одиночества и каково это. Не делай поспешных выводов насчет Анго, Одасаку. Все может оказаться сложнее, чем мы думаем, — он вздохнул, а взгляд стал отчасти мягче. — Хорошо?
— Хорошо. Я не могу ослушаться приказа, иначе меня убьют за неподчинение, — теплые пальцы легли на забинтованные запястья, а сам Ода криво улыбнулся. Ему и впрямь легче.
Если бы тусклый свет, льющийся из соседских окон, был ярче, то Одасаку смог бы увидеть едва заметный румянец на бледной щеке без бинтов, но к сожалению иль к радости этого не произошло. Зато ему удалось увидеть то, как взгляд Дадзая задержался на его губах и ощутить, что пальцы немного крепче обхватили лицо. Лишь мгновение, мимолетный порыв, маленькая трещина на маске мафиози, но Сакуноске запомнил это до мельчайших деталей. Блеск карих глаз, неуверенность в них, дрогнувшие губы, изогнутые в улыбке, движение кадыка от того, как нервно юноша сглотнул, прохладу пальцев. Все.
А затем он почувствовал, что его крепко обняли, прижали к себе, словно Ода разваливался на глазах, а Осаму старался удержать его целым.
Просто две минуты объятий в относительной тишине с человеком, которому можно доверить свою жизнь. Иногда это жизненно необходимо, но мафиози об этом никогда не скажут, естественно.
— Спокойной ночи, Одасаку, — Дадзай отстранился от него, глядя с какой-то неясной тоской, а затем скрылся за дверьми дома.
Оба тогда думали о той мимолетной слабости, которая впечаталась в память на всю оставшуюся жизнь, так же, как и о том, "
что было бы если"?...
Оба думали, что еще успеют это выяснить.
Вот только у судьбы на них другие планы.
***
«
Ты сказал, что мог бы найти причину жить в этом мире кровопролитий и насилия», — Дадзай хотел заставить его замолчать, чтобы он не тратил последние силы на разговоры, но Ода продолжал, будто не слыша. — «
Ты не найдешь. И ты это уже знаешь. Будь ты на стороне тех, кто убивает или спасает — ничего сверх твоего ожидания не произойдет. Ничто в этом мире не может заполнить пустоту внутри. Ты вечно будешь скитаться во тьме».
Осаму чувствовал себя маленьким беззащитным ребенком, видя, как жизнь покидает тело лучшего друга. Он был бесполезен в этой ситуации, даже учитывая его умения и потенциал.
Неполноценный.
«
Будь с теми, кто спасает людей. Если везде одно и то же, стань хорошим человеком. Спасай слабых и защищай сирот. Я знаю, ни добро, ни зло ничего для тебя не значат, но это, возможно, сделает тебя хоть немного лучше», — взгляд Одасаку был непривычно мягким и теплым. Даже на смертном одре, черт возьми, он пытался помочь Дадзаю. Хотел его спасти.
«
Почему ты так уверен в этом, Одасаку?»
«
Я просто знаю. Знаю лучше остальных. Потому что... я твой друг», — все еще теплые пальцы крепко держались за бинты, будто так он сможет удержаться за собственную жизнь и побыть с другом чуть дольше.
«Люди живут для того, чтобы спасать самих себя. Как же... верно...»
Последнее, что успел увидеть Одасаку – карие глаза, которые смотрели на него без упрека, с напускным спокойствием, но столь искренней тоской, что у него не оставалось сомнений. Он правда был значимой частью чьей-то жизни, он сможет жить дальше в сердце этого человека.
***
Мужчина в светло-бежевом плаще стоял и вспоминал последние слова самого дорогого для него человека, который преподал ему наиболее важные уроки в жизни. Он бы мог еще многому научить, но, к сожалению, не успел.
— Хорошие люди всегда уходят рано, верно, Одасаку? – внезапно нарушил гробовую тишину Дадзай, присев перед могилой товарища и коснувшись надгробной плиты худыми пальцами. – Ты в очередной раз оказался прав. Значит, мне придется еще долго жить, либо же удвоить усилия в поиске девушки для двойного самоубийства.
Он положил на могилу скромный букет, а после горько улыбнулся, выпрямился и закурил. Впервые за последний год.
— Надеюсь, что ты не злишься на меня за то, что я взял пару твоих вещей, — на этих словах он запрокинул голову, а затем достал коробок спичек. Старый, немного потрепанный, но на удивление хорошо сохранившийся, заметно, что его берегли.
Осаму вытянул руку с коробком вперед и посмотрел на своеобразную «реликвию», щурясь от солнечного света. До него долетали голоса людей, шум моря, гудение проезжавших где-то машин, но ничто из этого не могло выдернуть его из ностальгической задумчивости, в которую он нырнул с головой.
От воспоминаний щемило сердце, а если бы хоть кто-нибудь окликнул Дадзая, то он вряд ли бы услышал или ответил на зов, намеренно проигнорировав. Негоже, чтобы его дрожащий голос слышали – авторитет будет подорван.
— С годовщиной, Одасаку, — детектив вновь бросил взгляд на аккуратную могилку перед тем, как покинуть ее. Дышать стало тяжелее из-за кома в горле, а моргать пришлось чаще, чтобы зрение прояснилось. Даже бывший мафиози-эспер имеет право на человечность, разве нет?
Внезапный порыв ветра ласково растрепал темно-каштановые волосы и напомнил мужчине, что пора двигаться дальше, без сожалений. Именно так его учили поступать, но в этот раз он отступился от этого негласного правила.
Он будет сожалеть о своей сдержанности тем вечером. О том, что не смог убедить Сакуноске не идти на верную гибель, если его вообще было возможно переубедить.
Он навсегда запомнит удаляющуюся спину друга и его кровь на своих руках.
Зато он выполнил свое обещание – был с ним до конца. Не это ли значит быть «
другом»?
